Азенкур, затерянный во мгле веков — и на карте мира

Азенкур, затерянный во мгле веков — и на карте мира

Впервые оказавшись в Азенкуре, я не мог сдержать горькой ухмылки от попыток французов уничтожить память об их втором [43] знаменитом военном поражении. Это бросалось в глаза еще явственнее, чем в Креси. Там хотя бы действовало некое подобие музея, пусть даже втиснутое в пространство двух маленьких классов старой школы. Здесь, в Азенкуре, не было вообще ничего.

Впрочем, ничего удивительного, потому что на самом деле я попал совсем не по адресу. Дело в том, что я остановился в деревне Аженкур по дороге в Нанси на востоке Франции. А сражение, как все мы знаем из одноименного романа Бернарда Корнуэлла [44], состоялось при Азенкуре (с буквой «з»), почти в пятистах километрах в сторону, неподалеку от Кале.

И это, пожалуй, больше всего раздражает французов. Мало того что мы неправильно произносим названия мест, близ которых произошли сражения (Креси, Ватерлоо), так Азенкуру (Agincourt) досталось еще и с точки зрения орфографии.

Но Генрих, вступая в битву, вообще не знал, где находится, и поинтересовался названием местечка только после победы. (И это вполне понятно, ведь в случае поражения он был бы мертв или постарался бы поскорее забыть этот позор.) Кто-то из его людей знал название ближайшего замка — Азенкур, — и, поскольку вокруг не было ни одного дорожного указателя, в хрониках записали его с ошибкой: Аженкур. Строго говоря, сражение не стоило бы называть так, потому что на самом деле армия Генриха дислоцировалась у ближайшей деревушки Мезонсель. Но и это не имеет значения, англичане все равно исковеркали бы и это название, придумав что-нибудь вроде Мезонетт или Манчестера.

Музей в деревне Азенкур не сравнить со скромной переоборудованной школой в Креси. Это внушительное современное здание из стекла и бруса, а его изогнутую крышу поддерживают балки в форме английского длинного лука. Внутри посетителям раздают аудиогиды с сенсорами, которые активируют наушники, как только вы проходите перед интерактивными экранами. Возникает ощущение, будто идешь и слушаешь голоса мертвых. И то, что они рассказывают, удивительным образом напоминает истории из Креси: это все тот же перечень французских оправданий.

«Говорящие головы» (в буквальном смысле, поскольку вещают манекены с телевизорами на плечах) поведают вам, что французские рыцари провели в седле целую ночь, что шел дождь и лошади утопали в грязи, а ряды пехоты были такими плотными, что воины даже не могли вскинуть на плечо оружие. Вам предложат сунуть голову в шлем, чтобы вы могли убедиться в том, какое небольшое пространство могли охватить взором марширующие в строю французские солдаты. Вы даже сможете поднять меч и булаву, прочувствовав их тяжесть. И фоном прозвучит монолог из Шекспира, в котором отважный Генрих призывает своих людей идти в бой за Англию и святого Криспина, а читает его мрачный, похожий на жабу актер, с таким выражением лица, будто он вот-вот умрет от горя [45].

Вопрос в другом: как удалось французам превратить верную победу в национальную катастрофу? «Цвет Франции», который уже успел прорасти со времен Креси, став самым что ни на есть пышным, и французские рыцари были настолько уверены в победе, что их заботило лишь то, хватит ли на каждого англичан для расправы. Никто не сомневался в том, что эта битва станет легкой победой для Франции.

Уже смирившийся с неминуемым поражением, Генрих освободил всех заложников и отправил их обратно во Францию с тем, чтобы они передали его последнюю просьбу обеспечить ему свободный проход в Кале в обмен на возвращение Арфлёра. Он даже предложил возместить весь ущерб, который его люди нанесли Франции. Нет нужды говорить о том, что французы ответили отказом.

В пьесе Шекспира «Генрих V» король под видом рядового воина бродит по своему лагерю, шутит с солдатами, приветствует их, как говорит автор, «со скромною улыбкой». На самом деле в ту ночь король запретил всякий шум в лагере — возможно, во избежание пораженческих разговоров — и даже пригрозил отрезать уши всем, кому захочется поболтать. Исключение он сделал лишь для тех, кто желал исповедаться капелланам.

На следующее утро капелланы Генриха трижды отслужили мессу (береженого Бог бережет), и англичане заняли позиции, выстроившись примерно в том же боевом порядке, что и при Креси: тяжеловооруженная пехота по центру и два фланга лучников. У Шекспира Генрих произносит перед сражением речь, в которую вошли знаменитые слова об его маленькой армии — «…о горсточке счастливцев, братьев». Король также говорит: «И проклянут свою судьбу дворяне, что в этот день не с нами, а в кровати». Впрочем, на самом деле Генрих напомнил своим людям о том, что находится во Франции с целью истребовать свое законное наследство (имея в виду, что в этом споре на стороне англичан сам Господь), и, как утверждает хронист Жан ле Февр, призвал своих лучников стоять насмерть, предупредив их о том, что французы грозились отрубить пальцы каждому пойманному стрелку. Сомнительно, что лучники поверили в это, поскольку все знали о том, что незнатных пленных в любом случае убивали, не задумываясь, но, вполне возможно, слова короля вдохновили и раззадорили лучников, которые стали показывать французским рыцарям неприличные жесты и грозить пальцами, подстрекая врага к атаке. Генрих наверняка в душе молился о том, чтобы французы совершили ту же ошибку, что в Креси, и начали штурмовать превратившийся в гору грязи холм. Но те извлекли кое-какие уроки из истории и спокойно выжидали, надеясь, что обреченные англичане спустятся со своих высот и получат свое.

Но именно эта игра в ожидание и обернулась роковой ошибкой.