Старые девы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Старые девы

Хотя замужество считалось идеалом для любой женщины, многие англичанки могли лишь мечтать о матримониальных радостях. Потому хотя бы, что было их слишком много. Согласно переписи населения 1851 года, женщин в Великобритании насчитывалось на полмиллиона больше, чем мужчин. Куда же их девать?

Например, в колонии. Поначалу к «экспорту женщин оптом» относились негативно, но к середине XIX века эта идея более-менее прижилась. В 1850-х женщины платили 22 фунта за билет в Австралию, где рассчитывали обзавестись семейством, а в 1862 году было основано Общество эмиграции женщин из среднего класса, помогавшее честным девушкам уехать в Канаду, Австралию или Новую Зеландию. Подобные организации обеспечивали эмигранток жильем и помогали им устроиться на работу в незнакомой стране. Новые горизонты манили незамужних и независимых англичанок: в 1845 году в Новую Зеландию переехала Мэри Тейлор, школьная подруга Шарлотты Бронте. Быстро обжившись в южных широтах, Мэри скупала земли и открыла собственный магазин, но в 1860-м, через пять лет после смерти Шарлотты, вернулась в Англию. Замуж она так и не вышла.

Своенравные особы сознательно отказывались от замужества: вне брака у женщины оставалось больше свободы, она могла распоряжаться своим имуществом и заработками. Среди великих «старых дев» можно упомянуть и Джейн Остен, и Эмили Бронте, и Флоренс Найтингейл. В 1844 году Энн Ришелье Лэм писала: «Незамужняя особа является кем-то, а замужняя уже никем. Первая сияет собственным светом, вторая же лишь отражает сияние своего супруга, в котором, согласно закону и общественному мнению, она растворяется полностью». В тон ей отзывалась и суфражистка Фрэнсис Пауэр Кобб: «В 1861 году старая девая – это весьма жизнерадостная особа, не обремененная мужем и детьми. Она то посещает родню в загородных домах, то проводит месяц в городе, то отдыхает на Женевском озере, то взбирается на Везувий или пирамиды. Прекраснее всего то, что она обрела не только свободу передвижения, но и возможность заниматься тем, что ей более всего по душе».

Чтобы вписаться в эту радужную картину, женщина должна была обладать хоть каким-то источником дохода. Небогатые старые девы влачили унылое существование: им оставалось или выбирать одну из малочисленных профессий, доступных женщинам, или посвящать свою жизнь заботе о более удачливой родне. Незамужние тетушки хлопотали по хозяйству и воспитывали племянников, выхаживали больных, скрашивали старость родителям. В английской литературе сохранилось немало имен незамужних сестер, ставших секретарями и критиками, а иногда и соавторами своих талантливых братьев: это и Дороти Вордсворт, и душевнобольная Мэри Лэм (хотя Мэри зарезала мать, это не помешало ей оставаться нежнейшей сестрой эссеисту Чарльзу Лэму). Очень строга к сестре была Сара Стикни Эллис, грозный страж викторианской морали. Чтобы называться любящей сестрой, недостаточно обнимать брата или разговаривать с ним о литературе – этим ограничиваются лишь бездельницы. «Ни одна здоровая женщина, будучи в состоянии готовить, не должна позволять своему брату хлопотать на кухне в любое время дня. Каждая женщина обязательно должна заботиться о белье своего брата, чинить ему перчатки и чулки, которым требуется штопка, приводить гостиную в порядок к его возвращению, приготовить ему место, чтобы присесть, еще до того, как он об этом попросит, и с заботливой улыбкой предлагать ему подкрепиться».

Но даже у обыкновенных старых дев случались необычайные приключения. Взять, к примеру, Мэри Кингсли, племянницу писателя Чарльза Кингсли (того самого, что вел с женой игривую переписку). Отец привил Мэри страсть к науке, в особенности к химии и антропологии – в свободное от пациентов время он изучал Африку. С возрастом Мэри пришлось обуздать любовь к знаниям. Все деньги в семье тратились на образование ее брата Чарльза, тогда как Мэри, худой и бесцветной, была уготована роль заботливой сестрицы. Пока отец путешествовал, а Чарльз грыз гранит науки в Кембридже, Мэри работала по дому – занималась уборкой, вышивала, развлекала беседами стареющую матушку. Но в 1892 году с интервалом в шесть недель скончались мистер и миссис Кингсли, а год спустя Чарльз выехал за границу. В услугах Мэри более никто не нуждался. Ей был тридцать один год. Ни семьи, ни профессии, ничего такого, что даже условно можно назвать личной жизнью.

От смертной скуки Мэри и вправду собралась умирать. Только не на английской земле, а в загадочной Африке, знакомой ей по альбомам в библиотеке. Ведь на Черном континенте таятся всевозможные опасности и соблазны, в джунглях бродят гориллы и мелькают в кронах деревьев леопарды, реки так и кишат крокодилами, а племена дикарей норовят поджарить белого человека на ужин. Столько интересных способов погибнуть!

В начале августе 1893 года мисс Кингсли взошла на борт грузового судна «Лагос». Место назначения – Западная Африка, багаж – черная дорожная сумка, саквояж, непромокаемый чемодан с книгами и неистощимый запас энтузиазма. Друзья советовали ей носить в Африке мужскую одежду, но мисс Кингсли, подверженная приступам чопорности, отказалась наотрез. Как она потом рассказывала, платья не раз выручали ее из беды: однажды она провалилась в западню, но пышные юбки смягчили падение.

17 августа Мэри Кингсли ступила на берег Сьерра-Леоне, откуда проследовала в Анголу. Будучи особой общительной, она легко сходилась с людьми, как с местными племенами, так и с белыми миссионерами, прибывшими обращать их в христианство. Правда, миссионеров Мэри не жаловала. Она с уважением относилась к племенным традициям, включая многоженство и каннибализм, и огорчалась, когда приезжие европейцы выкорчевывали обычаи, не давая ничего взамен. Ведь если новоиспеченный христианин оставит себе только одну жену, то куда же деваться остальным? Впрочем, африканцам тоже от нее доставалось. Как и другая незамужняя особа, шотландская миссионерка Мэри Слессор, Кингсли боролась с обычаем убивать одного из близнецов, якобы зачатого от дьявола, и разрешала межплеменные конфликты.

Первое путешествие Мэри Кингсли не затянулось. В родные пенаты она вернулась в начале 1894 года, но охота к перемене мест вновь ею овладела, и уже в декабре Мэри отчалила в Африку. Одинокая белая путешественница, да еще и без Библии под мышкой, приводила всех встречных в недоумение. Что она позабыла в Африке? Как отважилась приехать сюда без супруга? Тем не менее, закон не запрещал дамам путешествовать в одиночку, о чем Мэри Кингсли не раз напоминала властям. А когда африканцы вопрошали, где же ее муж, она отвечала «Я его там ищу» и махала рукой в том направлении, куда держала путь. Кто же устоит перед таким напором?

Мэри Кингсли.

В Габоне Мэри спускалась на каноэ по стремнинам реки Огове и собирала редкие сорта рыб, которые затем получили ее имя. Если чересчур близко от ее лодки проплывал крокодил, Мэри шлепала его зонтиком по голове – для порядка, чтоб знал свое место. Как-то раз она вызволила из капкана леопарда, который мешал ей спать жалобным визгом, но вместо того, чтобы метнуться прочь, зверь начал ее обнюхивать. «Поди прочь, дуралей!» – ругнула его мисс Кингсли, и зверь побежал восвояси. Против английской леди никто не устоит!

Даже свирепые каннибалы из племени фанг опасались с ней связываться. Мисс Кингсли вовсе не желала, чтобы каннибалы разрезали ее на кусочки, «пусть даже и аккуратные». Прибыв в деревню каннибалов, она сразу же назвала вождя разбойником. Вождь так опешил от нахальства, что счел нужным оправдаться, сообщив ей по ходу немало полезных сведений о законах и верованиях своего племени. В свою очередь, Мэри помогла его матери, вскрыв гнойник на ее ноге и обработав рану антисептиком. Своим рандеву с каннибалами путешественница осталась довольна. Пускай она подхватила в одной хижине вшей, а в другой увидела на стенах сумки с отрезанными пальцами, ушами и «другими частями тела». Зато, по ее мнению, каннибалы очень уважали своих матушек – европейцам есть чему у них поучиться! Современники отмечали ее бесстрашие, а Киплинг, один из ее знакомых, говорил: «Поскольку она все-таки человек, то должна бояться хотя бы чего-то, но я так и не выяснил, чего именно».

Совершив восхождение на гору Камерун, Мэри Кингсли вернулась в Лондон в конце ноября 1895 г. Теперь целые толпы собирались послушать ее лекции, а ее «Путешествие по Западной Африке», опубликованное в 1897 году, сразу стало бестселлером. Во время Англо-бурской войны Мэри Кингсли совершила свой последний вояж на Черный континент: в марте 1900 года она прибыла в Симонстаун, Южная Африка, чтобы работать в госпитале для военнопленных. По словам коллег, мисс Кингсли «превратила эту мертвецкую в настоящий санаторий». Но в конце мая она подхватила лихорадку и скончалась 3 июня 1900 года. Перед смертью она попросила, чтобы ей позволили умереть в одиночку, как умирают животные, а ее тело похоронили в море. Оба желания были исполнены. И скромная старая дева, которой надоело скучать взаперти, обрела последний приют у африканских берегов, как и рассчитывала когда-то.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.