Колёса блицкрига: Германия побеждала не танками, а автомобилями

Колёса блицкрига: Германия побеждала не танками, а автомобилями

[111]

Первый месяц Великой Отечественной войны ознаменован катастрофой советских приграничных военных округов.

Особо выделяется разгром танковых корпусов на Юго-Западном фронте. Танков у нас на этом направлении было в разы больше, чем у немцев – и они исчезли за считанные дни без видимого ущерба для наступающих немцев.

В прочих родах войск разница не столь внушительна. Общая же численность личного состава германской армии вторжения даже превосходила нашу. Но всё же темп разгрома ошеломил не только ветеранов Первой Мировой, ещё помнивших многомесячные позиционные сражения едва ли не за каждый пенёк. Абсолютная величина наших потерь впечатлила даже тех, кто помнил: крупнейшую (и по всем предварительным расчётам сильнейшую) армию мира – французскую – немцы сокрушили меньше чем за месяц (с пленением разгромленных частей и подписанием капитуляции – шесть недель).

Более всего потрясала скорость движения немецких танковых дивизий. Не зря главный германский теоретик и организатор этого рода войск (в 1920-е, когда Германией правили социал-демократы, именно он организовал в Казани – и не раз инспектировал – секретную школу, где немцы – вопреки запретам, прописанным в Версальском мирном договоре – отрабатывали не только конструкции танков, но и методы их использования, щедро делясь накопленным опытом с советскими военными) Хайнц Вильхельм Фридрихович Гудериан прозван «быстроходный Хайнц».

1941.06.22 советскую границу пересекли примерно 3 тысячи танков с крестами на броне. На учёте же в РабочеКрестьянской Красной Армии состояло около 23 тысяч. Казалось бы, мы могли просто выстроить из боевой техники стену вдоль границы – и немцы разбились бы о неё.

Конечно, фактическая разница далеко не столь внушительна.

Тогдашняя наша система учитывала даже опытные танки, построенные в начале 1920-х и уже к началу 1930-х пригодные разве что на металлолом. Реально в строю было немногим более половины нашего номинального танкового парка. Причём изрядная часть пребывала на Дальнем Востоке (в 1938-м и 1939-м нам пришлось там всерьёз драться с японцами), в Средней Азии (ещё в середине 1930-х из Афганистана к нам ломились банды под разными знамёнами), за Кавказским хребтом (с Турцией мы очень дружили в 1920-х, но затем отношения ощутимо охладели)…

Вдобавок у немцев было намного больше бронеавтомобилей, чем у нас. Вооружены и бронированы они были не хуже наших лёгких танков, а по скорости и проходимости в летнюю сушь заметно лучше.

Словом, если сравнить все бронесилы, развёрнутые вдоль западной границы СССР, наш перевес выглядит довольно скромно: всего в пару раз. Но и этого вроде более чем хватало: по канонам военной науки, для успешной обороны достаточно иметь на направлении удара всего 1/3 от сил наступающего.

В советское время столь вопиющую разницу между теоретически возможным и фактическим ходом событий принято было объяснять внезапностью первого удара немцев. Гарнизоны в нескольких километрах от границы огонь и впрямь застиг врасплох. Но ведь основные наши войска стояли далеко вне пределов досягаемости немецкой артиллерии – в 2–3 суточных переходах от линии начала боевых действий. Так что должны были подготовиться ко встрече.

В наши дни бытует немало теорий ещё интереснее. Марк Семёнович Солонин полагает: народ не хотел воевать за советскую власть, а потому бросал оружие и разбегался до тех пор, пока не убедился – национальная социалистическая немецкая рабочая партия куда хуже всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Яков Григорьевич Верховский и Валентина Исидоровна Тырмос уверяют: Иосиф Виссарионович Джугашвили запретил войскам действовать активно и подставил их под удар, дабы гарантированно избежать обвинения в агрессии – Великобритания и Соединённые Государства Америки могли помогать только жертвам, но не агрессорам. Арсен Беникович Мартиросян обвиняет: троцкистские заговорщики во главе с народным комиссаром обороны Семёном Константиновичем Тимошенко и начальником генерального штаба Георгием Константиновичем Жуковым вместо активной обороны попытались провести встречный удар – часть плана поражения СССР, придуманного Михаилом Николаевичем Тухачевским. Владимир Богданович Резун (когда-то неудачливый военный разведчик, а ныне модный на постсоветском пространстве британский публицист) и вовсе взял на вооружение концепцию, разработанную ещё министром пропаганды Третьей Германской империи. Йозеф Пауль Фридрихович Гёббельс заявил: Адольф Алоизович Хитлер был вынужден напасть на СССР исключительно ради защиты от неизбежного советского удара. Резун творчески развил идею. По его мнению, наше нападение намечалось на 6-е июля, а подготовка к наступлению так отлична от подготовки к обороне, что всю несметную советскую армаду разгромили «как стоячую».

«Если всё испробовано и ничего не помогает – прочтите наконец инструкцию». Хайнц Вильхельм Фридрихович Гудериан, Херман Хот и другие немецкие танковые генералы разработали (а по опыту польской кампании существенно усовершенствовали) замечательную инструкцию по употреблению танков. Её ключевые пункты просты:

? танки с танками не воюют;

? в формуле боевой мощи самоходной техники «бронёй, огнём, колёсами» последнее звено важнейшее.

В 1941-м немецкие танки были заметно мощнее (и по броне, и по огню) наших БТ, но безнадёжно уступали Т-34, не говоря уж о КВ. Зато изрядно превосходили всю нашу технику по надёжности, обзору, скорости. Немцы – в отличие от нынешних байкеров – не пытались мериться: у кого пузо толще (броня и пушка больше). Они не собирались проламывать танками оборону. Для этого предназначались артиллерия (чья мощь заведомо превосходит всё, что можно вставить в башню танка) и пехота (чьи глаза разглядят на поле боя даже то, чего не заметит оптика танкового прицела). Танкисты же должны обходить любые очаги сопротивления, выискивать свободное направление и по нему уходить вглубь вражеского тыла, нарушая снабжение и координацию войск.

В XVII веке такой тактикой славились французские полководцы, способные иной раз одними манёврами – без единого выстрела – принудить противника к сдаче. Множество образцов этого искусства дала наша Гражданская война. Но именно немцы во Второй Мировой войне превратили тактический приём в инструмент решения стратегических задач. Сейчас эту стратегию с неизменным успехом употребляет армия Израиля. Тогда же она воспринималась как чудо – с соответствующими последствиями.

В 1940-м немецкая пехота по методу, наработанному ещё в Первую Мировую, за пару дней прошла сквозь легендарную линию Мажино – лучшую в мире систему долговременных укреплений. Танки же и не пытались состязаться с артиллерией, укрытой в бетонных бункерах и броневых башнях – они обошли Великую Французскую Стену с юга, через леса. И французские резервы, шедшие затыкать бреши в линии, оказались прижаты к ней и отрезаны от тыла.

Но даже в тылу можно наткнуться на серьёзные силы – например, те же резервы, ещё не дошедшие до фронта. Поэтому немецкие танки сопровождала артиллерия разных калибров (в среднем по пушке или миномёту на каждый танк), пехота (30–40 бойцов на танк), разведка (по 7–8 мотоциклов на танк, из них 4 с колясками). А ещё – запасы горючего на несколько дней беспрестанного движения и боеприпасов на тяжёлые бои.

Всё это должно двигаться вместе с танками, в том же темпе. На каждый немецкий танк по штату полагалось 3–4 легковых автомобиля и 7–10 грузовых. Фактически непосредственно перед нападением на СССР грузовой и мотоциклетный парк танковых войск был примерно на 1/10 больше штатного.

Советские военные теоретики сочли: танк сам располагает и пушкой (а некоторые тяжёлые образцы – даже 2–3 разных калибров), и пулемётами, и навьючить на него можно немалый груз. Поэтому решили возложить на танки почти все задачи транспорта, разведки, боя, а прочие силы придавать им лишь в минимальном количестве, для редких непредвиденных обстоятельств. В предвоенных советских танковых войсках на один танк приходилось по штату примерно 1/6 пушки, 1/6 миномёта, 1/3 трактора, 1.5 мотоцикла, 5 автомобилей.

Основным в ту пору советским грузовиком был ГАЗ-ММ – приспособленный к нашим дорогам, бензину и технологиям Форд-А. Собственно, весь Нижегородский (с 1932-го – Горьковский) автозавод куплен у Хенри Уильямовича Форда вместе с двумя моделями – грузовой А и легковой М. ММ – модель А с новым мотором от М.

Форд рассчитывал на сравнительно небогатых потребителей. В частности, Форд-А поднимал именно столько груза, сколько нужно мелкому фермеру или владельцу небольшой сети ларьков. Даже в наши дни самое популярное нижегородское изделие – ГАЗель – рассчитано на те же 1.5 тонны.

Основной же немецкий грузовик – Опель «Блиц» (Молния – именно от этой модели идёт нынешняя фирменная эмблема с зигзагом) – вдвое грузоподъёмнее. Это и его проходимость улучшило: например, он способен продавить куда более толстый, нежели доступно «полуторке», слой грязи, чтобы добраться до плотного грунта. Правда, это различие сказалось позже: в первый месяц войны дождей было немного. Но даже в сухое время на каждый наш танк приходилось в 3–4 раза меньше возимого штатными автомобилями груза, чем на немецкий.

Вдобавок в мирное время основная масса советской автотракторной техники работала в народном хозяйстве. В армию она должна была попасть только по мобилизации. Войска же до её объявления располагали примерно 1/3 штатного транспорта. Дорога из внутренних округов в приграничные столь длинна, что мобилизованная техника прибыла лишь тогда, когда танки – без пушек, без пехотной поддержки, без подвоза снарядов и горючего – были выбиты.

Выбиты, в частности, потому, что танк далеко не столь универсален, как казалось до реальных боевых действий. Даже первоклассная немецкая оптика – не говоря уж о нашем, тогда новом и потому не столь умелом, производстве наблюдательных приборов – не гарантирует обнаружение на поле боя всего важного. А выкурить противника, укрывшегося в земле или за обратными скатами возвышенностей, могут только пушки, бросающие снаряд не столько вперёд, сколько вверх – гаубицы и миномёты. В танковой башне такое не разместить: КВ-2, вооружённый 6-дюймовой гаубицей, перестали выпускать, когда стало ясно, что вес громоздкой башни опрокидывает его на любом склоне.

Если бы автопарк советских танковых корпусов был сопоставим с немецким, исправить ошибки можно было бы прямо по ходу боёв. Ведь и сами немцы не сразу определили оптимальную структуру: к началу Второй Мировой войны в их танковых дивизиях тоже было маловато пушек и пехоты, и только по опыту сражений в Польше танки стали всего лишь костяком многофункциональных войск. Но без автотранспорта не подвезти ни пушки, ни солдат.

Танковый успех надо закрепить. Надёжно завоёваны лишь места, пройденные царицей полей – пехотой. Она у немцев неплохо поспевала за танковыми колоннами. Не только благодаря лошадям (их в вермахте был миллион – по штату в немецкой пулемётной роте на порядок больше подвод, чем в нашей, с мотоциклетной разведкой сосуществовала кавалерийская, и почти всю артиллерию, приданную пехоте, тянули кони). Ещё 1940.03.20 тогдашний глава германского генштаба Франц Максимиллианович Хальдер отметил в дневнике: «Каждый 10-й человек в действующей армии – водитель машины. На 4.2 млн человек (общая численность армии) – 420 тыс. машин». А ведь после этого немцы захватили во Франции, Нидерландах, Бельгии 40 тыс. армейских автомобилей. И новое производство шло полным ходом. Причём не только в самой Германии. В подконтрольных ей – союзных и завоёванных – странах действовали заводы громадной по тому времени мощности: 600 тыс. автомобилей в год.

Правда, не все эти заводы в полную силу выпускали автотехнику. Так, чешская «Шкода» хотя и делала на базе изысканной машины «Суперб» армейский внедорожник, но основным её продуктом стал танк, разработанный в 1938-м фирмой «ЧКД-Прага» (в основе – тот же лёгкий «Виккерс», что у нас стал Т-26, но чехи его на редкость удачно реконструировали), а с 1942-го – самоходные пушки на его шасси: противопехотная «Мардер» и противотанковая «Хетцер». В армии вторжения было 815 Т-38 (последние из них сгорели уже под Москвой), а за годы Великой Отечественной чехи произвели для немцев более 5 тыс. единиц бронетехники (в частности, в 1945-м – свыше тысячи).

Зато Франция давала германской армии прежде всего автомобили. Ведь французские танки немецким требованиям никак не соответствовали. Так, тяжёлый Б1бис, чью броню и артиллерию превзошли только наши ИС и немецкие «Тигры», обладал запасом хода всего 100 км и черепашьей скоростью: к полю боя этих монстров доставляли на специальных автоприцепах.

Правда, хорошей свинье всё в пользу. Б1бис неплохо поработали при немецком штурме Севастополя: их броне были страшны разве что прямые попадания из корабельных пушек. Лёгкие французские танки успешно дрались с советскими партизанами, почти лишёнными тяжёлого оружия.

Но это в основном трофеи 1940-го года – примерно 700. После оккупации французские танкостроители работали только по немецким проектам – медленнее, чем по собственным, учитывающим особенности местной технологии. Зато автомобили для германской армии Франция произвела в неприличном количестве – 1/5 автопарка вермахта. Не зря после войны барона Луи Альфредовича Рено обвинили в сотрудничестве с оккупантами, а фирму национализировали.

Тем более во Франции было кому работать. Немцы намеревались вывозить оттуда ежемесячно 50 тыс. рабочих, чтобы заменить на своих заводах персонал, мобилизованный в армию. Но германский министр вооружений Шпеер своей властью сократил число до 5 тыс.: остальные приносили немцам куда больше пользы на своих привычных рабочих местах.

И, кстати, не в одной автопромышленности. Франция и Чехия совместно дали вермахту не только 10 тыс. единиц бронетехники, но и, например, 1/2 тяжёлой артиллерии, 1/4 средней, 1/6 противотанковой, соответствующий боезапас, 3/4 парка знаменитых самолётов корректировки артиллерийского огня Фокке-Вульф-189. Израиль отбивал первые – сразу после провозглашения своей самостоятельности – атаки арабов на свежекупленных истребителях Ме-109 чешского производства: немцы не успели вывезти и использовать несколько сот мощных и сравнительно простых в управлении машин.

Фирму «Ситроен» спас от обвинений и национализации красивый патриотический жест. В начале войны была готова к производству легковушка для фермеров 2CV – «две лошади»: из 9 л. с., развиваемых её 2-цилиндровым моторчиком в 345 см³, облагались налогом только 2 л. с. Перед оккупацией Франции салон опытного образца набили всей конструкторской и технологической документацией, завернули машину в водонепроницаемые брезент и рубероид – и зарыли в углу заводского двора. После войны автомобиль выкопали (правда, производство началось только к концу 1948-го, зато закончилось во Франции только в 1988-м, а в других странах – в 1990-м), и руководство фирмы предъявило его как доказательство нежелания сотрудничать с врагом.

Правда, немцам этот «гадкий утёнок» был не очень нужен. Фердинанд Антонович Порше ещё в 1936-м создал легендарный «жук». Правда, ФольксВаген (народный автомобиль) ориентирован скорее на горожанина, чем на фермера. Но его армейский вариант, прозванный КюббельВаген (лоханка-повозка) за открытый кузов из плоских гофрированных листов, благодаря малому весу имел отличную проходимость, так что офицеры на таком легко поспевали за танками практически всюду, где могли двигаться сами танки. А полноприводные и амфибийные варианты КюббельВагена и подавно бегали где угодно и как угодно.

Вообще о проходимости немцы – вопреки бытующему у нас представлению – позаботились всерьёз. Дабы их войска не были привязаны к дорогам и могли обходить – а не проламывать – сопротивление. В частности, строились – в основном для роли артиллерийских тягачей – полугусеничные (с гусеничным шасси вместо задних осей) грузовики. Эту схему придумал ещё в 1906-м технический директор императорского гаража, личный шофёр Николая II, французский инженер Адольф Адольфович Кегресс. Но у нас она так и не прижилась: использованные им резинотканевые ленты выдерживают только нагрузки, характерные для легковых автомобилей, а рецепт стали, достаточно живучей к истиранию, чтобы из неё можно было делать гусеницы с ходимостью порядка хотя бы тысячи километров, подобран только во второй половине 1930-х (отчего во всём мире прекратилась разработка колёсно-гусеничных танков вроде наших БТ). Немцы же успели до войны справиться с техническими сложностями новой для них схемы, так что в танковых войсках работали танкоподобные грузовики.

Кстати насчёт ходимости. Не только от гусениц она зависит.

Моторы немецких танков работали по нескольку сот часов. Наш танковый дизель В-2, только что освоенный в производстве, даже на заводском стенде выдерживал не больше 70. На реальных же Т-34 и КВ он и полусотни часов не работал: воздушный фильтр из промасленной проволоки либо пропускал недостаточно воздуха, либо – когда масло сдувалось потоком – переставал задерживать пыль, и абразивный износ поршневых колец нарушал компрессию.

Конструкции более ранних наших танков были отработаны годами, детские болезни изжиты. Но их производство давно (в основном – весной 1940-го) прекратилось. Сразу же перестали делать и запчасти. К началу войны их почти не осталось даже на армейских складах. Танки, ломающиеся на ходу от многолетнего износа, стало нечем чинить.

Разница в живучести автомобилей, конечно, далеко не столь разительна. Но всё же весьма заметна (по большинству категорий машин – в разы). Соответственно и грузы для наших войск перемещались в среднем – с учётом поломок и починок – существенно медленнее, чем для немецких.

Итак, 1941.06.22 на нас напала не просто численно превосходящаяя армия, поддержанная экономикой практически всей Европы. Она ещё и была оснащена всем необходимым для перемещения со скоростью, непосильной войскам нашей страны, всего за десять лет до войны развернувшей конвейерное автопроизводство. Вся огневая мощь наших танков и артиллерии пропадала впустую: пока мы добирались до противника, он успевал уйти – и нанести удар в новом месте. Что толку в самом тяжком мече, если враг успеет, пока ты его заносишь для удара, уколоть тебя лёгкой шпагой в десяток разных мест?

Чтобы уравнять силы с врагом, было мало мобилизовать бойцов и возобновить на эвакуированных заводах выпуск оружия. Пришлось ещё и нарастить производство автомобилей. Пусть даже ценой резкого упрощения. Кабина стала фанерной, на ГАЗ-ММ справа убрали фару. Изрядную часть автопарка перевели на газогенераторы. Древесные отходы (от стружек до сосновых шишек), тлея в простой ёмкости с минимальным доступом воздуха, выделяют угарный газ. Он и догорает в моторе. Мощность, конечно, не та – зато дефицитный в военное время бензин высвобождается для более требовательной техники. Самой же машине с газогенератором, как крыловской стрекозе, под каждым кустом готов и стол, и дом: нехватки щепок на Руси отродясь не бывало.

Некоторые категории автомобилей у нас просто не производились. Помогли союзники. Так, фирма «Студебеккер» поставила 3– и 5-тонные грузовики с приводом на все колёса: даже «Опель-Блиц» им в подмётки не годился. «Виллис» (чьё обозначение GP – General Purpose, т. е. общее назначение – дало название целому классу автомобилей) – также со всеколёсным приводом – мог нести не только командира, но и 3/4 тонны груза со скоростью, недоступной прочей наземной технике.

Советский и союзный автопром оказался в конечном счёте мощней европейского. И когда наша армия сравнялась с германской в подвижности, наши победы стали регулярны. К концу войны немцев окружали и пленили почти так же часто, как красноармейцев в её начале. В 1941-м наши потери (в основном – пленными, позже умершими от болезней и голода: немцы не только – в отличие от нас – не заботились о жизни «недочеловеков» и не соблюдали международные конвенции, но и просто не рассчитывали на такое число захваченных) были в несколько раз больше вражеских. За войну в целом на каждого погибшего советского солдата пришлось примерно 0.7–0.8 (немецкая статистика безвозвратных потерь куда менее точна, чем наша) немецкого или союзного немцам европейского бойца. Если бы не грандиозная разница в мобильности в первый год войны, наши воины и вовсе гибли бы не чаще немцев.

На военных парадах нас восхищают танки, пушки, самолёты… Но возможности армии как единого целого, бьющего по врагу всей мощью народного хозяйства страны, зависят (иной раз решающим образом) и от мирных – порою даже без защитной окраски – автомобилей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.