1999. Ибрагим, перешедший реку[62]

1999.

Ибрагим, перешедший реку[62]

… В армии и «Моссаде» о нем вспомнили сразу же, как только началась Вторая Ливанская война.

Впрочем, и сам Авраам, и его жена Сара прекрасно понимали, что о нем вспомнят, и не очень удивились, когда на пороге их уютного домика в Цфате появились эти двое – один в полевой форме генерала ЦАХАЛа, а второй – в джинсах, тенниске и стоптанных босоножках.

– Может, хоть чашку кофе выпьете? – поинтересовался Авраам.

– Некогда! – покачал головой генерал. -

В штабе попьем, Ави…

Спустя час Авраам вместе с офицерами ЦАХАЛа уже сидел над крупномасштабной картой Южного Ливана, вычерчивая оптимальные маршруты для продвижения десанта, который должны были сбросить в районе Баальабека (в силу множества причин сама эта операция пришлась только на конец войны и оказалась весьма успешной).

На какое-то мгновение палец Авраама уперся в нарисованные на карте многоугольники, над которыми крупными буквами было выведено название расположенной здесь деревни. Именно в этой деревне сорок с лишним лет тому назад он родился и вырос. Только тогда у него не было ни черной кипы[63] на голове, ни пейсов[64], аккуратно заправленных за уши. И звали его тогда, конечно, не Авраамом, а Ибрагимом.

Офицер «Хизбаллы», он одновременно был тем самым человеком, который на протяжении нескольких лет поставлял Израилю поистине бесценную информацию как о деятельности этой организации, так и обо всем, что происходило за пределами контролируемой ЦАХАЛом зоны безопасности[65] в Северном Ливане.

* * *

Когда Авраама Бен-Авраама спрашивают, где он родился, он коротко отвечает: «В Ган-Эдене!».

В раю то есть.

Да и как иначе назвать этот уникальный уголок земли, где летом не бывает слишком жарко, а зимой – слишком холодно, где в садах зреют почти круглый год фрукты и ягоды со всех четырех концов света: огромные красные яблоки; сочные, величиной с кулак груши; пьяная вишня и сладкая, с легкой горчинкой черешня?! А еще персики, айва, сливы, хурма – всего даже не упомнишь.

Как и у его соседей, у отца Ибрагима был огромный сад, щедро кормивший семью своими плодами. Вся жизнь их семьи крутилась вокруг этого сада – здесь играли дети, здесь в дни различных семейных торжеств ломились столы от выставленной на них снеди, здесь под деревьями женщины стегали к зиме новые одеяла…

Этот рай закончился внезапно, в одночасье, когда после «черного сентября»[66] иорданский король Хусейн погнал со своей земли Ясера Арафата и его банду. Ни одна арабская страна не пожелала тогда дать приют этим новым «палестинским беженцам». Ни одна – кроме Ливана. Ливанское правительство дало на это свое «добро», обусловив его тем, что палестинцы не станут использовать территорию Ливана в качестве плацдарма для совершения терактов против Израиля. Ясер Арафат тогда такое обещание дал, но, разумеется, отнюдь не собирался его выполнять – как, впрочем, и все остальные свои обещания.А после того, как в Ливане появились палестинцы, рай и кончился.

Ливанским крестьянам пришлось дорого заплатить за гостеприимство своего правительства. Очень быстро стало ясно, что работать палестинцы не собираются, а намерены жить исключительно грабежом и разбоем. Когда им хотелось мяса, они попросту заходили в ближайший хлев и резали там понравившуюся им корову. Палестинские дети и подростки устраивали набеги на окрестные сады и огороды, собирая и топча созревший урожай, а затем их отцы, потрясая автоматами, останавливали грузовики с теми фруктами, которые удалось собрать на продажу, и реквизировали их в пользу «нуждающихся борцов за свободу». Не прошло и года, как жители процветавших ливанских деревень узнали, что такое нужда и голод. Молодежь перестала связывать свое будущее с землей предков и уезжала куда подальше – кто на заработки в Бейрут, а кто и за границу. Когда Ибрагиму было семнадцать, из деревни уехали два его старших брата. Но самое страшное началось, когда обосновавшиеся в Ливане палестинцы в нарушение данного ими обещания стали проводить с ливанской территории теракты против Израиля. Израиль, разумеется, ответил – и на ливанскую землю стали падать еврейские снаряды.

Словом, Ибрагиму было за что ненавидеть палестинцев, и в 17 лет он решил присоединиться к боровшейся с ними Армии Свободного Ливана – той самой, которой потом предстояло превратиться в Армию Южного Ливана -

ЦАДАЛ, верного союзника Израиля. Ну, а когда летом 1982 года израильская армия вошла в Ливан в рамках операции «Мир Галилее», Ибрагиму не нужно было долго думать, на чьей стороне его симпатии в этой войне: раз евреи хотят выбить из Ливана палестинцев, значит, он – с евреями.

И Ибрагим стал помогать израильским солдатам прочесывать местность, которую он с детства знал как свои пять пальцев. Он показывал им потайные пещеры, в которых могли спрятаться палестинские боевики, проводил израильтян по извилистым горным тропинкам в тайные лагеря террористов. Когда командир одного из спецподразделений ЦАХАЛа спросил Ибрагима, сколько тот хочет получить за ту поистине бесценную помощь, которую он им оказал, юноша только покачал головой.

– Я это делал не ради денег, – объяснил он. – На деньги мне плевать. Я делал это ради моего Ливана…

Спустя еще два дня к нему на улице подошел незнакомый израильтянин в штатском и предложил посидеть в кафе, выпить вместе по чашечке кофе. Во время этого разговора его собеседник признался, что он является офицером израильской Общей Службы Безопасности – ШАБАКа, и предложил Ибрагиму «сотрудничество на постоянной основе».Почему тот согласился?

Много раз Ибрагим потом задавал себе этот вопрос и не находил никакого другого ответа, кроме того, что ему… чисто по-человечески понравились евреи. Ему было приятно с ними общаться, он – и это было странно, прежде всего, для него самого – чувствовал себя среди них почему-то гораздо уютнее, чем среди соплеменников. Но окончательно он убедился в правильности сделанного им выбора после того, как на смену палестинцам пришла «Хизбалла»[67].

Если палестинцам нужно было только имущество его односельчан, то «Хизбалле» нужны были их тела и души. Тех, кто отказывался сотрудничать с этой организацией, просто выволакивали посреди бела дня на улицу и хладнокровно расстреливали на глазах односельчан. Потом боевики «Хизбаллы» убили и шейха их деревни – только за то, что он посмел в мечети выразить сомнение в праведности лидеров организации. Этот шейх в свое время учил Ибрагима – как и остальных деревенских мальчиков – Корану. Он был удивительно добрый и мудрый человек, этот шейх, и даже сегодня, будучи ортодоксальным евреем, Ибрагим-Авраам вспоминает о нем с особой теплотой и уважением. А еще он помнит, как шейх лежал на центральной деревенской площади, уставившись своими остекленевшими глазами в небо, словно желая задать Аллаху еще один, последний вопрос.

К тому времени Ибрагим уже сделал свой выбор, хотя еще и не знал, через какие страшные испытания ему предстоит из-за этого пройти…

* * *

В 1984 году Израиль начал поэтапный вывод своей армии с территории Ливана, и в конце этого года Ибрагим был арестован контрразведкой «Хизбаллы» по подозрению в сотрудничестве с Израилем.

– Обратно домой его не ждите – он уже покойник! – сказал офицер «Хизбаллы» отцу Ибрагима во время ареста.

Дальше были долгие одиннадцать месяцев, в течение которых Ибрагиму пришлось пройти через поистине адские пытки – его обвязывали оголенным проводом, который вставляли в розетку, на его спине медленно разогревали утюг, его клеймили каленым железом. Следы пыток и сегодня можно увидеть на его спине и груди, однако Ибрагим не сказал своим мучителям ни слова – и, видимо, именно это его и спасло.

Конечно, пытки не были беспрерывными – временами о нем словно забывали, и он недели, а то и месяцы проводил в одиночке. Чтобы не сойти с ума, Ибрагим заставлял себя вспоминать все, что он учил в своей жизни, а учил он, по сути, только Коран. И пытаясь воспроизвести в памяти его суры, он напряженно размышлял над каждой из них, по-новому осмысливая знакомые с детства слова. Это занятие укрепило его веру в Бога, превратив Ибрагима, как он сам говорит, в «активного фаталиста». И когда на очередном допросе ему снова пригрозили смертью, Ибрагим только усмехнулся.

– Не вы решаете, когда пробьет мой смертный час, а Аллах! – сказал он. – Так что вы меня не пугаете. Кто знает – может быть, ваш смертный час пробьет даже раньше моего…

Забегая вперед, скажем, что в данном случае Ибрагим оказался почти пророком – к 1986 году все его палачи погибли в ходе тех или иных операций «Хизбаллы».

Но главных выводов, сделанных Ибрагимом за время сидения в одиночке, было два.

Первый из них заключался в том, что он совершенно правильно сделал, когда согласился сотрудничать с израильтянами, так как «Хизбалла», как и палестинцы, вне сомнения, являются порождениями Шайтана, а правда и справедливость в этой войне, безусловно, на стороне Израиля. А второй вывод…

Второй вывод состоял в том, что религия евреев, будучи очень похожей на ислам, куда более чистая и глубокая.

Спустя одиннадцать месяцев после ареста Ибрагим вышел на свободу: тюремщики «Хизбаллы» пришли к выводу, что он ни в чем не виновен и просто стал жертвой лживого доноса. Но, едва глотнув воздух свободы, Ибрагим попытался связаться с израильтянами – проникнув в созданную ЦАХАЛом на юге Ливана зону безопасности, он потребовал предоставить ему встречу с каким-нибудь офицером ШАБАКа.

Однако израильские спецслужбы отнюдь не спешили возобновлять сотрудничество с выпущенным из тюрьмы «Хизбаллы» агентом. Более того – то рвение, которое проявлял Ибрагим, показалось им подозрительным: рвение это, с точки зрения ШАБАКа, подтверждало предположение, что он сломался под пытками и был перевербован исламистами. Окончательно доверие ШАБАКа к Ибрагиму восстановилось лишь спустя много месяцев – после того, как там убедились, что вся передаваемая им информация совершенно верна.

Тем временем Ибрагим начал активно внедряться внутрь сразу двух шиитских организаций – «Хизбаллы» и «Амаль»[68]. Для начала он стал часто появляться в шиитских мечетях, принимать активное участие в различных проходивших там собраниях и постепенно стал считаться там «своим» человеком. Вскоре действовавшая в его родной деревне ячейка «Амаля» решила привлечь Ибрагима к работе в качестве своего курьера – к тому времени Ибрагим приобрел грузовик и стал зарабатывать на жизнь перевозкой различной сельскохозяйственной продукции. На этом грузовичке он колесил по всему Ливану, и ему было совсем нетрудно выполнять поручения «Амаля» – передавать различные послания руководства этой организации своим активистам и лидерам местных отделений. Но так как «Хизбалла» была крайне заинтересована в получении информации о деятельности своих главных военно-политических единомышленников и конкурентов, то вскоре Ибрагим стал и агентом «Хизбаллы», сообщавшим ей все, что ему становилось известно об «Амале». Постепенно он все больше и больше завоевывал доверие руководителей «Хизбаллы» и получал все более ответственные поручения, позволявшие ему установить местонахождение ее штабов, адреса, по которым жили ее офицеры, и т. д.Нужно ли говорить, что вся эта информация в итоге становилась достоянием ШАБАКа?!

* * *

Внешне Ибрагим продолжал вести все ту же скромную жизнь водителя грузовика, мотающегося по своим торговым делам по всей стране. Уже это само по себе делало его достаточно ценным информатором для ШАБАКа. Он был «глазами Израиля» в Ливане – и именно так его и называли в служебных отчетах израильской разведки.

Однако куда более важным было то, что положение Ибрагима внутри «Хизбаллы» год от года становилось все более значительным и перед ним открывались все новые и новые тайны этой организации.

Вскоре он понял, что сама структура «Хизбаллы» построена так, что даже офицеры ее среднего звена не имеют представления о том, как осуществляется руководство их организацией, где находятся ее склады боеприпасов и т. д. Планы почти всех операций разрабатываются в верховном штабе «Хизбаллы» узкой группой офицеров, часть из которых непосредственно командирована в Ливан из Ирана, а другая часть прошла подготовку в тренировочных лагерях под Тегераном. После разработки плана того или иного теракта против Израиля определяется круг его исполнителей. Взрывчатку и все необходимое оружие тому офицеру, который будет возглавлять осуществление данного теракта, доставляет с тайного склада специальный курьер, понятия не имеющий о том, для чего именно предназначен тот груз, который он везет, и весьма смутно представляющий, кем именно является получатель данного груза.

Обычно офицер «Хизбаллы» ведет жизнь рядового фермера, ничем не отличающегося от остальных своих односельчан. Может быть и так, что человек, которому доставили взрывчатку, оружие, переносную ракетную установку и т. д., вообще не является исполнителем теракта – в его задачу входит лишь передать этот груз дальше по назначению.

Уже затем – возможно, через несколько дней, а то и недель или даже месяцев – к тому, кто получил это оружие, прибудет другой курьер, который передаст ему указание, что с ним следует делать. И опять-таки не исключено, что этот курьер на самом деле встречается лишь с другим курьером, а не с непосредственным командиром операции. Рядовые же боевики знают в лицо только командира своего отряда, который является к ним в назначенный час и сообщает, что они должны делать на этот раз.

Таким образом, даже если какая-то группа террористов попадает в плен, ни один из ее членов, включая командира, не может сообщить на допросах сколько-нибудь ценную информацию по той простой причине, что они ею попросту не располагают, – и это позволяет ее руководителям оставаться практически неуловимыми, а заодно держать в секрете и местонахождение своих арсеналов.

Но, будучи одним из самых доверенных курьеров «Хизбаллы», Ибрагим сумел передать израильской разведке сведения о целом ряде ее высокопоставленных офицеров и даже о местонахождении некоторых ее штабов, что позволило ЦАХАЛу в середине 90-х годов провести серию блестящих антитеррористических операций в Южном Ливане. Впрочем, одна, самая главная операция, в подготовке которой участвовал Ибрагим, провалилась: несмотря на то что ему удалось установить точное местонахождение лидера «Хизбаллы» шейха Хасана Насраллы, попытка его ликвидации оказалась неудачной.

Именно в качестве агента «Хизбаллы» Ибрагим в 1997 году снова оказался в тюрьме – на этот раз в сирийской. Дело в том, что отношения между сирийской армией и «Хизбаллой» были отнюдь не так безоблачны, как казалось израильтянам со стороны, и сирийцы рассчитывали получить от Ибрагима те сведения, которые утаивал от них Насралла.

Условия содержания в сирийской тюрьме, по словам Ибрагима, были несравненно лучше, чем в застенках «Хизбаллы», хотя и «курортными» их тоже назвать было никак нельзя. Но самое главное – в момент ареста у него при себе был замаскированный под обычный радиоприемник передатчик, с помощью которого он общался со своим израильским руководством. Спасла его на этот раз… продажность сирийских тюремщиков: отдав им всю имевшуюся у него наличность, Ибрагим убедил их вернуть ему все его личные вещи, включая «радиоприемник», который без батареек все равно не работал. В конце концов он настолько расположил к себе тюремное начальство, что на все время заключения стал… тюремным садовником. Во время садовых работ он попросту зарыл передатчик в землю – от греха подальше, а затем выкопал его накануне освобождения.

Выйдя из тюрьмы, Ибрагим окончательно понял, что дальше так продолжаться не может: еще немного – и его как израильского агента раскроют либо «свои» из «Хизбаллы», либо сирийцы. И в том же 1997 году он вместе с женой и тремя детьми перебрался в Израиль, где ему, разумеется, охотно предоставили укрытие.

Так закончилась его служба в ШАБАКе, но отнюдь не карьера разведчика…

* * *

В Израиле Ибрагим из подчинения ШАБАКа перешел в распоряжение «Моссада» и уже в качестве офицера этой организации вплоть до ухода ЦАХАЛа из Ливана в 2001 году не раз возвращался на родину для выполнения различных заданий. Хорошо знакомый со всей территорией Ливана, он под видом то фермера, то бизнесмена, а то и туриста из какой-либо арабской страны появлялся то в Бейруте, то в Тире, то в Сидоне, добывая необходимую информацию или передавая очередное задание и деньги действующим в Ливане другим израильским разведчикам. Само собой, о том, в чем конкретно заключались эти задания, Ибрагим не распространяется, однако не без гордости рассказывает о том, как ему удалось разоблачить несколько ливанцев, согласившихся для вида работать на Израиль, а на самом деле дезинформировавших «Моссад» по указанию «Хизбаллы».

Судя по всему, именно Ибрагим осуществил в 2000-2001 годах ряд диверсий против объектов «Хизбаллы» и сирийской армии в Бейруте, но сам он, естественно, подтвердить эту информацию отказывается, хотя и не особенно настойчиво ее опровергает.

По его словам, работа в «Моссаде» пришлась ему по душе куда больше, чем деятельность под крылом ШАБАКа.

– «Моссад» – это все-таки «Моссад»! – говорит он. – Люди там работают поумнее, чем в ШАБАКе, да и творческой фантазии у них побольше…

Наконец, в 2001 году, когда Ибрагиму не было и сорока, руководство «Моссада» сообщило ему, что его служба в этой организации закончена, а за заслуги перед страной ему будет выплачено выходное пособие и установлена приличная пожизненная пенсия.

На это выходное пособие Ибрагим и приобрел домик с небольшим земельным участком в Цфате – городе, к которому он прикипел всем сердцем и в котором обретается по сей день. Но самое любопытное заключается в том, что когда в 2003 году он вместе со всеми членами своей семьи решил пройти обряд гиюра, больше всего против этого почему-то возражали именно его бывшие начальники из «Моссада»…

* * *

Решение перейти в иудаизм не было для него спонтанным – оно зрело в нем многие годы, став результатом многолетних раздумий. Впрочем, еще в 1985 году, когда он вернулся домой из тюрьмы, отец, дождавшись, когда они останутся наедине, заметил:

– Они признали тебя невиновным, но я-то знаю, что это правда – ты работал на евреев…

– Я скажу тебе больше: я не только работал на них, но и собираюсь продолжить эту работу, – ответил Ибрагим.

– Но почему?! – удивился отец. – Сколько они тебе платили? 400 долларов в месяц?! Я готов тебе платить тысячу – только выбрось из головы эту идею!– В том-то и дело, что они мне ничего не платили, отец, – сказал Ибрагим. – Я работал и буду работать на них потому, что верю: на их стороне – правда!

– Правда у евреев?! – изумился тот. – Если ты так говоришь, то значит, рано или поздно пойдешь до конца и сам станешь евреем!

Эти слова оказались пророческими: настал день, когда Ибрагим понял, что и в самом деле хочет пройти этот путь до конца, что ему хочется погрузиться в Тору и причаститься к той первозданной вере, принесенной в мир человеком, в честь которого он был назван. И как когда-то его тезка, библейский Авраам, он тоже перешел свою реку…

– Когда он пришел ко мне и сказал, что просит подготовить его, жену и детей к гиюру, я был в шоке, – рассказывает главный раввин Цфата рав Шломо Элиягу. – Если христиан, желающих перейти в иудаизм, достаточно много, то среди мусульман это – крайне редкое явление. Но вскоре между нами возникла какая-то особая, почти мистическая близость. С каждой новой встречей я чувствовал к нему все большую симпатию, внутри меня постоянно крепла уверенность, что этот человек действительно изначально обладает душой еврея и потому так тянется к нашему народу и к Торе. Разумеется, я всячески давил в себе эти чувства, я не пошел ни на какие послабления, я тщательно проверил искренность его намерений. И экзамен, через который он прошел, прежде чем стать Авраамом Бен-Авраамом, был тоже предельно жестким. Но сегодня я горжусь тем, что Ави является одним из моих учеников, а те успехи, которые он проявляет в изучении Торы и Талмуда, просто поразительны.Но, как уже было сказано, одними из главных противников перехода Ибрагима в иудаизм были почему-то сотрудники «Моссада». По непонятным до сих пор причинам они всячески отговаривали его от этого шага, даже угрожали, что если он пройдет гиюр, то они лишат его пенсии – дескать, она полагается ему как арабу, работавшему на еврейское государство, а если Ибрагим станет евреем, то получится, что он просто выполнял свой гражданский долг, и ему за это ничего не положено. Пытались они надавить и на рава Шломо Элиягу, с тем чтобы тот отказал Ибрагиму в праве на гиюр.

– Ладно, черт с тобой, – сказали «моссадовцы», когда он все-таки стал Авраамом. – Хочешь быть евреем – будь им! Пенсии мы тебя, конечно, не лишим – это был блеф…

Так и живет сегодня в Цфате Авраам Бен-Авраам со своей женой Сарой. Двое его старших сыновей сейчас служат в «Гивати»[69], младшая дочь учится в еврейской религиозной школе, а сам он выращивает в своем саду груши и яблоки и исправно учится в ешиве. Вот только летом 2006 года о нем опять вспомнили там, где ничего никогда не забывают, и снова постучались в дверь его дома. Не исключено, что вспомнили не в последний раз: Авраам уверен, что его знания и опыт еще не раз понадобятся его стране и его народу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.