Жизнь и смерть веселого человека

Жизнь и смерть веселого человека

19 сентября, 10:54

Впервые я наткнулся на это имя, читая воспоминания Сергея Волконского (бывшего директора императорских театров) о революционных годах:

«Один случай мне рассказывали. Был в Москве приговорён к расстрелу некто Виленкин. В то время расстреливали в Петровском парке. Когда его поставили, тот, кто командовал расстрелом, вдруг узнаёт в нём своего бывшего товарища. Он подходит к нему проститься и говорит:

— Уж ты, Саша, извини их, если они не сразу тебя убьют: они сегодня в первый раз расстреливают.

— Ну, прости и ты меня, если я не сразу упаду: меня тоже сегодня в первый раз расстреливают…»

Дорогого стоит, когда человек не теряет юмора перед расстрельным взводом, подумал я тогда и наверняка забыл бы не слишком приметную фамилию, если бы по случайности вскоре не наткнулся на нее опять в мемуарах гусара Владимира Литтауэра. Тот влюбленно пишет о солдате своего полка Виленкине, «романтике и поэте», который сочинял веселые стихи и отличался невероятной храбростью — получил семь из восьми возможных наград, причем от восьмой несколько раз отказывался, чтобы не слишком выделяться. Литтауэр, сам бравый офицер, с восхищением рассказывает, как весельчак, получив рану, начал немедленно сочинять стишок про это героическое событие, или как под ураганным огнем, когда все ждали смерти, Виленкин предложил полковнику шоколадку и был послан к черту.

Тут я заинтересовался этим шутником всерьез.

Оказалось, что человек он довольно известный: его поминают Роман Гуль, Ходасевич, Солженицын — и все самым приязненным образом. (В «Википедии», кто заинтересуется, есть отсылки на две хорошие и подробные биографические статьи).

Знакомьтесь: нестандартный гусар Александр Абрамович Виленкин

Нижний чин гусарского полка

Почему нестандартный — понятно, да? Еврей, и вдруг гусар. Чудн?.

С чего вдруг иудея, студента-белоподкладочника, сына купца первой гильдии, понесло в кавалеристы, совершенно непонятно. Семья была богатая, интеллигентная. Александр закончил с медалью (по тем временам большая редкость для еврея) знаменитую Царскосельскую гимназию, классным наставником у него был замечательный поэт Иннокентий Анненский. А потом, уйдя из Петербургского университета, зачем-то поступил вольноопределяющимся в Сумский гусарский полк. Вначале не знал, с какой стороны к лошади подходят, но потом освоил все кавалерийские премудрости и стал любимцем полка. Ставил смешные спектакли, однополчане распевали сочиненные им песенки. Офицерского звания не выслужил — для этого требовалось сначала креститься. Виленкин был нерелигиозен, но менять вероисповедание не пожелал. Всякий человек русского воспитания, но еврейской крови оказывался тогда перед серьезным искушением: прими христианство, и все двери перед тобой откроются. Но чувство собственного достоинства мешало пойти на сделку с совестью. Уверовал — тогда да, а просто так, на холодную голову, стыдно. Старший брат Александра, крупный дипломат, повел себя точно так же: редкий случай, когда чиновник получил генеральский чин, дававший права потомственного дворянства, но дворянином так и не стал по причине «неправильной» веры.

Отслужив в кавалерии, Александр окончил юридический факультет и стал адвокатом. Участвовал во многих политических процессах, считался блестящим судебным оратором. Правда, репутации серьезного юриста несколько мешали слишком живой нрав и чрезмерное увлечение модой — Виленкин слыл первым московским щеголем.

Война застала его в столице дендизма, Лондоне, где Александр вполне мог бы спокойно досидеть до конца войны, но уже через три недели он на фронте, в прежнем полку, связь с котороым не терял все минувшие годы. Несколько раз был ранен, заслужил полный «георгиевский бант», но так и оставался унтер-офицером. Лишь после Февральской революции, отменившей дискриминацию, Виленкин получил первую звездочку, а к осени имел уже четыре.

Штаб-ротмистр Виленкин, теперь с офицерским «Георгием»

Боевые награды, отсутствие какого бы то ни было заискивания перед толпой, а главное — ораторское остроумие сделали Виленкина очень популярным среди солдат. Его выбрали председателем армейского солдатского комитета (то есть на должность, стоявшую вровень с командармом). И это при том, что Виленкин был членом непопулярной на фронте кадетской партии и вообще сторонником строгой дисциплины.

После развала фронта Александр стал одним из руководителей «Союза евреев-воинов», объединявшего евреев-ветеранов. Большевики объявили, что Россия выходит из войны, и многие члены Союза хотели уехать, чтобы сражаться дальше в рядах английской армии.

Однако Виленкина больше волновала судьба России. Он вступил в подпольный «Союз защиты Родины и Свободы», где возглавил кавалерийский центр. В мае 1918 года, после доноса, чекисты арестовали офицеров, входивших в эту организацию. Виленкина взяли не сразу, он мог бежать, но задержался, чтобы уничтожить документы, которые могли бы выдать товарищей, и упустил время.

Сидел он в Таганской тюрьме, где сильно облегчал жизнь товарищам по несчастью: обучал их английскому, помогал выстраивать линию защиты, устраивал шахматные турниры, выпускал юмористическую газету и даже затеял какое-то кабаре.

В Таганской тюрьме

Большевики долго не решались его расстрелять — многие из них помнили, как при старом режиме он защищал их в суде. Сам Дзержинский распорядился Виленкина не трогать — но и не выпускать.

На следствии участники заговора вели себя по-разному. Многие выдавали сообщников. Виленкин не назвал ни одного имени.

Как-то раз ему объявили, что смертный приговор вынесен и завтра будет приведен в исполнение. Он написал прощальное стихотворение:

                От пуль не прятался в кустах.

              Не смерть, но трусость презирая,

              Я жил с улыбкой на устах

              И улыбался, умирая.

Виленкина поставили перед ямой, дали залп в воздух — оказывается, это была попытка побудить его к даче показаний. Не сработало. (Значит, в Петровском парке его все-таки расстреливали не в первый раз, опыт уже имелся).

Чекистские цирлихи-манирлихи со следствием и прочими юридическими формальностями закончились, когда был объявлен «красный террор». Тут уж не помог и запрет Дзержинского.

5 сентября 1918 года, в первый же день массовых казней, Виленкина увезли расстреливать, теперь уже по-настоящему. Как он вел себя перед смертью, мы знаем. Это была не бравада, а всё то же ЧСД (чувство собственного достоинства). В прощальном письме сестрам Александр шутить не пытается: «Тяжело умирать, когда вся жизнь не прожита, когда многое еще впереди и три года войны остались позади — но я не боюсь смерти и буду спать так же спокойно, как и каждую ночь… Моя совесть чиста, поскольку я никогда не совершал бесчестных поступков и, смотря в лицо смерти, не поддался соблазну купить себе жизнь за счет других».

Те, кто читал мой роман «Аристономия», знают, что у меня большие проблемы с выбором моей стороны на Гражданской войне. Обе стороны мои — и не мои. И красные, и белые вызывают у меня сложное чувство, в котором восхищение смешивается с отвращением, и всех жалко. Поэтому история, которую я вам рассказал, не про героического борца с большевистской чумой. Это история про редкую и драгоценную вещь — легкое, ненатужное мужество. Таких людей очень мало, они почти всегда гибнут молодыми. Без них жить на свете было бы тошнее и страшнее.

Из комментариев к посту:

doctor_turbin

спасибо большое. Только по чину и георгиевским крестам не понял. Если у него был полный бант, то почему на фотографии герой без него (даже после производства в офицеры эти награды носили и гордились ими). Да и крест на фото больше похож на солдатский Георгий, а не на орден св. Георгия (офицерский).

borisakunin

Ему заменили четыре солдатских на офицерский 4 степени. Это известно. Но на этой фотографии, действительно, эмали не просматривается.

oadam

Тут путаница возникла — не было замены. У Виленкина на фото — солдатский Георгий 4-й ст. с лавровой ветвью. Это революционно-демократическое изобетение Керенского, которым по решению Солдатских комитетов награждались офицеры. Часто офицеры из всех наград носили только его, как свидетельство уважения солдат

alexeykotikov

Уважаемый Автор,

Уважаемые члены собрания

Тема гражданской настолько страшна, что еще долго будет всех нас задевать. С моей точки зрения сравнивать гринов/декораторов (составивших основу ЧК) с даже теми из русской армии, кто использовал достаточно жестокие методы (тот же атаман Семенов) — это примерно тоже, что сравнивать зондеркоманды СС с советскими партизанами. С одной стороны — выродки, для которых Россия была предметом некой "декорации", с другой — нормальные, но поставленные в нечеловеческие обстоятельства люди.

Но об этом в БС уже было обсуждение.

Собственно о статье. Она мне не понравилась. Ибо написана неталантливо. Перед нами набор несвязанных штампов — еврейский мальчик, храбрый и бесшабашный гусар, юрист… Нечувствителен к боли (?) (наркоман, что ли?). Выдержал допрос у декоратора… кстати, к примеру в израильской армии есть инструкция, рекомендующая в случае попадания в плен отвечать на все вопросы, ибо увы, там, где умеют и любят пытать, а в чк или у магометанских террористов — умели и любили (в последнем случае — умеют и любят) — невозможно сохранить молчание.

Короче, я живого человека не увидел.

А ведь личность наверняка была очень-очень интересная

Данный текст является ознакомительным фрагментом.