Глава 24 Сельское хозяйство – животноводство
Глава 24
Сельское хозяйство – животноводство
До сих пор я, описывая сельское хозяйство в Китае, уделял внимание лишь возделыванию земли и разнообразию культур, которые выращивают крестьяне. В этой главе с некоторыми отступлениями, которые, надеюсь, будут небезынтересны для читателя, я подробно расскажу о разновидностях домашнего скота, встречающихся в китайских крестьянских хозяйствах, и способы обращения с этими животными – больными и здоровыми.
На просторах равнин южных и центральных провинций привычное зрелище – пасущиеся буйволы. Это животное, которое натуралисты называют Bos bubalus, в высшей степени полезно китайским крестьянам, будучи в состоянии долго, напряженно и эффективно работать в упряжке. Такой буйвол темного цвета, с редкой и жесткой шерстью. Его длинные рога обращены назад, причем почти доходят до шеи и, сужаясь, закручиваются кверху. Сложение буйвола выдает большую физическую силу. Он отличается сильным характером и большой храбростью. Действительно, в Индии одна из забав туземных принцев – состязание между обученным буйволом и тигром, и, как говорят, победителем в сражении обычно бывает буйвол. Но дикий индийский буйвол арни – животное гораздо больших размеров, чем одомашненный буйвол китайского крестьянина. На самом деле породы буйволов, обитающих в разных частях Азии, настолько несхожи, что натуралистам пришлось признать существование нескольких их видов. Что касается породы буйволов, выращиваемой китайцами, то я обнаруживал значительное несходство между ее представителями. При этом физическая сила и размеры, которых они достигают, в значительной степени зависят от того, как их растят. Буйвол, получающий обильное питание, может стать прекрасным животным около шести футов в холке и примерно десять футов от носа до основания хвоста. Самый большой буйвол, виденный мной за долгое время пребывания в Китае, пасся на Золотом острове озера Дунтин в провинции Хунань. Во всем облике этого животного чувствуется что-то вероломное. Кажется, с особенным подозрением оно относится к европейцам: буйволы исподтишка бросают на иностранцев быстрые взгляды и иногда даже совершенно неожиданно нападают на них. Поскольку эти животные очень любят купаться, китайцы называют их шуй-ню, или водяная корова. Величайшее удовольствие для буйвола – погрузиться в глубокий пруд, затененный раскидистыми ветвями баньяна. Когда его согнутые рога видны над поверхностью воды, а могучее тело скрыто полностью, видны лишь глаза, иногда сонно закрытые, и ноздри; в такие минуты он, по-видимому, испытывает самое глубокое наслаждение. Мясо буйвола очень грубо, и обычно для еды его покупают бедняки.
Як, или хрюкающий бык, не используется в крестьянском хозяйстве, но о нем следует упомянуть как о вьючном животном. Его родина – горы, отделяющие труднодоступный Тибетский край от Бутана. Таким названием он обязан необычному голосу, которым выражает свои чувства, и особенно свое отношение к чересчур тяжкому грузу: як громко, заунывно, однообразно и продолжительно хрюкает. Как правило, эти животные бывают черными, но шерсть (особенно у более красивых пород), обильно растущая на лбу, шее, груди, горбу и хвосте, совершенно белая и очень длинная, особенно на хвосте, так что французы называют это животное Buffle queue de cheval{129}. Хвост доходит до земли и превращается в настоящий колтун от грязи, когда дороги раскисают. Поскольку он изобилует тонкими шелковистыми волосами, то очень ценится у маньчжуров и китайцев. Окрашенные в красный хвостовые волосы яка они используют для кисточек, которые прикрепляют к макушке летних шляп или шапочек. Кроме того, такими кисточками украшают знамена и щиты. Красная кисточка из хвостовых волос яка на рукоятке служит опахалом, которым отгоняют москитов и других насекомых, которых огромное множество в восточных странах. У турок эта кисточка на острие копья представляет собой одну из эмблем достоинства паши. Маньчжуры приручили яка, который дает много молока. Оно полезно и питательно. По-видимому, это животное не особенно подходит для упряжки, и поэтому его, по крайней мере в Китае, не запрягают, но часто используют как вьючных животных. К счастью, якам несложно преодолевать крутые и труднопроходимые дороги, поскольку они очень твердо держатся на ногах.
Хотя на равнинах южных провинций можно видеть стада пасущихся буйволов, в этих краях редко встречается радующее взор и обычное для Англии зрелище молочных коров на зеленых пастбищах. На юге Китая едва ли найдутся скотоводческие крестьянские хозяйства. Молочной коровой южно-китайского крестьянина, несмотря на то что он использует ее в упряжке, можно назвать корову горбатую, или зебровую. По размерам она схожа с самыми мелкими породами Северной Шотландии или острова Скай. Горб, или жировой нарост на холке, невелик, хотя иногда и может весить десять цзиней. Можно подумать, что этот горб и обвислый низкий подгрудок зебровой коровы придают ей неуклюжий и тяжеловесный вид, но компактность тела (особенно части за холкой), очертания ног и изящество головы делают ее весьма пропорционально сложенным животным. Обычно представители этой породы бывают желтого цвета, хотя встречается немало и черных. Рога загнуты назад, они короткие и закругляющиеся книзу, желтые у основания и белые у кончика. Эта порода непритязательна в еде, а мясо ее очень вкусно, но питаются им только иностранцы, живущие в Китае: самим китайцам государственные законы категорически запрещают убой животных, которые приносят такую пользу при возделывании земли. Человек, убивший тягловую корову или быка, подлежит наказанию: сто ударов палками и заключение в кашу или ношение шейной колодки в течение двух месяцев, если это первое преступление, и сотня ударов и пожизненная ссылка за пределы провинции за повторное преступление.
Здесь я позволю себе краткое отступление, чтобы рассказать об использовании молока в южных провинциях, сначала остановлюсь именно на провинции Гуандун. Здесь не пьют свежего молока, но было бы большой ошибкой предполагать, что местные жители вообще его не употребляют, – напротив, они высоко ценят кислое молоко этих коров, а также жирное молоко буйволиц. Вечерами и ночами, чаще всего в летний зной, они лакомятся кислым молоком с сахаром и уксусом, которое готовят у себя дома или в ресторанах под названием ню-най-пу, или буфеты коровьего молока. Многие полагают, что молоко, которым Авраам угостил ангелов в дубраве Мамре и которое Иаиль дала Сисаре, было приготовлено именно таким способом.
Хотя гуандунцы не пьют свежего коровьего молока, многие без колебания лакомятся женским молоком – это немощные пожилые мужчины и женщины, для поддержания здоровья которых недостаточно обычной диеты. В весьма популярной китайской книге, где перечислены двадцать четыре замечательных примера проявления сыновней почтительности, мы читаем о преданности некой дамы из семьи Тан своей свекрови (женщине дряхлой и беззубой): она недодавала своему ребенку необходимую пищу, чтобы в ее груди осталось еще немного молока для старушки. В этой книге есть иллюстрации, и одна из них как раз представляет старуху, сосущую грудь своей невестки. Мне приходилось видеть такие изображения и на фарфоровых чашках. Ученый врач и один из величайших филантропов, когда-либо живших в городе Кантоне, доктор Хобсон в одном из своих медицинских миссионерских докладов пишет: «Младенца, всего нескольких месяцев от роду передали китайской кормилице, поскольку мать оказалась не в состоянии продолжить кормление грудью. Поскольку с деньгами трудностей не было, для этой цели выбрали женщину, у которой было больше всего молока. В течение нескольких дней ребенок, казалось, чувствовал себя вполне хорошо. Но вскоре у него начались головные боли. Поскольку один ребенок год назад уже страдал от подобных симптомов, а впоследствии умер, родители забеспокоились. Они попросили меня зайти осмотреть больного. Я увидел на коленях у друга это дитя почти без чувств. У него были симптомы ложной водянки, так ясно описанные доктором Маршаллом Холлом и доктором Уотсоном. Я осмотрел кормилицу – молодую женщину цветущего вида. Ее грудь была полна молока, так что оно чуть не брызгало наружу. Я налил немного ее молока в чашку для осмотра. Оно было бледным и водянистым. Я начал разузнавать о причинах этого и обнаружил, что женщина имела обыкновение продавать чашечки со своим молоком старикам, убежденным в его высокой питательности, поэтому, несмотря на то что молока у кормилицы было в избытке, его качество скоро ухудшилось, и, вместо того чтобы питать ребенка, оно фактически отравляло его. Дитя просто погибало от истощения. Я посоветовал немедленно сменить кормилицу. К счастью, за несколько часов удалось найти подходящую женщину. Через два или три дня я уже видел, как ребенок смеялся и играл на диване рядом с новой кормилицей».
На севере Китая и особенно в Монголии с ее обширными пастбищами множество молочных коров. Пересекая безбрежные холмистые долины Внутренней Монголии в 1865 году, я видел несколько очень больших стад рогатого скота. На всех монгольских стойбищах можно было в изобилии найти свежего молока. Этот народ по большей части ведет пастушеский образ жизни и, как отцы – патриархи Израиля, живет в шатрах. По всей вероятности, шатры, о которых неоднократно упоминается в Пятикнижии Моисея, были очень похожи на те, в которых ныне обитают монголы. Первое упоминание о шатрах в Пятикнижии относится еще к допотопным временам. В Книге Бытия (4: 20) говорится, что Иавал «был отец живущих в шатрах со стадами». Из подробного рассказа об изготовлении скинии (Исх., 26: 14–37) мы можем заключить, что в древности их обычно покрывали шкурами животных. И в наши дни на равнинах Монголии можно видеть крытые шкурами шатры, само же сооружение, как правило, делают из тика. Они устроены примерно как те, которые я видел в Аравии, в Адене, то есть двенадцати-пятнадцати футов в высоту и продолговатой формы. Шатер крепится на шестах, количество которых зависит от его размера. Как патриархи, которые разбивали шатры рядом с источниками, монголы устраивают лагеря у рек или заводей, каждый имеет форму круга. Монголы отдыхают, сидя на корточках. В холодную погоду они устраиваются у костра, который, как правило, разводят в центре шатра, на верхушке которого проделано широкое отверстие для дыма (тяга). Вокруг каждого лагеря расположены белые флажки, на которых тибетскими письменами начертаны молитвы, которые якобы хранят от разных бедствий. Иногда я видел, как перед домашними идолами подвешивали белые носовые платки. Платки эти называются «хадаками»; они некогда благословлены самим Буддой или знаменитыми ламами. Считается, что хадаки обладают большой силой. Они, как полагают, сообщают искренность и придают действенность молитвам семьи и склоняют идола внимательно выслушивать их. Кроме того, эти носовые платки дарят самым близким друзьям.
Крупный рогатый скот в северных провинциях Китая и в Монголии очень похож на породу коров с рогами средних размеров, каких выращивают в Девоншире и в Йоркшире. Китайские коровы рыжего цвета и подходят для работы в поле, поскольку их шея имеет будто бы специально приспособленную для ярма форму. Коровы ценятся также за свое молоко, и здесь его пьют свежим. Это обычно для людей, у которых много скота. Кроме того, из молока готовят масло и сыр. Быки или волы в упряжке просто бесценны: они не только спокойны и энергичны, но и проявляют большую выносливость. Между Пекином и Лама-мяо мне встретилось по самым скромным подсчетам три-четыре тысячи повозок, запряженных волами. Они были гружены содой и другими товарами, которые странствующие торговцы намеревались продать на рынках Северного Китая. Не меньше было таких повозок и на пути из Лама-мяо к Гу-бэй-коу.
Перед тем как продолжить рассказ, я коротко остановлюсь на кормлении скота китайскими крестьянами и приведу один-два рецепта китайских ветеринаров, лечащих больных коров. Задача пастуха не только давать скоту хорошую траву, но и регулярно менять воду в течение дня. В зимние месяцы, когда травы недостаточно, основная пища коров – это мелко нарезанная и смешанная с бобами или горохом, рисовой шелухой солома, к которой добавлено немного воды. Кроме того, пастух старается обеспечить удобное стойло. Подстилка для коров состоит из рисовой, пшеничной или ячменной соломы. Пастух должен встряхивать ее ежедневно и менять каждые десять дней.
Китайские крестьяне и животноводы искушены в лечении болезней крупного рогатого скота. Если полагают, что корова больна, во многих частях империи к ее рогам обычно привязывают колокольчик, и особенно часто на ночь, чтобы можно было определить, когда она захочет снова приняться за жвачку. Когда скот страдает от какой-нибудь из простых болезней, прописывают микстуру, которая состоит из пяти цяней ревеня и пяти цяней горькой соли, растворенных в чашке воды. Микстуру вливают в горло корове с помощью бамбуковой трубки, по-видимому, без всякого труда. Когда речь идет о ящуре, хозяин жжет благовония с едким дымом и сильным запахом у каждого стойла, чтобы предотвратить эпидемию. Когда животные отказываются пастись, прописывают микстуру, состоящую из четырех лянов нин-му-сян и одного цзиня гуань-янь. Эти средства смешивают в чистой воде и кипятят. Если у коров появляются вши, пастух лечит их притиранием, основные ингредиенты которого – растительное масло и кабанье сало. При чесотке животных растирают мазью из черного гороха. При кровотечениях дают соленую воду; если это не действует, прописывают тан-нзюй и хун-хуа. Эти лекарства варят на медленном огне, предварительно смешав с двумя цзинями китайского вина. При офтальмии крестьяне регулярно и обильно промывают глаза корове соленой водой. Если животное становится бодливым, предполагают, что у нее воспалился желчный пузырь; соответственно рекомендуют давать лекарство, которое состоит из смеси ревеня (пять цяней), вина (один цзинь) и куриного яйца. Необходимо отучить корову от бодливости, так как, если какая-нибудь из них насмерть забодает кого-то, закон будет крайне суров к хозяину. После смерти коровы, согласно обычаю, посылают за тремя-четырьмя даосами, чтобы те изгнали дух мертвого животного.
Прежде чем перейти к другой теме, я упомяну об очень любопытном обычае, распространенном во многих частях империи. Многие крестьяне и животноводы держат в загонах обезьяну, веря, что ее присутствие охранит скот от любых болезней.
Воловьи шкуры китайцы выделывают следующим образом: погружают в баки с водой, селитрой и известью. Через тридцать дней вынимают, соскабливают шерсть и промывают ключевой водой. Затем каждую шкуру делят на три полосы или куска и обрезают по краям, а после этого – коптят, протащив несколько раз над дымящей печью. Потом расстилают на плоской доске и закрепляют гвоздями, пока не просохнут как следует на солнце. Когда почерневшей от дыма коже нужно придать желтый цвет, ее мажут красителем – водой, настоянной на плодах дерева хуан-чжи. Из обрезков шкур делают клей, проварив их двенадцать часов на медленном огне в кастрюлях. Затем клей выливают в грубые глиняные горшки, где он остается на три дня до застывания, после этого режут на бруски острыми ножами, аккуратно раскладывают на решетчатых подносах и оставляют сушиться на полках под навесом. Время сушки этих брусков зависит от времени года. Если дует северо-западный муссон, клей высыхает всего за пять дней; во время юго-западного муссона, оказывается, необходимо сорок или пятьдесят дней. Осадок в кастрюлях, где варился клей, и удаленную со шкур шерсть продают земледельцам в качестве удобрения.
В расположенной неподалеку от Кантона деревне Байша, или Пакша, находится большая кожевенная фактория, которую интересно посетить.
Мои слова о том, что на юге редко можно увидеть стада крупного рогатого скота, с той же степенью справедливости можно повторить об отарах овец, которые в этих местах действительно встречаются нечасто. Но на севере Китая и в Монголии овечьих отар очень много. Китайские овцы принадлежат к широкохвостой породе. Обычно они белого цвета, а иногда бело-черные. Шерсть ягнят курчавится и из-за этого настолько ценится, что хозяин отары иногда режет суягных овец ради шкуры неродившегося ягненка, которая еще более курчава и стоит дорого.
В восьмом лунном месяце, который соответствует нашему октябрю, начинается сезон спаривания. В это время каждому барану отводят десять овец. Предпочтение отдается безрогим баранам. Во втором лунном месяце, который соответствует нашему марту, приближается сезон, когда овцы ягнятся, и бдительность пастуха многократно возрастает. Монгольские овчары нередко на это время запирают ярок в загоны. Часто они также смотрят, чтобы стадо питалось не только подножным кормом, но и сеном. Хотя обычно овцы начинают ягниться в марте, многие ягнята рождаются раньше, в конце двенадцатого месяца, что соответствует нашему январю. Считается, что ягнята, родившиеся в первом лунном месяце (наш февраль), станут самыми большими и красивыми в отаре овцами. Овчары ссылаются прежде всего на то, что в этом месяце сосцы ярок содержат больше всего молока, а также на то, что к тому времени, как придет пора отлучения ягненка от материнского молока, как раз будет очень много травы.
Стригут овец в июне. В Китае, насколько я мог заметить, нет обычая мыть овцу в ручье перед стрижкой, который существует у нас, но шерсть, состриженную со спины овцы, тщательно промывают. Для этого ее кладут в большие корзины из ивовых прутьев, расставленные вдоль мелкого ручья или речки. Стоящие в корзинах мужчины промывают шерсть, топча ее ногами. Овечья шерсть находит широкое применение у китайцев, которые ценят ее гораздо больше баранины.
На юге Китая пользуются очень простым способом стрижки овец, похожим на английский, но монголы вместо этого применяют метод, сопряженный с большими страданиями животного. Овце связывают ноги и выдергивают у нее шерсть с помощью железного инструмента в форме человеческой кисти. Во время одной подобной стрижки, если ее можно так назвать, я рискнул указать монгольским пастухам на жестокость их действий. Пастухи пытались оправдаться тем, что их способ практичнее стрижки, поскольку они собирают только зрелую шерсть. Очевидно, овца испытывает сильную боль. Животные непрерывно так жалобно блеяли, что я не смог больше смотреть на это.
Мытье шерсти
Уходя, я не смог удержаться от мысли о том, как мало это похоже на то, что говорится в Библии о пророке Исайи: «Как агнец пред стригущим его безгласен».
В таких местах, как север Китая и Монголия, для защиты от диких зверей нужны большие и хорошо защищенные овчарни. В зимние месяцы с их суровыми холодами совершенно необходимо, чтобы овцы ночью находились под крышей, поэтому овчарня обычно пристроена к крестьянскому дому. Чтобы было проще присматривать за животными по ночам, часто в стене, отделяющей жилой дом от овчарни, проделывают дверной проем или окошко. Полы овчарен обычно покрыты досками с отверстиями, чтобы животные оставались сухими, а загон – чистым. Дважды в день там тщательно подметают.
Весной и летом пастухи рано поутру ведут стада на выгон, но осенью и зимой это считается необязательным. Я сказал «ведут», поскольку в Китае, как некогда и в Иудее, овцы привыкли следовать за пастухами, которые идут впереди, для англичанина, который не видел ничего подобного в своей стране, но знал с юных лет, что такое бывает, для которого, быть может, это знание связано со многими дорогими воспоминаниями о том, как его наставляла в Законе Божьем матушка, – так вот, для него зрелище овец, кротко следующих за пастырем, представляет особенный интерес. Кажется, в Греции и Риме в древние времена это не было в обычае, поскольку ни в прозе, ни в стихах нет никаких свидетельств тому, что овцы там были обучены следовать за пастухами и их не надо было гнать на выпас. Кажется, эта разница в обычаях характерна для пастухов европейских и азиатских стран как в древности, так и сейчас. Несомненно, еще в стародавние времена овец приучали следовать за пастухами: в книге Исход (3: 1) мы читаем, что Моисей «провел стадо далеко в пустыню», а в Псалтири (76: 21) – «Как стадо, вел Ты народ Твой рукою Моисея и Аарона».
Поскольку овца – самое кроткое из всех животных, китайцы утверждают, что лучшие пастухи – люди тоже кроткие, притом старше среднего возраста. Овцам очень вредно, когда их ведут вперед неделикатно, а китайцы говорят, что именно этот промах склонны допускать молодые и неопытные пастухи.
Дикие звери, от нападений которых следует защищать стадо, – это волки, пантеры, лисы и барсуки. Особенно опасны волки, неторопливо крадущиеся по долинам Монголии. Раз во время путешествия по этим долинам нашу дорогу пересек большой волк;, у которого был такой беспечный вид, что я вообще сначала решил, что это собака из соседнего стойбища. Но когда он приблизился к поселению, из одного шатра выбежали несколько монголок и подняли тревогу, начав кричать. Двое или трое мужчин, привлеченных из соседнего шатра шумом, немедленно вскочили в седло и с собаками пустились в погоню за хищником. Один из моих спутников последовал на одной из верховых лошадей, которые всегда были с нами, их примеру. Теперь волку «угрожала опасность», то есть он был в том состоянии, в котором, по Тачстоуну, бывает пастух. Если победа должна была достаться большинству, то в этом отношении он плачевно проигрывал. Если победу должна была обеспечить более верная стратегия, то преследователи: мужчины, лошади и собаки – явно считали, что, поддавшись желанию заполучить парочку заблудших овечек, волк совершил серьезный стратегический просчет. Однако хитрый старый разбойник, первоначальные неторопливые действия которого, вероятно, проистекали из опыта и знания собственных возможностей, тщательно спланировал свое отступление и благополучно достиг склонов ближайшей горы, где дальнейшее преследование было бесполезно. На следующее утро я увидел другого волка, резвящегося на солнце, который недвусмысленно выказывал довольство жизнью, и было ясно, что он недавно плотно позавтракал. Во время моего ночлега в июне 1865 года на постоялом дворе несколькими милями севернее от перехода через Великую стену под названием Гу-бэй-коу случилось так, что в ночной тиши волк прокрался в свинарник, прилегавший к комнате, где я спал, и утащил целых девять поросят. Обитатели постоялого двора были разбужены воплями ужаса, леденящими кровь, и свинья, вырвавшись из хлева, в неистовстве бросилась бежать по двору в сопровождении оставшихся поросят, совершенно сбитых с толку. Чтобы обезопасить загоны от таких нападений, жители этих краев ставят в каждом пугало и рисуют вокруг ограды большое белое кольцо. Не без основания полагают, что волки с подозрением относятся к таким белым кругам и убегают, решив, что это ловушка. Известно, что наличие любого незнакомого объекта удерживает этих хищников от нападения. Не раз это и спасало путешественников.
Одна из самых неприятных болезней овец в Азии, как и в Европе, – это чесотка. Чаще ею заболевают летом. Больные овцы мучаются от зуда, чешутся копытами или трутся боками о стены и двери овчарни. Причина этого недуга – маленькое насекомое. Китайцы пытаются уничтожать его, ежедневно обмывая овец рисовым отваром, в котором несколько дней настаивались корни высокой травы, растущей по берегам рек и ручьев. От нее вода становится очень кислой. Если овцы заболевают офтальмией, что в Китае тоже бывает нередко, применяют то же лечение, что и для крупного рогатого скота, то есть промывают глаза соленой водой. Когда овцы болеют ящуром, или выделением слизи из ноздрей и глаз, пастух обмывает пораженные органы чистой водой и прикладывает к ним ветошь, намоченную в соленой воде. Чтобы у овец не было заболеваний ног, хозяева стараются не пасти их на хоть сколько-нибудь болотистой земле. Кроме того, они не дают овцам вареной пищи, будучи уверены, что результатом этого было бы «копытце», или болезненное вздутие брюха. Чтобы вылечить эту болезнь, пастух натирает язык овцы солью. В Китае владельцы овец отлично знают, что одна больная овца заражает все стадо, поэтому они тщательно изолируют заболевшее животное, пока оно не выздоровеет полностью. Чтобы предотвратить паралич, который, как правило, бывает следствием мозгового давления и нередок у овец, применяют совершенно смехотворное средство. С потолка овчарни свешивают сосуд из пористого материала с соленой водой и ядовитыми змеями. Сосуд, из которого сочится жидкость, висит лишь в нескольких футах над землей, и овцы, облизывая его стенки, проглатывают состав, который якобы служит профилактике паралича. В случае угрозы эпидемии по меньшей мере в некоторых частях империи крестьяне имеют обыкновение прибегать к услугам обезьяны, поскольку, как я уже писал раньше, ее присутствию среди скота китайцы приписывают сверхъестественные свойства. Чтобы обезьяна находилась в лучшем положении для оказания своего благоприятного влияния, ее привязывают к верхушке высокого шеста, установленного в центре загона.
В гостиницах Северного Китая и Монголии табльдот{130} никогда не обходится без лакомых кусков баранины, что неудивительно, – ведь цена овцы в этих краях в среднем составляет один-два доллара. Но на юге Китая овцы очень дороги, поскольку там они редки. Иногда баранину солят точно так же, как бекон. Я нередко видел законсервированную таким образом баранину на борту больших джонок, на которых вели торговлю между Тяньцзинем и Кантоном. По-видимому, бараний окорок так же хорош и вкусен, как те, что я пробовал на юге Шотландии. Из широких овечьих хвостов монголы изготовляют то, что можно назвать «вином из баранины». Хвосты свежуют, режут на несколько кусочков и некоторое время варят в обычном вине. Получившийся напиток так сильно пахнет бараньим жиром, что требуется недюжинная выдержка, чтобы поднести стакан к губам. Как-то раз одна маньчжурская семья подарила мне кувшин или бутылку этого вина. Но оно так отвратительно пахло и было таким неприятным на вкус, что ни я, ни мои китайские слуги не могли его пить{131}.
Хотя в южных провинциях не развито овцеводство, там во множестве разводят коз. Я часто видел большие стада, пасущиеся на холмах у северной стены Кантона и в долине, простирающейся от этого города до гор Белых Облаков. Но стада в южных провинциях, кажется, не такие большие, как на севере. Козы почти всегда черные, что придает им большую ценность в глазах китайцев. Это замечание на самом деле относится вообще к любым животным и птицам, и в пищу предпочитают употреблять именно черных особей. У северных ворот Кантона есть заведения, в которых выращивают коз на продажу, поскольку мясо именно этих животных пользуется здесь наибольшим спросом после свинины. Часто коз забивают для похорон, так как их туши используют в качестве жертвоприношений душам умерших. Если погребают богача, в похоронной процессии несколько мужчин несут на спинах козьи туши. Гуандунцы пьют кислое козье молоко, полагая его полезным для здоровья. Насколько мне известно, свежим они его не употребляют.
Одежда из козлиных шкур составляет важную часть одежды жителей пустынных мест Монголии. Это весьма действенная защита от холода и дождя. Когда со шкуры удаляют шерсть, из нее делают коврики и циновки. На юге Китая козьи шкуры едят, а шерсть иногда продают крестьянам, которые считают ее полезным удобрением, или ремесленникам, которые используют ее при производстве китайских кисточек для письма. Гуандунцы полагают, что козья кровь обладает целебными качествами, и поэтому принимают ее внутрь. Ее считают сильным рвотным средством и нередко дают людям, страдающим от отправления опиумом и другими ядами. Гуандунцы часто мажут козьей кровью лбы людей, болезнь которых предположительно идет от злых духов. На севере в Пекине, а также в Нанкине и Чжэньцзяне – городах на берегах Янцзы, – а также в Янчжоу и других городах на берегах Великого канала мне приходилось видеть коз, запряженных в маленькие экипажи, где сидели дети богачей.
Я видел, как на равнинах Монголии паслись несколько стад диких коз. Их называли «желтыми овцами», или «желтыми козами». Из своих наблюдений я смог сделать вывод, что это вид, о котором в изданной сэром Уильямом Джэрдином «Библиотеке натуралиста» (т. 4) говорится как о «козе Джута». Монголы и китайцы выслеживают этих животных с примитивными мушкетами. У ружейных дул находятся два деревянных зубца, прикрепленных к передней части ложа, на которые охотник упирает ружье, лежа на земле и прицеливаясь. Говорят, что мясо дикой козы немногим хуже оленины.
Свиньи, и это проистекает из того факта, что их мясо – основная животная пища многочисленного населения этой обширной империи, очень важны для китайского крестьянского хозяйства. Китайские свиньи меньше английских. Они очень хорошо сложены и, если не обращать внимания на небольшую впадину в спине, поразительно похожи на английских остроухих свиней. По большей части они белые или черно-белые. Но это относится только к южно-китайским свиньям. В северных провинциях и в Монголии свиньи совершенно черные. Если бы они не были покрыты щетинистыми волосами, я бы предположил, что они родственны неаполитанской черной гладкой свинье. В Монголии я видел несколько очень больших стад черных свиней. Их гнали по долинам, и поэтому я заключил, что они, по-видимому, питались травой, как и пасшиеся вокруг большие стада рогатого скота.
Для племенных целей лучшими считаются свиньи с короткими рылами и жесткой щетиной. Предпочитают тех хряков, которых держали вдали от самок с момента отлучения от материнского молока. Как правило, хряков держат пожилые бедные крестьяне. В знак этого на дверях домиков вывешивают соответствующие объявления большими иероглифами. Владелец отводит животное в разные крестьянские хозяйства за плату не выше двухсот медных монет. Пока хряк остается на дворе, его хозяин получает стол и кров за счет крестьянина или торговца свиньями. Китайцы считают такой промысел одним из самых унизительных. Свиноматки очень плодовиты. Они поросятся дважды в год, причем приносят по десять-пятнадцать, а иногда – восемнадцать-двадцать детенышей. Я помню, что как-то раз свинья моего китайского приятеля И Агуя принесла двадцать три поросенка, но я ни разу не слышал, чтобы какая-нибудь китайская свинья сравнилась с той, которая, согласно Гилберту Уайту, к моменту своей смерти была матерью трехсот поросят. Китайцы почти никогда не позволяют сосать одну свинью больше чем двенадцати поросятам за раз, всех остальных из приплода продают. В Кантоне ежедневно с семи до девяти часов утра на улице Чанлэ-цзе открыт рынок, где продают молочных поросят. Как правило, их покупают те, у которых свиноматка принесла меньше ожидаемого приплода. Чтобы свинья не приняла новеньких как незваных гостей и не убила их, ее собственных поросят забирают от нее и сбрызгивают вином, как и только что купленных. Когда их приносят обратно в свинарник, все одинаково пахнут вином, и мать вроде бы решает, что все принадлежат к ее выводку.
Кормление свиней
Когда свинье приходит время пороситься, ее оставляют в хлеву одну. На пол в качестве подстилки насыпают немного нарезанной соломы или рисовой шелухи. Солому нарезают короткими кусками, чтобы поросята не запутались в ней. Свинья может улечься на собственных поросят, если они запутаются в длинной соломе. В некоторых районах Китая, когда поросятам исполняется несколько часов, им устраивают паровую ванну: сажают в клетку, подвешенную над котлом с кипящей водой, – говорят, что пар придает силы костям черепа. В некоторых местах свиноводы отрезают хвосты трехдневным поросятам, воображая, будто благодаря этому поросята никогда не будут простужаться, а когда им исполнится шестьдесят дней, станут быстро набирать вес. Опоросившейся свинье дают жареный рис с небольшим количеством китайского уксуса и сажи. Когда поросят отлучают от материнского молока, то кормят хорошо проваренным рисом и водой. Если рис слишком дорог, его полноценным заменителем считаются разваренные клубни сладкого картофеля. Самок стерилизуют в двухмесячном возрасте. В весенние и летние месяцы свиней часто выпускают пастись на склонах холмов и на пустошах. В возрасте двенадцати месяцев животных, которые не являются производителями, запирают в стойлах, чтобы откармливать на продажу. Сначала им дают бобы и рисовую шелуху, а потом гороховую или бобовую муку и воду. В разных частях страны свиней откармливают по-разному. Некоторые крестьяне дают боровам желтый горох и ростки пшеницы, смешанные с кореньями под называнием цзинь-чжуни ху-шоу-во. К этой смеси добавляют немного соли, каждой по четыре ляна ежедневно. За двенадцать часов до убоя борова перестают кормить. Затем его ноги связывают и твердой рукой наносят смертельный удар в горло. Когда из туши вытекла вся кровь, ее ошпаривают и скребут ножами, снимая волосы, щетину и верхний слой кожи. Из волос китайцы делают кисти, а щетиной подшивают подошвы башмаков. Верхний слой кожи продают крестьянам на удобрение или цветоводам, которые смешивают его с землей для выращивания цветов в горшках. Затем тушу подвешивают, вынимают внутренности, изнутри вычищают куском ткани, режут мясо на много частей, а затем выставляют на продажу в лавке. Иногда куски туши покупают уличные торговцы, которые бродят от дома к дому и кричат, что продается свежая свинина. На юге Китая редко готовят бекон, если вообще когда-нибудь это делают, но провинция Фуцзянь, расположенная к северу от провинции Гуандун, славится отличным беконом. Летом свиные внутренности жарят и едят, а зимой из них делают колбасы. Не пропадает и кожа. Из нее или делают клей, сварив в уксусе и воде, или готовят еду: запекают в печи и варят в воде. Свежая кровь также продается в качестве еды. Ее обычно покупают бедняки, кипятят с водой, получая, как они считают, отличный суп. Старую свиную кровь покупают маляры. Они смешивают ее с известью и наносят на двери и стены домов перед окраской. Кости свиньи сжигают и в ступе толкут в мелкий порошок, который покупают крестьяне как прекрасное удобрение.
Китайские свиноводы утверждают, что они прекрасно знакомы со всеми недугами, которым подвержены эти животные, и со способами их лечения. При чесотке пораженные части обмывают табачной водой. Во время эпидемии каждой свинье дают пять цяней ревеня и немного соли. Когда полагают, что необходимо кровопускание, прокалывают вену в хвосте животного. Потерю аппетита часто лечат, засыпая в ноздри мускус. В летний зной дают прохладительное снадобье, состоящее из смеси так называемых хуан-шань и дань-ду. Два ляна первого и сорок лянов второго хорошо смешивают и кипятят.
Китайские свиноводы стараются тщательно придерживаться принципа, согласно которому прибыль от выращивания и откармливания свиней во многом зависит от способа приготовления еды для них и устройства хлевов и загонов. Каждый хлев – это длинное помещение с высоким потолком, облицованное красными каменными плитами, разделенное на несколько отделений. В одном может уместиться выводок поросят. Стараются, чтобы свиноматки, свиньи, откармливаемые на убой, и хряки содержались в разных отделениях. Животным не дают соломенных подстилок, и вымощенные плитами полы из-за постоянного мытья так же чисты, как пол английской кухни. Свинари всегда готовы безотлагательно убрать даже малейшие частицы экскрементов. Можно посетить хлев, в котором содержатся две сотни свиней, не оскорбив даже самое чувствительное обоняние. Но тем не менее следует в качестве исключения упомянуть о том, что в Монголии, а также в Чжэньцзяне я видел хлева, в которых стояли лужи грязи. Чтобы отвратить всякое зло от хлева, нанимают даосских жрецов. Церемония, при помощи которой они якобы осуществляют это, конечно, совершается до того, как свиней впустят в их новое жилище. В каждом хлеву находится алтарь, посвященный Чжу-Лань-Ту-Ди, или Гениям свиного хлева. На стены каждого отделения в хлеву наклеивают полоску красной бумаги с четырьмя китайскими иероглифами, означающими «Да успокоятся враги лошадей, коров, овец, кур, собак и свиней».
Свиной рынок в Кантоне
Стоит посетить рынки, где продаются эти животные. Рынки в Кум-лихое (Кантон) – это очень большие здания, где живут и торгуют продавцы свиней. Эти рынки крыты высокими крышами и поделены на помещения, каждое из которых содержит свиней одного помета. Отделения разгорожены сосновыми досками. Они такие же чистые, как вышеописанные хлева. В конце каждого блока здания располагается счетная контора, где торговец ведет свои счетные книги и ежедневные журналы. Над этой конторой алтарь, посвященный домашнему богу-покровителю, сделанный из дерева, он украшен искусной резьбой, позолочен или раскрашен. На стенах рынков вешают полоски красной бумаги в черных рамках, на которых яркими иероглифами каллиграфически начертаны сентенции, имеющие отношение к благам спокойствия, процветания и счастья. Эти здания строятся по берегам реки для удобства приема свиней, которых ежедневно подвозят туда на лодках из окружающих районов. Как меня уверяли, число свиней, закалываемых каждый день в большом китайском городе, огромно.
Переноска свиней
В южных провинциях стада свиней не ведут по городским улицам в отличие от того, как бывает на севере. Свиней несут по улицам в корзинах рабочие. Купленных на рынке тоже уносят в корзинах за счет покупателей. К этим корзинам прикрепляют побеги баньяна – эмблемы счастья. В доме покупатель снимает их с корзин и кладет на алтарь в хлеву. Кроме того, покупатель поклоняется свиным гениям и приносит им в жертву много бумажных денег. Несомненно, обыкновение нести свиней по улицам южных городов, а не гнать их перед собой, объясняется тем, что улицы чрезвычайно узки. Если свинья вбегает в дом или в лавку, жители Южного Китая считают это плохой приметой для обитателей дома. Чтобы отвратить надвигающуюся беду, они не выпустят свинью обратно, не отрезав ей хвост. Там, где мы используем кольцо, китайцы применяют намордник. Носовое кольцо в Китае неизвестно.
Китайцы (включая маньчжуров и монголов) не выводят особо замечательной в каком-нибудь отношении породы лошадей. В этом они отличаются от большинства европейских и многих азиатских народов. В южных провинциях лошади очень редки. Во многих частях Гуандуна и Цзянси их нет вовсе. Малочисленность лошадей в южных провинциях и других частях Китая объясняют некоторые черты местной политической экономии. Экономистам в нашей собственной стране знакома концепция, согласно которой подмена лошадей людьми и тягловым скотом и использование как можно меньшего количества четвероногих предоставляет людям больше питательной еды. В Китае есть очевидные резоны для проведения такой политики. В этой обширной империи довольно мало больших и малых городов или деревень, возле которых не было бы реки, канала или залива, что облегчает навигацию и снимает необходимость переезда по суше для путешественников и сухопутной перевозки громоздких торговых грузов. В Китае проблема обеспечения достаточного количества еды является насущной, и ее разрешают непосредственным производством этой самой еды, необходимой для такого многочисленного населения. Огромное потребление зерна английскими лошадьми привело бы в ужас китайца. Если бы Поднебесная покрылась мощной породой четвероногих, наполняющих нашу страну, он бы прочитал в них, лоснящихся и откормленных, голодную смерть многих семей, поэтому неудивительно, что он не склонен поощрять разведение животных, которые считаются такими необходимыми в нашей стране и во многих других европейских государствах.
Жена крестьянина едет на рынок в тачке
Упоминание об одном или двух способах сухопутной перевозки грузов и пассажиров покажет, до какой степени китайцы не зависят от лошадей. Вопрос провианта так глубоко запечатлен в сознании китайцев, что даже в тех частях империи, где водное сообщение затруднено, китайцы отказываются прокладывать широкие дороги, чтобы не посягать на кормящую их землю. Обычное зрелище на многих узких больших дорогах, пересекающих китайские провинции, особенно Ху-нань, Хубэй, Хэнань, Шаньдун, Чжили и некоторые районы Гуандуна, – люди, снующие туда-сюда с тяжелыми грузами, которые в других краях перевозили бы животные. Некоторые китайские работники или возчики, перевозящие путешественников и их багаж, а иногда – громоздкие товары в больших тачках и в близкие, и в отдаленные части империи, изнывают от тяжелейшего труда. Иногда в эти повозки приходится впрягать несколько крепких мужчин. При попутном ветре они используют небольшие паруса, прикрепленные к высящимся рядом с колесами тонким мачтам. В провинции Чжили и во Внутренней Монголии, где дороги очень ухабистые, я заметил, что, когда тачки тяжело нагружены растительным маслом, рабочие иногда прибегали к помощи мулов или ослов. Вместо экипажей в Китае используют паланкины, и люди всех слоев общества ездят в них на плечах носильщиков и в близкие, и в отдаленные части империи. В Аньцине, городе на берегу Янцзы, я заметил женщину, которая явно направлялась в гости в соседний городок или деревню. Она шла пешком, а за ней следовал слуга с двумя корзинами: в одной был ребенок, а в другой – вещи хозяйки. Улицы всех городов к югу от Янцзы действительно так узки, что поездки на лошадях по ним просто невозможны, поэтому всяческие свертки грузчики носят на спине.
Мои слова об ограниченном использовании лошадей найдут подтверждение, если посмотреть на выращиваемую китайцами породу и на ее использование. На юге Китая пони – потому что до лошадей они явно не дотягивают – пользуются только государственные служащие. Седло очень большое и неудобное. Вокруг шеи пони повязывают кожаную ленту с несколькими колокольчиками, чтобы предупреждать толпу на узких улицах южных городов о своем приближении. Как правило, эти пони выращены в провинции Цзянси. Но на севере, где плотность населения меньше, с его обширными долинами, китайцы, монголы, татары и маньчжуры обращают особенно большое внимание на выращивание и разведение лошадей, но даже и они, хотя, как правило, красивы, послушны и умны, обычно бывают не выше десяти ладоней. В Монголии я видел лошадей высотой около двенадцати ладоней, которые оказались очень сильными. За неимением точного названия их породы, условно назову ее гэллоуэйской. Обычная масть – каштановая, серая и гнедая. Как правило, их растят почти в диком состоянии, позволяя жеребцам и кобылам произвольно сбиваться в стада на долинах. Кроме того, по всей империи встречаются особи животного, которое в естественной истории носит название тангума, или пегой, или пятнистой, лошади. У них крупные белые и коричневые пятна, причем мастью они иногда напоминают диких пятнистых лошадей некоторых регионов Восточной Маньчжурии.
Что касается обращения с лошадями, то китайцы, несмотря на свое безразличие к этому животному, все же кое-что понимают в этом. В животноводческих трактатах они пишут, что кони отличаются огненным характером и терпеть не могут низин и сырых мест; что в третьем месяце (в апреле) их надо как следует кормить; что летом им иногда нужно разрешать пастись на берегах рек или ручьев; что зимой их следует держать в стойле, выходящем на юг, и тепло укрывать, защищая от холодного северного ветра; что их надо тренировать, поскольку постоянное нахождение в стойле может привести к распуханию ног и воспалению суставов; что для животного опасно, если его слишком часто используют для поездок верхом или в упряжке, поскольку это может повредить его кровеносной системе; что после поездки конюх должен тщательно вытереть лошадь досуха и вспотевших лошадей нельзя ни поить, ни кормить, иначе это дурно повлияет на их дыхание, а давать им корм и воду, причем из колодца, следует три раза в день; и последнее, что мы здесь упомянем, кормить лошадей нужно влажной травой и промытыми бобами, горохом или рисом в шелухе.
Как правило, конюшни устроены примитивно и напоминают каретные сараи. В каждой из них устраивают жертвенник в честь Ма-вана, или Царя лошадей. В больших и малых городах есть храмы, посвященные этому божеству. Самый большой из них находится в Кантоне, на улице Чжуан-юань-фан; одного из слуг этого бога изображают с лошадью в руках.
Китайцы не так уж хорошо знакомы с ветеринарным искусством, и некоторые из рецептов для лечения просто смешны. Если лошадь больна так называемым «черным потением», высушенный на солнце лошадиный навоз смешивают с некоторым количеством волос, подогревают на огне и кладут это средство в торбу. Если у лошади нарывы (китайские ветеринары-хирурги называют их «бородавчатыми нарывами»), ей пускают кровь, отворяя вену у анального прохода или у губ. Одновременно к основанию нарывов прикладывают каустик, а сверху мажут мазью, основной ингредиент которой – мускус. Китайцы и монголы часто пускают кровь лошадям, прокалывая вену на груди или на шее. В северных провинциях нередко разрезают вдоль уши и ноздри лошадей. В обоснование этого удивительного обычая мне рассказали следующее. Оказывается, император Канси после длительных ученых штудий помимо других вещей узнал, что если разрезать уши и ноздри лошадей, мулов и ослов вдоль, то это убережет животное от молний. Как только император сделал это замечательное открытие, то издал эдикт, где рассказал о нем своим подданным. Тут же по всей империи начали разрезать в длину уши и ноздри лошадей, мулов и ослов. И поскольку китайцы всегда и безоговорочно верили в мудрость предков, современные люди продолжают довольно упорно придерживаться этого странного обыкновения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.