24 апреля 1937 года

24 апреля 1937 года

Ежов придавал большое значение сегодняшнему совещанию наркомов республиканских НКВД, полномочных представителей краевых НКВД и областных управлений и тщательно готовился к своему выступлению.

Несколько дней назад его вызвал Сталин и в ходе трехчасовой беседы выразил неудовлетворение теми темпами, которыми НКВД искореняет правотроцкистскую нечисть. Хозяин сказал Ежову, что арест Ягоды и его сообщников — Прокофьева, Молчанова, Миронова, Паукера, Островского и других заговорщиков — не изменил коренным образом положение дел в НКВД и не поставил на должную основу борьбу с врагами народа. Троцкистско-бухаринский прихвостень Ягода за долгие годы работы в органах госбезопасности успел повсюду насадить своих людей, которые продолжают войну против партии и вредительски тормозят чистку ее рядов от шпионов и диверсантов. Перед Ежовым была поставлена задача срочно исправить положение, и он взялся за это с большим рвением.

В тот же день он созвал у себя совещание, пригласив на него своих заместителей Фриновского и Курского, бывшего до этого начальником секретно-политического отдела, начальника оперативного отдела Николаева-Журида и начальника отдела кадров Литвина. Это были его самые доверенные люди, других он не решился детально вводить в курс дела.

Тогда все поддержали предложение Ежова направить на места разнарядки по арестам врагов народа. Фриновский даже заметил, что это — мудрое предложение, без которого невозможно извести троцкистскую нечисть. Вот только Ежову показалось, что Курский как-то сразу загрустил после этого.

Курский со знанием дела руководил ключевым в НКВД секретно-политическим отделом, занимался борьбой с политическими противниками Советской власти. Ежов назначил его на эту должность вскоре после того, как стал наркомом. А после ареста мерзавца Паукера Ежов доверил Курскому охрану партийного и государственного руководства, временно сделав его начальником 1-го отдела и одновременно своим заместителем. И тогда сказал Курскому, что тот скоро вернется на прежнее место и займется борьбой с врагами народа, располагая еще и правами заместителя наркома. Но, видимо, Владимира Михайловича мало устраивала такая перспектива, ведь всеми предстоящими разнарядками должен будет заниматься он. А это — истребление людей в соответствии с заранее утвержденным планом. Такое Курский пока еще не мог воспринять.

Тогда Ежов не предполагал, что через два с половиной месяца Курский очень здорово подведет его. Во главе начальника секретно-политического отдела он пробудет всего около месяца и, окончательно потеряв душевное равновесие, 8 июля 1937 года пустит себе пулю в висок, создав почву для различных домыслов и предположений не в пользу его покровителя. Тем более, что за неделю до самоубийства Курского, по представлению Ежова, наградили орденом Ленина.

Ежов внимательно всматривался в зал. Около сотни человек в отглаженных, перетянутых портупеями гимнастерках, с ромбами на малиновых петлицах, с орденами и почетными знаками молча глядели на него, ожидая, когда он встанет из-за стола и обратится к ним.

Кто они, эти люди? Все ли они верят в идеалы революции и готовы, как он сам, отдать за них жизнь. Или это замаскировавшиеся враги, способные в любой момент вонзить нож в спину партии. Как же разобраться в этом? На добрую половину из них есть серьезные материалы, полученные главным образом от арестованных приспешников Ягоды. Можно ли теперь верить этим людям?

Вот с важным видом в первом ряду сидит нарком внутренних дел Украины Всеволод Аполлонович Балицкий, комиссар госбезопасности 1-го ранга. В партии с пятнадцатого года, в ЦК — с восемнадцатого. Был зампредом ОГПУ еще в начале тридцатых годов. А что же на самом деле — троцкист до мозга костей, польский шпион, хорошо замаскировавшийся враг. На него уже несколько человек дали показания. Но брать его сейчас было нельзя, можно вспугнуть сообщников. Лучше всего перевести его с Украины на другую должность, а потом вскорости и арестовать. А на Украине с его молодцами разделается уже новый нарком.

Недалеко от него сидит плотный мужчина с испитым лицом, то и дело вытирает пот с лица носовым платком. Это майор госбезопасности Сергей Иванович Лебедев, начальник УНКВД по Тульской области. В своих преступных связях с правотроцкистскими элементами запутался окончательно. Николаев-Журид, который как начальник оперативного отдела ведает выявлением врагов в чекистских рядах, недавно доложил Ежову материалы на Лебедева. Чего там только нет! Недели через две его арестуют. От таких, как этот тип, надо срочно избавляться.

А вот и Погребинский, комиссар госбезопасности 3-го ранга и начальник управления НКВД по Горьковской области. Сидит нервничает. Еще бы! Многолетний дружок Ягоды и Буланова. Почему же его еще не арестовали? Надо выяснить у Фриновского.

Рядом с ним сидит старший майор госбезопасности Александр Иванович Успенский. Хороший парень. Ежов любит его и иногда называет просто Сашей. Немного похож на церковного певчего, не зря учился в каком-то духовном училище. Но это его ничуть не испортило. Деловой, энергичный и преданный партии человек. Ему только тридцать пять лет. Но у него огромный опыт чекистской работы. Теперь он начальник УНКВД по Оренбургской области. Дает отличные показатели по работе с врагами народа.

То же самое можно сказать о начальнике УНКВД по Северо-Кавказскому краю комиссаре госбезопасности 3-го ранга Израиле Яковлевиче Дагине. Отлично работает. После совещания Ежов объявит ему о назначении на должность начальника УНКВД по Горьковской области вместо Погребинского. Там пора наводить порядок, сокрушать врагов народа.

Наконец Ежов поднялся и подошел к трибуне. Он решил, что его выступление должно ошеломить собравшихся, деморализовать врагов и воодушевить честных и преданных делу партии руководителей на еще более беспощадную борьбу с контрреволюцией. Он еще раз осмотрел зал и начал:

— Вы не смотрите, что я маленького роста. Руки у меня крепкие, сталинские. — Он сжал кулаки и протянул их вперед, как бы показывая собравшимся. — У меня хватит сил и энергии, чтобы покончить со всеми троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами и прочими террористами. И в первую очередь мы должны очистить наши ряды от вражеских элементов, которые, по имеющимся у меня сведениям, смазывают борьбу с врагами народа на местах. Мы не станем покрывать предателей. Предупреждаю, что буду сажать и расстреливать всех, невзирая на чины и ранги, кто посмеет тормозить дело борьбы с врагами народа.

Ежов почувствовал сердцебиение, он сильно разволновался. Нужно было отдохнуть, успокоиться, но он все же решил закончить выступление.

— У меня есть данные, что многие руководители настроены примиренчески к врагам народа и антипартийным элементам. А это значит, что они заодно с троцкистами и другими бандитами льют воду на их мельницу. Я доподлинно знаю, что в Горьковской области действуют около трех тысяч врагов народа, столько же в Омской. В дальневосточном крае только японских шпионов свыше семи тысяч, не говоря уже о других подрывных элементах. Не стану называть цифры по другим областям и краям, но предупреждаю, что врагов народа надо безжалостно искоренять из нашего общества, а тех, кто не станет делать этого, мы быстренько выведем на чистую воду и ликвидируем. Вы никогда не должны забывать, что я не только наркомвнудел, но и секретарь ЦК. Товарищ Сталин оказал мне доверие и представил все необходимые полномочия. Так что отсюда и сделайте для себя соответствующие выводы. Вот, что я вам хотел сказать.

Ежов вытер платком пот со лба и быстрым шагом вернулся за стол. Сидевший рядом с ним Фриновский, как бы в знак одобрения, кивнул и сказал:

— Хорошо ты их шуранул, с двурушниками иначе нельзя, других слов они не понимают.

Вдруг Ежов заметил, что со своего места поднялся начальник УНКВД по Омской области старший майор госбезопасности Эдуард Салынь, спокойный по характеру и даже немного флегматичный латыш, несколько лет проработавший вместе с Дзержинским и считавшийся его учеником. Ежов не считал, что Салынь враг народа, к тому же Салыня не любил Ягода и старался всячески препятствовать его продвижению по службе, а к таким людям Николай Иванович относился с некоторым доверием. Сегодня он решил немного подстегнуть Салыня, поскольку Омское управление тянулось в хвосте по разоблачению врагов народа. Сейчас Салынь, наверное, будет оправдываться, обязуется исправить положение. Это пошло бы на пользу другим, когда столь авторитетный человек признает свои ошибки и обязуется исправить положение.

— Заявляю со всей ответственностью, — спокойно и решительно сказал Салынь, — что в Омской области не имеется подобного количества врагов народа и троцкистов. И вообще считаю недопустимым заранее намечать количество людей, подлежащих аресту и расстрелу.

В зале воцарилась мертвая тишина, никто еще не успел осознать, что же на самом деле произошло. Ежов с полминуты не мог прийти в себя, стало давить в груди, он начал тяжело дышать.

— Вот первый враг, который сам себя выявил, арестуйте его немедленно! — прокричал Ежов и тут же сильно закашлялся. Он увидел, как к Салыню направляется Николаев-Журид и двое из внутренней охраны.

Фриновский налил ему воды, но тот, взяв стакан, сразу же расплескал ее на скатерть. Не переставая кашлять и прикрывая рот рукой, Ежов быстро вышел из зала.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.