Бои за Бельково

Расскажу об одном из них, ставшем известным совсем недавно: о боях 220-й дивизии за три деревни — Бельково, Свиньино, Харино, — расположенные в шести-семи километрах севернее Ржева. Они составляли один из укрепленных пунктов противника на пути к городу.

К борьбе с немцами дивизия подготовлена была наилучшим образом. Насчитывала 14 тыс. командиров и бойцов. В ее распоряжении находились: танковая бригада (примерно 50 танков), отдельный артиллерийский полк, особая курсантская бригада, несколько дивизионов реактивных минометов. Сила! Она превышала обороняющуюся сторону: в людях — в 8–9 раз, в танках — в 50, в артиллерии — в 4–6 раз. Дивизия имела богатый боевой опыт. Она прошла огненный 41-й год, защищая Витебск и Сычевку, гнала врага от Москвы на запад.

Командовал дивизией полковник Станислав Гилярович Поплавский, кадровый командир Красной Армии. В 41-м — майор, командир полка. Отличился в январских боях в 42-м западнее Ржева — в знаменитых Мончаловских лесах. Вопрос состоял в одном — умело или неумело распорядятся на поле боя «Александры Невские», «Суворовы» и «Кутузовы» людским и боевым превосходством над немцами, сумеют ли проявить военное мастерство?

В первый же день наступления, уже на рассвете, пошел дождь, затем перешел в ливень. Интересно, где находились синоптики? Быстро вся земля превратилась в черную грязную кашу и практически стала непроходимой. Вода в реках, озерах, ручьях вышла из берегов и разлилась, затапливая все вокруг. Правда, следует заметить, что наши самолеты-штурмовики успели совершить один вылет и постарались проутюжить немецкие траншеи.

Сохранились отдельные воспоминания ветеранов, участников боев за Бельково. Они раскрывают общую картину сражения «без зонтиков» над головой. Вот что в них рассказано: попытки саперов построить так называемые «дороги-лежневки» оказались неудачными. Под тяжестью танков, орудий они глубоко уходили в раскисшую землю. Вся местность была залита водой. Люди, пушки, лошади застревали в грязи. Приходилось вручную веревками вытаскивать лошадей и пушки из топи. Пехота фактически осталась без поддержки танков и артиллерии.

Так устроено на войне: никуда не деться солдату от непогоды. Под Бельково почти во все дни боев солдаты жили и воевали под дождем, «сушились» под ним, «спали» под ним, утром, если удавалось, разводили небольшие костры и немного возле них согревались. На всей местности, где днем и ночью шел бой, не сохранилось никаких строений, где можно было хоть ненадолго укрыться от мокроты.

Попробуем кратко передать хронику боевых действий.

Первый день — 30 июля.

Наступают два полка. Успеха нет. Потери наступающих — велики. Поле боя покрылось первыми трупами.

Второй день — 31 июля.

Сколько бы солдаты ни проклинали небо за дождливую погоду, ни просили сменить «гнев на милость» — оно осталось безразличным к их просьбам. Комдив ввел в бой все три стрелковых полка. Изнемогая, пытаясь справиться с грязью, артиллеристы старались не отставать от пехоты с 76-и 45-миллиметровыми пушками, поставив их на прямую наводку. Несмотря на ураганный огонь — артиллерийский, минометный, пулеметный, солдаты врываются в восточную часть Бельково, захватывают крайние избы и очищают их от немецких автоматчиков. Но сильный огонь из не уничтоженных дзотов в глубине деревни заставляет их отойти. За второй день боев дивизия потеряла 340 человек убитыми и 714 ранеными.

Третий день — 1 августа.

5:00 утра — три полка (653, 376 и 673-й) атакуют Бельково. Сильное зрелище — девять батальонов, двадцать семь рот… Безрезультатно…

5:50 утра — немцы открывают сильный артиллерийский огонь и идут в контратаку на позиции 653-го полка. Две роты пехоты и кавалерийский эскадрон. Контратака отбита, а солдаты 653-го занимают юго-восточную окраину деревни. (Командир полка — подполковник И.А.Курчин.)

7:00 утра — 376-й полк атакует северо-западную, а 673-й северную окраину Бельково. Обе атаки отбиты противником.

11:30 утра — батальон немецкой пехоты под прикрытием артиллерийского огня вновь пытается прорвать позиции 653-го полка, но, не добившись цели, отходит.

3:00 дня — после 15-минутного артиллерийского налета на позиции противника (на большее время не хватило снарядов) 376-й и 673-й полки вновь идут вперед, но, не дойдя сто метров северо-западнее — до Бельково, залегают. Преодолеть огонь противника не удается. На поле боя еще больше трупов. Все длиннее становятся вереницы раненых, бредущих по размытым дорогам в медсанбат. В ночь на 2 августа в дивизию приходит пополнение — 486 рядовых. Половина из них — плохо обученные новобранцы.

Четвертый день — 3 августа. На рассвете после небольшой артиллерийской подготовки и сильного залпа двух дивизионных реактивных минометов, почему-то выпущенного по Свиньино, новый яростный бросок солдатских цепей на Бельково, за ним — еще и еще…

К двум часам дня приказано отойти. Предполагается мощный удар реактивных минометов. В 3:20 прозвучал залп четырех дивизионов по Бельково. Впустую. Огнем обработана не северная, как следовало, а восточная часть деревни. Много недолетов. Сразу же после поистине громового залпа «катюш» комдив, не оценив полностью его результаты, бросает в бой вновь все три полка и на этот раз — восемь танков.

Преодолел глубокий ручей перед деревней, прорвался в Бельково лишь один из Т-34, — лейтенанта Григория Павловича Ештокина. Об этом подвиге писала дивизионная газета. Остальные застряли в болотной грязи и стали фактически мишенями для немецкой артиллерии.

6:00 вечера — несмотря на сильное сопротивление, солдаты добираются до северной окраины Бельково и врываются в Свиньино. Кажется, вот-вот противник, не выдержав напора атакующих, дрогнет и отступит. Комдив уверен в успехе. Но в эти решающие минуты со стороны Ржева в небе появляются «юнкерсы». Бомбовые удары и пулеметные очереди, обрушившиеся с воздуха на пехоту, заставляют ее отступить, рассеяться по полю.

«Куда делись наши «ястребки»?» — матерятся солдаты. Заползают в щели с водой, прижимаются к грязной земле, обняв обеими руками каски. Слезы застилают глаза от горечи. Колоссальные фонтаны рыже-бурой земли разбрасывают по полю разорванные на части тела, летят вокруг вверх головы, руки, ноги. Когда закончится бомбежка? За первой появляется новая волна немецких самолетов. Все повторяется.

Полковник Поплавский позвонил командарму и спросил его: «Почему наша авиация не работает?» Тот в сердцах ему ответил: «На моем наблюдательном пункте находится командующий фронтом, вот ты его и спроси!» В голосе командарма комдив почувствовал какой-то хитренький смешок. «Ладно, — решил комдив, — обойдемся без самолетов». Не вышло.

Ночью подвели итоги боев за четыре дня. Дивизия потеряла, как было установлено, 817 человек убитыми и 3083 ранеными. Несмотря на пополнения, в полках сохранялось всего по 100–150 человек.

Если иссякает запас веры, что происходит? Зная известный приказ № 227 и что ожидает солдата за самовольный уход с поля боя, тем не менее многие солдаты под всяким предлогом стремились его покинуть, ссылались на немыслимую усталость, невыдерживающие нервы и страх, на жуткую погоду, кровавый понос, общее недомогание, на всяческую хворь. Солдаты искали и иные пути скрыться от смерти: помогали раненым, связистам, да и просто прятались — где и как только могли.

В 220-й дивизии в полутора-двух километрах от передовой располагался заградительный отряд с пулеметами — 100 человек. Кроме того, во всех полках сформировали группы автоматчиков в помощь заградотряду.[16]

В первые дни выступления покинувших передовую выискивали. Старались силой оружия вернуть в строй. Позже — судили, отправляли в штрафные роты, расстреливали.

Известно, по далеко не полным данным, с 31 июля по 8 августа, то есть за десять первых дней боев, передний край бросили (а кое-кто оставил и оружие) 547 человек. 386 из них — солдаты 220-й дивизии. Позорный факт для чести армии! Начальство старалось его скрыть. Если распространить эти цифры в масштабах фронта, нетрудно определить, что убегали тысячи.

Вновь атаки, атаки… С короткими перерывами они следуют одна за другой. И так — до 12 августа — четырнадцать дней.

Давно поле боя — от исходных позиций до Бельково (пятьсот-шестьсот метров) — названо «Долиной смерти».

Грязные, заросшие, немытые, полуголодные, с истерзанными нервами, с изношенной вконец психикой, без веры в «Бога и черта», люди превратились в полудикие существа. Куда делась простая речь, искренние добрые человеческие чувства? «Дайте хоть ночку, хоть часок расслабиться», — просили солдаты командиров. Не получалось.

Спросить бы солдата, чудом уцелевшего под Бельково, что сохранилось в его душе, только после одного дня — 3 августа, когда пятнадцать «юнкерсов» за один день двадцать раз набрасывались на дивизию. На следующий день, как «подарок» пехоте (только так это расценили солдаты), в небе появились на пятнадцать минут наши самолеты: с 9.30 утра до 9.45 утра. Заодно и пробомбили «своих». К счастью зашибли одну лошадь.

Как часто и тогда, и позже в самых жестоких ситуациях на войне нас, командиров и солдат, выручала молодость: продолжать жить, воевать, подавлять в себе страх, не терять веру в успех! В этих боях, как я узнал позже, молодые парни превращались в стариков, нередко седели, теряли бодрость, уверенность в себе, крепость духа, а случалось, и рассудок.

Бесконечные кровавые атаки без надежды на успех, которые оборачивались всякий раз иллюзией, превратили в короткий срок и старых, и молодых в механических исполнителей чужой воли, сделали их подлинными рабами войны. Все ли шло от страха? Нет. О нем забыли, его заменило полное безразличие к самому себе, к жизни, к своим товарищам.

В самые отчаянные моменты сражения под Бельково солдаты редко плакали. Плакать — зачем? О сострадании давно забыли. В то же время постоянно росло в людях чувство бессилия, оно все глубже пускало корни в душе. Мало кто надеялся выбраться живым из бойни под Бельково.

Ночью огромное зарево ярко освещало «долину смерти» — вокруг горели деревни. Горы трупов — наших и немцев. Давно известно, цивилизованная дикость — худшая из всех форм дикости. Однако то, что происходило под Бельково, Свиньино, Харино, ни по каким меркам не определяется словом «дикость». Это — бессмысленное убийство, без всякой ответственности за человеческие судьбы, без стыда и понятия вины.

За каждые сутки в те адские две недели, по данным штабных оперативных сводок и по донесениям политорганов, дивизия теряла 100–150 человек убитыми и 600–700 ранеными. Думаю, цифры занижены.

Чем отличались от сухих штабных сводок политдонесения? Во-первых, большим враньем и разукрашенными, как пасхальные яички, добавлениями: «о массовом героизме», «об отдельных подвигах», в первую очередь коммунистов и комсомольцев, о потоке заявлений «от бойцов» с просьбой принять их в ряды Коммунистической партии. Например, приводились такие сведения: в разгар самых яростных боев между 3 и 10 августа на передовой подано было больше 200 заявлений. Может быть, вначале так и происходило, а затем — увольте…

Вероятно, в то время под Бельково появился среди красноармейцев забавный рассказ о солдате-украинце, перед боем написавшем заявление о вступлении в партию: «Якщо вбьють, прошу вважаты мэнэ коммунистом, а якщо ни, то ни…»

Один из типичных примеров политдонесений — липовый рассказ о герое-танкисте И.Воронцове, весьма далекий от реальности. Позже я часто видел, как политработники составляли политдонесения. Сколько в них присутствовало лжи! Скажите, о каком «потоке» заявлений можно писать, когда солдата гонят и гонят на немецкие пулеметы? Он просто не мог в те дни и ночи о чем-то размышлять, что-то понимать, что-то ощущать, кроме собственного бессилия и, очевидно, справедливой жалости к себе. Именно в этом, а не в политдонесениях и состояла правда.

Ни штабисты, ни политорганы в течение всей войны, и подо Ржевом и под Берлином, ни разу не сказали, не прокричали во весь голос о самом-самом главном: «Наступление без предварительного подавления всех основных огневых средств противника — недопустимо!» Между тем, к сожалению, ни в одной из операций Красной Армии Калининского и Западного фронтов (I, 1942, II.I, 1943) на ржевско-вяземском плацдарме это требование не было осуществлено. Отсюда — колоссальные потери и поражения. В то же время и одно из объяснений успешной немецкой обороны. Как нам всем — и генералам — и солдатам не хватало тогда умения воевать!

Обратим внимание на мемуары маршалов, генералов, командиров всех рангов, вышедшие в 60–70-е годы — сотни книг. В любой из них автор сетует на то, что не удалось подавить все огневые средства противника.

Несмотря на все сложности, о которых я рассказал, 12 августа, ближе к вечеру, два полка 220-й дивизии выбили немцев из Бельково, Свиньино и Харино. Это удалось сделать после ввода в бой для разгрома опорного пункта противника 2-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием генерал-майора П.Г. Чанчибадзе. (Эта дивизия единственная была снята из-подо Ржева летом 1942 года и отправлена под Сталинград).[17]

После каждого боя все больше редели полки, батальоны, роты. Когда подсчитали результаты, вот что вышло: в 376-м полку осталось 40 человек, в 653-м — 48, в 673-м — 64. Итого: 152 бойца и командира в трех стрелковых полках дивизии. К началу наступления в них насчитывалось почти 8000 человек.[18]

Может быть, под Бельково и родилось страшное выражение — «одноразовый солдат». Откуда оно взялось, кто его придумал? Возможно, по аналогии «одноразовый шприц» или «одноразовый костюм» — для покойников? Суть заключается не в поисках аналогии, а в том, что солдат, попавший на передний край подо Ржевом, сразу чувствовал себя «покойником».

Возможно, то, о чем я поведал читателю, покажется бредовой фантазией. В подтверждение приведенных фактов приведу короткую выписку из «Информационного бюллетеня немецкой разведки» (январь 1942 года). Вот что в нем говорится: «Атаки русских проходят, как правило, по раз и навсегда данной схеме — большими людскими массами, несколько раз без всяких изменений. Наступающая пехота компактными группами покидает свои позиции и с большого расстояния устремляется в атаку с криком «ура!».

Офицеры и комиссары следуют сзади и стреляют по отстающим… Благодаря превосходству в численности этот метод позволил добиться многих крупных успехов». Немецкий офицер в письме к родным так рассказал об атаках Красной Армии в августе под Киевом: «С расстояния 600 метров мы открыли огонь, и целые отделения в первой волне атакующих повалились на землю… Уцелевшие одиночки тупо шли вперед. Это было жутко, невероятно, бесчеловечно. Ни один из наших солдат не стал бы двигаться вперед. Вторая волна тоже понесла потери, но сомкнула ряды над трупами своих товарищей, павших в первой волне. Затем, как по сигналу, цепи людей начали бежать. С их приближением доносилось нестройное раскатистое «ура-а-а!»… Первые три волны были уничтожены нашим огнем… Натиск четвертой волны был более медленный: люди прокладывали путь по ковру трупов… Не буду скрывать, они испугали нас… Если Советы могут позволить себе тратить столько людей, пытаясь ликвидировать даже незначительные результаты нашего наступления, то как же часто и каким числом людей они будут атаковать, если объект будет действительно очень важным?»

Поэты-песенники в годы войны придумали высокопатриотические тексты, а композиторы писали к ним хорошую музыку. Солдаты охотно пели эти песни, хотя знали, что многие из них далеки от суровой фронтовой действительности. Например — «Смелого пуля боится, смелого штык не берет» или «Не страшна нам бомбежка любая, помирать нам рановато — есть у нас еще дома дела» и т. д. и т. п. Война сурова и не всегда так бывает, как поется в песнях.

Древние мудрецы говорили: «Слепец не тот, кто не видит, а тот, кто не хочет видеть». Сколько среди командиров и комиссаров в годы войны я встречал усердных служак, потерявших драгоценное качество человека — «видеть», а значит, и сопереживать. Когда мы, офицеры, беседовали на эту тему, почти все, как правило, приходили к одинаковым выводам: «Кто бы позволил во фронтовой обстановке ослушаться, не выполнить приказ?» Выходит — мрачная беспросветность? Не совсем так. История сохранила в годы войны немало фактов и имен командиров и комиссаров, когда они отказывались гнать солдат, как «пушечное мясо», на немецкие пулеметы, двигать танки под бомбы или пушки противника. Увы, в боях за Ржев я не слышал о подобных фактах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.