Русские как следующая ступень развития Homo Sapiens: «безумная» гипотеза Константина Крылова
Русские как следующая ступень развития Homo Sapiens: «безумная» гипотеза Константина Крылова
Пытаясь разобраться в причинах нашего поражения в ХХ веке, нащупывая пути к русскому воскрешению, наши лучшие интеллектуалы не знают покоя. Современный аналитик и публицист Константин Крылов в мае 2004 года предложил свою теорию, по которой русские – это особый народ, лучше всего приспособленный к миру, который открывается за уходящей индустриальной эпохой. Более того, мы – это следующая ступень развития человека. И отталкивается Крылов от теории великого советского историка Бориса Поршнева…
– Мы в самом деле отличаемся от прочих народов, – доказывает Крылов. – На протяжении своей истории русские возводили очень странные социальные конструкции. Самой известной и самой экзотической из них стала «советская власть», но и всё остальное тоже было далеко от скучных стандартов – что европейских, что азиатских, что любых прочих.
Глядя на причудливые социальные «вавилоны», которые нагромождала русская история, и в самом деле можно подумать, что мы уникальны своей способностью покорно и безропотно становиться деталью любых, даже самых уродливых, социальных конструкций. Давно известно, что русские практически не умеют сопротивляться «нахальству» – то есть даже самому незначительному давлению, и в большинстве случаев предпочитают уступить. С другой стороны, они совершенно не умеют – и уж, конечно, не любят – подчиняться. Поэтому «начальство», со всеми его насилиями и угрозами, как правило, неспособно заставить русских делать то, что ему нужно – разве что непосредственной угрозой для жизни и имущества. Но как только эта угроза исчезает, русские перестают выполнять приказы. При этом русские не считают своё поведение «сопротивлением» или «протестом». К планам властей они относятся не возмущённо, а скорее презрительно. «Мало ли что там эти идиоты наверху придумали» – вот типично русское отношение к «верхам».
Многие подозревают русских в склонности к анархизму и отрицанию всякой организованности. Однако каждый, кто имел дело с русским коллективом, знает, что управлять русскими можно, хотя и достаточно сложно. Русские могут демонстрировать редкостное трудолюбие, изобретательность и дисциплинированность. Но для этого нужна совершенно особая мотивация и специфические условия труда. Не обязательно, кстати, «хорошие» в обычном смысле этого слова, но именно – особенные, обеспечить которые можно не всем и не всегда. В ином случае теряется не только работоспособность, но и элементарная управляемость коллектива. Русских можно завести, но только каким-то особым ключиком.
Точно такие же проблемы возникают, когда речь идёт о способности русских к самоорганизации. С одной стороны, русское отсутствие солидарности (особенно этнической), неспособность к организованному действию, неумение образовывать этнические мафии или хотя бы общины, откровенная беспомощность при столкновении с нахрапистыми инородцами уже стали притчей во языцех. С другой – те же русские поддерживают особую сеть неформальных отношений, чрезвычайно комфортных эмоционально. Речь идёт о так называемой «русской дружбе» и связанным с ней стилем жизни, в чём-то неудобном, но очень притягательным, причём не только для самих русских.
Та же странная оборачиваемость наблюдается и в вопросе об ассимиляции. Русские легко растворяются среди других народов. Но и представители других народов растворяются в русской среде – процесс «обрусения» известен и хорошо описан. На огромном пространстве от Калининграда до Владивостока живёт один и тот же народ.
Наконец, русская культура обладает всё теми же свойствами. С одной стороны, трудно назвать другую культуру, более склонную к заимствованиям и подражаниям. Русский язык, в отличие, скажем, от японского или финского, с необыкновенной лёгкостью принимает всевозможные заимствования и неологизмы, начиная от англицизмов и кончая почти непроизносимыми аббревиатурами. Это уникальное явление, не имеющее аналогов в других культурах, настроенных, как правило, на скорейшее перемалывание чужих смыслов и говоров под свои нормы.
Однако, при всём том язык и культура удивительным образом сохраняют своё единство. «Говоры» и «диалекты» в русском практически не возникают, а жаргоны – либо быстро распространяются, либо быстро исчезают. Что касается словарного состава, то украинский и белорусский языки по меркам любого европейского языка (скажем, немецкого) – всего лишь «местные говоры». Опять та же картина: на всём необъятном пространстве расселения русских распространена одна и та же культура, основанная на унифицированном русском языке, очень близком к литературной норме. С точки зрения европейцев – это фантастика.
Не являемся ли мы народом будущего? Во всяком случае, в лице не опустившихся личностей? Для такого утверждения есть серьезные основания…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.