5

5

В одном из выпусков мюнхенской «Фелькишер беобахтер» появился рисунок: Геббельс в наручниках. Рисунок сопровождала подпись: «Наш Доктор в кандалах».

Геббельса и в самом деле вызывали на допрос в департамент полиции, но его никогда не сажали под арест и не заковывали в наручники. Рисунок должен был послужить как бы прелюдией к новой главе в карьере Геббельса: он избрал себе ореол мученика.

Вскоре читатели национал-социалистических газет узнали, что жизнь гауляйтера Берлина «в опасности». Геббельс сам написал несколько прочувствованных статей, где рассказывал о себе от третьего лица.

«Внезапно доктор Геббельс спрыгнул с сиденья. «Стой, товарищ водитель, останови!» Машина остановилась. «В чем дело, Доктор?» – «Не знаю, но опасность рядом». Мы достали оружие и вышли из машины. Вокруг стояла тишина, не было видно ни души. Мы осмотрели машину. Колеса вроде в порядке. А это что такое? На заднем колесе не хватало четырех крепежных болтов из пяти. Ни стыда, ни совести! Вот на какие подлости идут евреи и их наймиты».

Берлин, как внушали читателям Геббельса, был «коммунистическим» городом, осиным гнездом подрывных элементов. Как-то раз он якобы навестил товарища в больнице и столкнулся там с коммунистами, которые грозились побить его камнями. И это в самом центре Берлина!

Это было прямое продолжение тех времен, когда юный Геббельс мечтал предстать в образе ветерана войны, затем диверсанта, рисковавшего жизнью в оккупированном Руре, и, наконец, пропагандиста нацизма, которому грозила смерть в мерзком Берлине. Геббельс опять лепил из себя героя. Возможно, это производило впечатление на его штурмовиков, но совершенно не трогало берлинцев. Его геройская поза казалась им шутовством, и они откровенно смеялись над ним.

Геббельс сознавал, насколько прагматичен средний берлинец, и знал, что его не растрогать нелепыми россказнями. «Берлин – это город, где люди тверды сердцем, как нигде в Германии. Стремительный ритм бетонного монстра закаляет их, делает бездушными и бесчувственными. Борьба за хлеб насущный здесь более жестока, чем в провинции»[22].

Эти слова выдавали его провинциальное происхождение и страхи маленького мальчика перед большим городом. Однако сильнее страха было в нем желание завоевать Берлин, он мог его оскорблять и презирать, но не мог не восхищаться. «Лишь прожив здесь годы, вы начинаете чувствовать, что он загадочен, как сфинкс. У Берлина и берлинцев репутация хуже, чем они того заслуживают… Берлин обладает несравненной интеллектуальной гибкостью. Он живой и деятельный, трудолюбивый и храбрый, несколько сентиментальный и полный здравого смысла, слегка насмешливый и очень разумный. Берлинцу по душе работа и по душе игра… Сотни различных сил раздирают его на части, и очень трудно найти надежную опору, чтобы не потерять рассудительность… Берлинец судит о политике единственно разумом, а не сердцем… Но разум подвержен тысячам соблазнов, в то время как сердце продолжает биться в едином ритме».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.