XIV Фарсала

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XIV

Фарсала

Нищета в Италии. — Смерть Куриона в Африке. — Цезарь после испанских побед. — Возвращение Цезаря в Рим. — Первая диктатура Цезаря. — Цезарь и вопрос о долгах. — Отъезд Цезаря из Брундизия. — Цезарь и Помпей при Ance. — Новые попытки мира. — Лагерь Помпея. — Прибытие подкреплений к Цезарю. — Безрассудство Цезаря и благоразумие Помпея. — Поражение Цезаря в битве при Диррахии. — Критическое положение Цезаря. — Фарсала.

Финансовый кризис в Италии

Для Лепида и для остатков сената в Риме диктатура Цезаря была, может быть, единственным способом избавиться от свалившейся на них громадной ответственности. С тех пор как Цезарь покинул Рим, Италия впала в страшную нищету. Приостановка публичных платежей, узаконенная сенатом одновременно с введением военного положения; истощение опустошенного Цезарем казначейства, в которое Помпей не вносил более азиатских налогов; перерыв в общественных работах; внезапный отъезд большого числа лиц, покинувших Италию, мобилизация всех кораблей для перевозки солдат и съестных припасов; заем крупных сумм, которые Помпей собрал в италийских храмах; набор массы молодежи; перерыв в избирательной и политической борьбе — все это вызвало один из самых тяжелых экономических кризисов. Хлеб сделался редкостью, никто не хотел давать взаймы.[647]Должники, до сих пор в срок платившие свои долги или проценты (при помощи новых долгов), не находили, у кого бы можно было занять. Отцы не были более в состоянии платить приданое, обещанное дочерям, а разведенные мужья лишены были возможности возвратить его целиком. В Риме и во всей Италии владельцы домов не могли побудить нанимателей к уплате денег за снятые помещения. Кредиторы и должники хватали друг друга за горло, и многие были принуждены продавать все, что имели, если находили покупателя. Было большое предложение и малый спрос, и все падало в цене: золотые и серебряные изделия, драгоценности, ткани, мебель, земли, дома. Декрет сената, понизивший в 51 году проценты, принес очень слабое облегчение, потому что многие люди, находясь в страшной нужде, продолжали делать долги, принимая условия, предъявляемые капиталистами, и не рассчитывая на этот декрет, за соблюдением которого никто, впрочем, и не наблюдал. Таким образом, важный вопрос о долгах становился самым больным местом.[648]Лепид, не будучи энергичным и влиятельным человеком, быстро и охотно переложил с себя на Цезаря всю ответственность правления.

Иллирия и Африка потеряны Цезарем

К несчастью, Цезарь поспешно возвращавшийся в это время в Италию, находился лицом к лицу с большими затруднениями. Несмотря на его успехи в Испании, конечно, улучшавшие его положение, опасности были еще многочисленны, а столкновение партий — далеким от окончательного разрешения. Судьба его могла еще измениться. Потеряв надежду на помощь из Испании, Массалия сдалась, и ее сдача принесла Цезарю крупные денежные суммы;[649]но в Африке и в Иллирии партия Цезаря понесла две большие потери. Курион, действовавший в Африке всего с двумя легионами, хотя Цезарь послал ему два других,[650]дорого заплатил за свое безрассудство. Он без труда разбил Акция Вара, несчастного пиценского генерала, бежавшего в Африку для набора там маленькой армии, но попал в засаду, организованную другом Помпея царем нумидийцев Юбой, был окружен и убит. Только немногие солдаты его маленькой армии смогли вернуться в Италию.[651]Со своей стороны Долабелла, отправленный с частью флота для завоевания Иллирии, был разбит Октавием и Л. Скрибонием Либоном. Антоний напрасно послал ему на помощь флот под начальством Гортензия и три легиона, бывшие гарнизоном приморских городов под начальством Саллюстия, Базила и своего брата Гая. Эти подкрепления были разбиты, а Гай вместе с 15 когортами даже попал в плен.[652]Иллирия и Африка остались, таким образом, во власти неприятеля. Помощь, которую оказали Цезарю два легиона Варрона и рекруты, перешедшие к нему из армий Афрания и Петрея, была сведена на нет более важными потерями, и что было еще тяжелее — часть его флота была уничтожена в тот момент, когда морской путь был единственной дорогой Цезаря для ведения войны на Востоке, так как поражение, нанесенное в Иллирии, закрывало для него сухопутную дорогу в Македонию.

Трудности восточной кампании

Впрочем, трудность переброски войск по суше или по морю была меньше других трудностей, связанных с новой войной. Помпей собрал около 50000 человек, Цезарь же мог противопоставить ему всего двенадцать легионов, которые были так стары, так утомлены, что шесть из них, возвращавшиеся из Испании форсированным маршем, оставляли больных по всему своему пути;[653]общее число его солдат с учетом потерь не превышало 25 000 человек.[654]Кроме того, Эпир, Македония и Греция были бедными странами, где даже малочисленная армия не могла оставаться долго, если ей не подвозили морем хлеб из Египта, Сардинии, Сицилии, Херсонеса. Господствовавший на море враг, конечно, захватывал бы корабли, нагруженные хлебом, и Цезарь попал бы в такое же отчаянное положение, в каком оказался Сулла во время своей войны против Митридата. Хуже всего было то, что у Цезаря не было денег, а война обещала быть очень дорогой. Почти все деньги из казначейства и Галлии были уже израсходованы в Испании на подкуп населения. При таких условиях Цезарю приходилось с беспокойством спрашивать себя, последуют ли за ним в этом последнем и столь опасном предприятии до сих пор верные ему солдаты. Один легион уже возмутился в Плацентии и отказался идти далее, если не получит вознаграждения, обещанного в Брундизии. Это возмущение так обеспокоило Цезаря, что он угрожал казнить каждого десятого человека из мятежного легиона и только по просьбе офицеров приказал казнить лишь двенадцать солдат, выбранных якобы по жребию, в действительности же, как по крайней мере говорили, указанных центурионами в качестве зачинщиков.[655]

Новый план кампании

Когда Цезарь прибыл в Рим в конце ноября,[656]самые влиятельные люди его партии и его тесть старались побудить его отправить к Помпею послов для переговоров о мире.[657]Цезарь очень охотно сделал бы это, если бы питал хоть какую-нибудь надежду на успех. Но так как он прекрасно знал, что это заставит его только потерять время, и, желая поскорее покончить с войной, он принял другой, очень остроумный план, который, не лишенный шанса на мир, как бы мал он ни был, устранял опасность слишком долгой войны. Он двинул к Брундизию двенадцать легионов вместе со всеми кораблями, собранными в портах Италии, и военным снаряжением якобы для того, чтобы начать весной экспедицию. Он заставил избрать себя консулом на 48 год. Потом, в начале года он смог бы вступить в провинцию уже в качестве законного представителя республики, оставить в Италии гарнизон из галльских и испанских всадников, погрузить на корабли всех своих солдат без рабов и с минимальным военным снаряжением (чтобы можно было высадиться в любой бухте) и рискнуть переправиться через море зимой, в тот момент, когда менее всего его ожидали бы.[658]Только тогда, но прежде чем его враг очнется от оцепенения, вызванного его появлением в Эпире, он предложит мир в качестве законного консула, а в случае отказа от соглашения немедленно начнет враждебные действия.

Одиннадцать дней в Риме

Но раньше, чем отправиться на войну, он оставался одиннадцать дней в Риме, где ему нужно было закончить много дел.[659]Эти дни были, возможно, самыми значимыми в его столь деятельной жизни. Он председательствовал в комициях, результаты которых, естественно, были благоприятны для его партии: он был избран консулом вместе с Публием Сервилием Ватией, сыном Сервилия Исаврийского. Целий, Требоний, Квинт Педий, сын одной из его племянниц, и, может быть, Гай Вибий Панса[660]были избраны преторами. Цезарь председательствовал также на латинских празднествах (feriae latinae). Он предложил народу через различных магистратов возвращение многих обвиненных на основании законов Помпея в 52-м и последующих годах, в том числе Габиния, но не Милона.[661]Он заставил утвердить закон, дававший право гражданства всей Цизальпинской Галлии,[662]и занялся также вопросом о долгах, ставшим слишком острым.

Долговой вопрос

Принятые Цезарем меры очень отличались от тех, которых страшились богатые классы. Последние обвиняли его со времени перехода через Рубикон в желании принести в Италию кассацию долгов;[663]и хотя сами были в долгах, в большинстве противились этой кассации: из страха перед потрясением, которое явится ее результатом; из ненависти к народной партии; из того абстрактного чувства справедливости, которое часто бывает так живо у образованных людей и делает их столь враждебными к революционным нововведениям.[664]Цезарь ограничился подражанием мерам, принимавшимся в подобных обстоятельствах греческими городами[665]и подобным тем, к которым прибегнул в Киликии Цицерон, которого современные поклонники Цезаря обвиняют, однако, при этом в глупости. Это была действительно остроумная и бесполезная сделка: должникам было позволено платить долги своим имуществом, но это имущество должно было цениться не по настоящей стоимости, которая была очень низка, а по стоимости, которую оно имело до междоусобной войны. Когда кредиторы и должники не приходили к соглашению об этой стоимости, для рассмотрения дела назначались посредники. Уже уплаченные проценты вычитались из капитала.[666]Кажется, что Цезарь для избежания дебатов и протестов в комициях издал эти распоряжения собственной властью как диктатор.[667]Чтобы увеличить оборотную силу капитала, он восстановил старый забытый закон, запрещавший иметь у себя более 60000 сестерциев золотом и серебром,[668]и сделал, наконец, последнюю уступку общественному мнению, сложив с себя через одиннадцать дней звание диктатора, которое для него было бесполезным после выборов и одно название которого было слишком ненавистно со времен Суллы. Потом он покинул Рим, приветствуемый народом, ухватившимся за удобный случай, чтобы провести демонстрации в пользу мира,[669]на который все еще надеялся.

Цезарь переплывает через Адриатическое море

Цезарь, однако, решил ускорить события. Хотя собранные корабли могли взять лишь немногим более половины солдат и было очень опасно предпринимать переправу дважды, он все же не хотел больше ждать. В декабре он неожиданно прибыл в Брундизии, собрал селдат, объяснил им свой план и дал новые, еще более заманчивые обещания. Потом он приказал 15000 человек грузиться на корабли без хлеба, без рабов, без вьючных животных и лишь с небольшим багажом, который легионарии носили подвешенным к концу копья. Других солдат он поручил Габинию, Фуфию Калену и Антонию с приказом сажать их на корабли, как только последние возвратятся, и 4 января 48 года[670]двинулся вперед по Адриатическому морю. Он вез с собой молодого Азиния Поллиона и имел в качестве генералов Гнея Домиция Калвина, Публия Ватиния, Публия Суллу, несчастного консула 65 года, Луция Кассия и Гая Кальвизия Сабина. Цезарь не ошибся: его высадки ожидали не ранее весны. Бибул дремал со своим флотом и узнал об отплытии врага из Брундизия только тогда, когда Цезарь и его армия уже высадились в небольшом уединенном заливе возле Орика.

Новые усилия сохранить мир

Как только Цезарь ступил на землю, он снова отправил посла предложить[671]мир Помпею, который в этот момент вел своих солдат из Македонии в Диррахий (совр. Durazzo) на зимние квартиры. Одновременно Цезарь старался овладеть всем побережьем до Диррахия, самого важного порта этой области. Продолжая вести свою обычную двойную игру — примирения и наступления, он старался не пренебрегать никакой возможностью мира и в то же время занять обширную страну и несколько городов, откуда он мог получать не только хлеб, но и вьючных животных, кожу, дерево, железо и оружие. Он легко взял Орик, потом Аполлонию, где маленькие гарнизоны Помпея пали духом из-за враждебности населения, которое объявило себя лояльным к завоевателю не потому, что это был Цезарь, а потому, что он был законным консулом.[672]Однако в своих планах взять Диррахий Цезарь потерпел неудачу. Помпей, узнав по дороге о его высадке и легко разгадав его намерения, повел свою армию форсированным маршем, чтобы прибыть раньше его к Диррахию. Цезарь остановился тогда и расположился лагерем на берегу Анса, маленькой реки, протекавшей к югу от Диррахия, ожидая там результатов своего маневра и ответа на свое предложение о мире. Помпей со своей армией занимал другой берег реки.

Новые планы Цезаря

Цезарь не ошибся, считая мир маловероятным. Действительно, как только в лагере Помпея оправились от смятения, вызванного поспешным маршем Цезаря, друзья Помпея — Лукцей, Феофан из Митилены и Либон — передали ему предложения, принесенные послом Цезаря. Но Помпей немедленно отклонил их, сделав заявление, не допускавшее возражений: «Я не могу вернуться в Италию по милости Цезаря».[673]Положение Цезаря стало очень опасным. Бибул, который однажды был захвачен врасплох, послал Либона с пятьюдесятью кораблями блокировать гавань Брундизия и, несмотря на холод и бури, тщательно следил за морем. Оставленное Цезарем в Италии войско не могло переправиться; Цезарь оказался изолированным с 15 000 человек против врага, превышавшего его почти втрое. Мог ли Помпей заключить мир, когда Цезарь, безрассудно переправившийся из Италии со столь малыми силами, находился почти в его власти? Эффект его внезапного появления, на который он надеялся, не был достигнут. Цезарю оставалось только разместить своих солдат на зимовку в палатках и ожидать, когда окажутся в состоянии прийти из Брундизия другие его легионы, если только противник вообще позволит им прийти. Он должен был стараться овладеть страной, лежавшей позади него: повсюду проводить разведки в поисках хлеба; надзирать за побережьем, чтобы препятствовать флоту Бибула запасаться пресной водой и принудить его таким образом к долгим и частым маршрутам к Коркире, во время которых кораблям Цезаря легко было бы проскользнуть из Брундизия между крейсирующими эскадрами противника. Пресная вода была для флота в древности тем же, чем для него является в настоящее время уголь, тем, что привязывает его к определенным точкам твердой земли.

Помпей и его лагерь

Неужели Помпей не воспользуется своим численным превосходством, чтобы принудить врага к битве? Таков был вопрос многих лиц в его лагере. Но Помпей не имел неутомимого нервного упорства своего противника. Он довольно быстро ослабевал от у стал остей и тревог, всегда сопровождающих междоусобные войны, где достаточно одного поражения, чтобы быть покинутым своими сторонниками и солдатами. Приступ энергии, который он испытал в момент отъезда из Италии, продолжался недолго. Скоро в нем снова проявились недостатки его аристократической натуры — нерешительность и медлительность. При отсутствии энергичного руководства страшный беспорядок царствовал в его лагере, наполненном молодыми и старыми знатными италийскими сенаторами и всадниками, восточными царями, начальниками варваров. Римские вельможи, утомленные лишениями и денежными затруднениями, в которых они часто находились после того, как отдали взаймы Помпею[674]все, что могли собрать, горели нетерпением возвратиться в Италию. Они сопровождали свои жалобы угрозами мести и проектами конфискаций, которые устрашали Цицерона.[675]Они с подозрением смотрели друг на друга, ссорились на почве смешного самолюбия и с утра до вечера обвиняли друг друга в измене.[676]Не было никого, вплоть до Афрания и Цицерона, кого не принимали бы в лагере с недоверием и почти презрением; самому Аттику, оставшемуся в Риме, угрожали преследованиями, как если бы он был перебежчиком.[677]Занимавшиеся подобно Бруту[678]вместо войны наукой в своих палатках были еще не столь опасны. Полководец, так хорошо руководивший войной против Митридата, находился в смятении среди этой суматохи. Его обычная нерешительность увеличилась до такой степени, что, точно охваченный безумием сомнений, он был неспособен принять никакого энергичного решения. Он постоянно предпочитал ожидать, откладывать, терпеть. Таким образом, вместо того чтобы постоянно быть на виду, он держался в стороне от толпы своих сторонников. Он сообщал свои планы и принимал советы только некоторых близких друзей. Он лишь старался воспрепятствовать прибытию подкреплений Цезаря, продолжал приучать к войне свою армию и, поспешно вызвав из Азии Сципиона, вместо немедленного нападения на Цезаря предпочитал ждать того времени, когда голод ослабит неприятельскую армию и ее легче будет уничтожить.

Цезарь и подкрепления

Неделя проходила за неделей, а Помпей все не предпринимал ничего решительного. Съестных припасов в лагере Цезаря становилось все меньше, а из Италии не приходило ни известий, ни подкреплений. Цезарь начинал беспокоиться. Он потерпел неудачу в своем замысле захватить врага врасплох. Мир, с другой стороны, был невозможен, а снабжение продовольствием не было обеспечено. Чтобы выйти из такого положения, нужны были немедленное прибытие десяти тысяч солдат, оставленных в Италии, и победа. Но окажутся ли в состоянии переправиться через море Габиний, Антоний и Кален? И если да, то когда это им удастся? К счастью Цезаря, в это время умер Бибул. Помпей, все еще нерешительный, не назначил никого на его место, и флот разделился на много мелких эскадр, оперировавших каждая отдельно в различных частях Адриатического моря. Бдительность уменьшилась, приближалась весна, часто дули благоприятные ветры; однако три генерала так страшились переправы через Адриатическое море, охраняемое помпеянским флотом, что не осмеливались грузиться на корабли.[679]Цезарь, все более и более беспокоясь, начинал бояться измены и писал суровые письма Калену и Антонию; говорили даже, что однажды он пытался сам отправиться на небольшом судне в Брундизии.[680]

Антоний присоединяется к Цезарю

Побуждаемые этими многократными призывами три генерала наконец разделились. Габиний с пятнадцатью когортами решил попытаться пройти сухим путем через Иллирию[681]и присоединиться к Цезарю в Эпире; Кален и Антоний двинулись морем. И однажды обе враждующие армии, стоявшие лагерем друг против друга на берегу Диррахийского залива, увидали, что появился подгоняемый тихим ветром к северу многочисленный флот. Все тотчас вышли из оцепенения, в котором находились много месяцев, побежали к берегу и скоро узнали, что это был флот Антония. Адмирал Помпея Колоний, который командовал флотом, стоявшим на якоре в гавани Диррахия, вышел из нее со своими кораблями, и обе эскадры скоро скрылись в северном направлении. В обоих лагерях разъезды отправлялись за известиями; солдаты скоро были под оружием и готовы были выступить. Цезарь несколько часов должен был испытывать очень сильное беспокойство! Его участь в этот день зависела от ветра. Но скоро он узнал, что благодаря счастливому изменению ветра Антоний смог высадить свои четыре легиона почти без потерь в небольшом заливе возле Лисса (совр. Alessio). Помпей и Цезарь тотчас направились разными дорогами к этому месту с частью своих армий: Помпей — чтобы разбить Антония до соединения его с Цезарем, а Цезарь — чтобы соединиться с ним и благополучно возвратиться в лагерь с подкреплениями. Цезарь превзошел Помпея в быстроте, соединился с Антонием; Помпей вынужден был отступить к югу от Диррахия и расположить свои войска лагерем у Аспарагия.

Восстание Целия

Однако Антоний и Кален принесли Цезарю очень дурные известия. Вопрос о долгах, который Цезарь считал решенным своими остроумными распоряжениями, немедленно после его отъезда обострился более чем когда-либо и был готов возбудить в самой его партии междоусобную войну. Целий, друг Цицерона и сын путеоланского банкира, прежний консерватор, соперник Катулла в его любви к Клодии, теснимый долгами и честолюбием, предложил два закона. По одному — съемщики не должны были платить за наем за все прожитое время, а другой закон просто отменял все сделанные до сих пор долги. Консул и Требоний воспротивились этому, в результате последовали беспорядки. Вернувшийся из Массалии Милон по соглашению с Целием набрал в Южной Италии банды гладиаторов и рабов и старался вызвать восстание. Однако и тот, и другой были побеждены и убиты галльскими и испанскими всадниками, оставленными Цезарем для охраны Италии.[682]

Цезарь заставляет Помпея отступить

Цезарь все более желал поскорее окончить войну, как будто назначенную судьбой для того, чтобы преувеличить достоинства обоих соперников до такой степени, чтобы эти достоинства превратились в недостатки. Благоразумный Помпей кончил тем, что был охвачен настоящей манией сомнений, тогда как отважный Цезарь позволил увлечь себя необычайной экзальтации, граничившей почти с бредом. Он послал Л. Кассия со вновь набранным легионом в Фессалию, Гая Кальвизия Сабина с пятью когортами — в Этолию, Гнея Домиция Кальвина с двумя легионами — в Македонию. Все они имели поручение позаботиться о доставке хлеба и идти навстречу Сципиону, который в это время шел через Малую Азию, собирая повсюду деньги и присваивая себе даже значительные вклады, лежавшие в храмах. Затем Цезарь сблизился с Помпеем и несколько раз безуспешно навязывал ему сражение. Насколько Цезарь спешил сразиться, настолько же упорно тянул время постоянно нерешительный Помпей. Цезарь попытался тогда выманить неприятеля из лагеря, ловко и быстро вклинившись между ним и Диррахием, где у Помпея были свои магазины. Но Помпей опять отказался от битвы; он довольствовался тем, что передвинул немного свой лагерь, разместившись в местности, называемой Петра, на холмах Диррахийского залива так, чтобы можно было достичь берега, и сообщался с городом морским путем.

Осада Диррахия

Цезарь не мог более сдерживать нетерпения. Со времени своего успеха под Алезией он имел более доверия к кирке, чем к мечу, и решил запереть неприятеля между огромной насыпью и морем, надеясь заставить его таким образом сделать вылазку. Его войска начали копать и насыпать землю. Солдаты Помпея противодействовали, строя вал с башнями, подобный валу Цезаря. И скоро вокруг этих насыпей начались постоянные стычки и нападения. Цезарь мучил армию Помпея, лишая ее воды, препятствуя ей посылать лошадей на пастбище, тревожа ее и загнав в тесный угол, где не замедлили разразиться эпидемии. Но, несмотря на это, Помпей, вместо того чтобы выйти из лагеря и дать битву, погрузил на корабли свою кавалерию и отослал ее в Диррахий, стараясь уменьшить этим пассивным сопротивлением преимущество Цезаря. В Эпире и в Македонии не оставалось больше прошлогоднего хлеба; флот Помпея препятствовал подвозу продовольствия морем своими четырьмя эскадрами, состоявшими под начальством Гая Кассия, Гнея Помпея, Марка Октавия и Децима Лелия. Солдаты Цезаря скоро были вынуждены питаться кореньями. Весь римский мир устремил свои беспокойные взоры на этот угол Эпира, где без битвы велась такая ожесточенная и ужасная война упрямства. Который из двух противников окажется в силах сопротивляться дольше? Армия Цезаря скоро оказалась в столь критическом положении, что он снова тайно просил Сципиона вмешаться для заключения мира. Однако одна из обычных стычек около укреплений случайно превратилась в настоящую битву, в которой солдаты Цезаря, истощенные усталостью и голодом, были побеждены. Цезарь оставил на месте тысячу убитых и потерял тридцать два знамени.[683]

Цезарь отступает в Фессалию

Эта первая битва могла бы оказаться для Цезаря окончательным поражением, если бы Помпей тотчас двинул всю свою армию на врага. Но постоянно колебавшийся Помпей не хотел слишком рисковать и, удовлетворившись этой победой, отвел в лагерь свои победоносные когорты. Это все же было очень серьезным ударом для Цезаря, потому что многие говорили себе, что ловкости, которую он выказал в войнах против варваров, недостаточно при таком противнике, как этот старый полководец, собравший столько лавров, начиная от междоусобных войн Суллы до взятия Иерусалима. В довершение несчастья Габиний также потерпел неудачу в своей экспедиции. Потеряв по дороге много солдат в битвах с иллирийскими варварами, ему удалось спасти Салоны, осажденные М. Октавием, но он смертельно заболел, после его кончины остатки его маленькой армии рассеялись.[684]Горе Цезарю, если бы поколебались доверие, которое питали к нему его солдаты, и их надежда на будущее вознаграждение! В действительности это поражение под Диррахием принесло ему большую пользу: оно избавило его от экзальтации, сняло нетерпение, в каком он давно находился, и заставило его прекратить эту странную осаду, чтобы отвести свою армию в менее изолированную область и соединиться там с Домицием Кальвином и Луцием Кассием, сражавшимися в Македонии против Сципиона. Через несколько дней после поражения, ободрив своих солдат новыми обещаниями, он начал отступление. Раненых он оставил в Аполлонии под охраной четырех когорт и в конце июля направился в Фессалию. Если бы Помпей немедленно бросился преследовать врага, он мог бы нагнать его и уничтожить. Но, как всегда, Помпей колебался и выжидал, а вокруг него сталкивались самые различные мнения. Одни хотели немедленно идти на Цезаря, другие — вернуться в Италию, иные, наконец, предлагали держаться тактики, какой следовали до сих пор.[685]Помпей кончил тем, что решился, оставив Катона и Цицерона в Диррахий с пятнадцатью когортами для охраны имущества армии, медленно следовать за неприятелем, надеясь уничтожить его голодом даже после соединения с армией Кальвина.

Битва при ?ареале

Участь Цезаря зависела теперь от терпения его врагов. Но римские вельможи, опьяненные победой при Диррахий и желавшие поскорее возвратиться в Рим, начали протестовать, когда обе армии сблизились на Фарсальской равнине и Помпей соединился со Сципионом. Они боялись, что снова начинается та же скучная война, какую они вели шесть месяцев и которая состояла в том, чтобы постоянно избегать сражения. Неужели Помпей до такой степени состарился, что не осмеливается напасть на уже побежденного неприятеля, силы которого были почти вдвое меньше?[686]Пустили в ход советы, протесты, жалобы, всевозможные средства, чтобы возбудить Помпея; утомленный и чувствовавший отвращение, он наконец позволил втянуть себя 9 августа[687]в битву на Фарсальской равнине. Он построил свои когорты в три линии, опираясь правым флангом на Энипей (совр. Чанирли-Су), а всю конницу поместил на левом крыле. Его план был таким: опрокинуть своей кавалерией уступавшую по численности кавалерию Цезаря и двинуть затем ее на правый фланг врага. Цезарь тотчас же вывел свои восемьдесят когорт, которые у него оставались (две другие охраняли лагерь), и построил их в три линии. Но когда он увидел, что вся неприятельская конница собрана на левом крыле, он взял шесть когорт из третьей линии и, образовав из них четвертую, поместил ее на правом фланге позади кавалерии, чтобы помочь последней отразить стремительную атаку кавалерии Помпея. Командование над левым крылом он отдал Антонию, над центром — Кальвину, а над правым крылом — Публию Сулле. Сам он поместился справа, против Помпея и тотчас двинул две первые линии против неприятеля. Последний не дрогнул, а его кавалерия попыталась опрокинуть правое крыло Цезаря. Но кавалерия Цезаря, подкрепленная шестью когортами четвертой линии, также не поколебалась. Потом мало-помалу она выиграла пространство, из обороны перешла в нападение и кончила тем, что обратила в бегство неприятельскую конницу. Тогда шесть когорт четвертой линии, найдя дорогу свободной, опрокинули левое крыло армии Помпея и стали угрожать ее тылу. Цезарь немедленно воспользовался благоприятным моментом: он дал сигнал к отступлению двум первым, уже утомленным, линиям и двинул против когорт Помпея третью линию, еще свежую. Армия Помпея не могла более сохранять свои позиции. Военачальник, обладающий хладнокровием, тотчас, сохраняя порядок и не переставая сражаться, начал бы отступать в лагерь, в эту большую крепость, которую римская армия всегда имела за собой. Но то был Помпей, а не Цезарь, и когда он увидел, что крыло, которым он командовал, подвергается нападению с тыла, а вся армия атакована с фронта, он потерял голову, бросил командование и почти один бежал в лагерь, крича солдатам, чтобы они старались хорошо его защищать. Когорты, предоставленные, таким образом, самим себе, не могли отступать в порядке, и началась паника. Цезарь двинулся на штурм лагеря, ворота которого, плохо защищенные, не замедлили уступить его натиску. Помпей, удалившийся в свою палатку, поднялся, услыша крики, возвещавшие о приближении неприятелей. Он вскочил на лошадь и с несколькими друзьями через противоположные ворота галопом ускакал по дороге в Лариссу. Утомленный старик не сумел оказать сопротивления при первом случае, представившемся ему со времени кампании против Митридата. Потеряв лагерь, армия Помпея распалась. Несколько когорт отступили со своими офицерами по дороге в Лариссу, другие бежали куда придется в горы. Потери Цезаря были незначительны, хотя Цезарь, может быть, их преуменьшает.[688]В числе павших был Луций Домиций Агенобарб. Ужасное столкновение, от которого, по общему мнению, зависела судьба мира, было кратковременной и не столь кровопролитной битвой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.