Глава XV Восточная граница империи. Потеря Амория

Глава XV

Восточная граница империи. Потеря Амория

Сын Михаила II Феофил, вступивший на престол по естественному преемству власти от отца к сыну, которое казалось окончательно забытым в Константинополе, далеко оставляет позади себя ближайших предшественников как по благородству характера, так и по сознанию высокой ответственности, которая лежала на нем как на государе. Хотя основатель аморийской династии ничем не выдавался из среды обыкновенных военных людей, но в Большом дворце императоров накопилось достаточно культурных преданий, которые легко возобладали над Михаилом II и побудили его дать своему сыну и наследнику престола самое лучшее по тому времени образование, приставив к нему в качестве воспитателя известнейшего ученого и ритора Иоанна Грамматика, о котором было говорено в начале предыдущей главы.

Наследник престола был сопричислен к власти своим отцом с первых лет его правления и имел возможность вполне ознакомиться с правительственными делами еще до смерти своего отца. Его склонность к литературным занятиям и к поэзии и покровительство науке и искусству выразились в многочисленных новых предприятиях его времени и в деятельности современных ему ученых и художников. В особенности источники отмечают любовь Феофила к правосудию, во имя которой он не допускал никаких изъятий даже по отношению к самым близким лицам. Женившись на девице пафлагонского происхождения по имени Феодора, которая вместе с другими красавицами, собранными со всей империи, представлена была ему во дворце и остановила на себе его внимание, Феофил едва ли, однако, нашел в своей супруге друга и товарища, который разделял бы его взгляды. Рассказывается несколько анекдотов о том, как царь и царица различно относились к принципиальному вопросу времени — к иконопочитанию и как вследствие этого женская половина дворца, состоявшая из родни царицы и дочерей ее от Феофила, составляла совершенно обособленное общество. Однажды царь заметил из дворцового сада входящий в гавань заморский корабль, нагруженный товаром. Узнав, что этот корабль с сирийскими товарами принадлежит царице Феодоре, царь приказал уничтожить его и порицал супругу за то, что, занимаясь торговлей, она унижает свое звание.

Т.к. деятельность Феофила главнейше была направлена на Восток, то нам необходимо здесь подробней ознакомиться с состоянием дел Багдадского калифата и выяснить причины столкновений между Аббасидами и империей. В занимающее нас время Византия подвергалась опасности постоянных нападений и со стороны моря, и со стороны суши.

Остров Крит, сделавшись арабским владением, стал высылать во всякое время корсаров к берегам Малой Азии. Самая морская фема Кивиррэотов подвергалась опустошениям, что служит указанием на то, как Византия слаба была морскими силами. Остатки византийского флота здесь были разбиты в 829 г., и арабы после того почти без сопротивления делали набеги на Кикладские острова, на Афон и на прибрежные места Азии. Еще хуже было положение со стороны сухопутной границы. Прежняя пограничная линия укреплений на персидской границе была уничтожена вследствие завоевания Персии арабами, и самое значение прежних крепостей Дара и Нисибис было утрачено с тех пор, как арабы завоевали Палестину и Сирию. Теперь арабы хозяйничали, так сказать, в пределах империи. Когда с разрешения калифа Ал-Мамуна в Антиохии православный патриарх короновал императорским венцом самозванца Фому, то в этом выразилось крайнее падение авторитета православного царя, которое чувствительно отозвалось в Константинополе. Не менее того слабость империи по отношению к калифату свидетельствуется и смелыми предприятиями на море со стороны критских и сицилийских арабов, против которых Византия не могла предпринять ничего серьезного.

В IX в. арабы умели и воевать, и защищать завоеванные места. Пограничная с Византией линия арабских укреплений опиралась главным образом на Антиохию и Самосат, где арабы имели свои военные запасы и откуда организовались военные предприятия против империи. Арабские владения шли, однако, далее означенных городов, простираясь до гор Тавра. Важнейшим пограничным укреплением был здесь Таре, лежащий недалеко от киликийского горного прохода. Он был окружен двойной стеной и снабжен продовольствием, военными запасами и сильным гарнизоном, представляя собою во всякое время достаточную силу и для нападений, и для защиты. Пограничная укрепленная линия от Тарса шла на север на Адану и Мопсуестию, затем на Аназарб, Мараш и Малатию, или Мелитену. Вся эта линия была сильно укреплена и имела в непосредственном соседстве византийскую оборонительную линию в фемах Анатолика, Каппадокия и Харсины. Т. к. не проходило ни одного лета и весны без того, чтобы сарацинская легкая кавалерия не врывалась в названные фемы, то легко судить о постоянном напряжении, в каком находились пограничные области, и о важности службы граничар, или акритов, обязанных оберегать горные проходы Тавра.

В царствование Михаила II калифат не был в состоянии обнаружить весь свой воинственный пыл на границе с Византией, благодаря случайному обстоятельству, отвлекшему внимание Ал-Мамуна к внутренней войне, вызванной появлением религиозно-социальной секты хуррамитов, распространяемой неким Бабеком персидского происхождения. Гнездом нового учения была горная страна на юго-западе Каспийского моря, между Арменией и Адербиджаном; многие племена, принявшие учение Бабека, подняли восстание против калифа и более 20 лет вели с его правительством войну, разбивая высылаемые против них отряды и приобретая себе новых приверженцев. В особенности в 829–830 гг. повстанцы уничтожили все высланное против них войско, нанеся сильный удар самолюбию Мамуна. Независимо от всего прочего, повстанцы состояли в сношениях с империей и, вероятно, находили в ней для себя поддержку. Разобраться в подробностях здесь в высшей степени трудно, но заслуживает внимание легенда о генерале Феофове, сложившаяся в это время и проливающая некоторый свет на занимающий нас вопрос. Это был выходец из мест, находившихся в то время в политическом и религиозном движении. Об нем ходили слухи, что он происходит из персидского царского рода, но на самом деле даже ближайшие к этому времени писатели Генесий и продолжатель Феофана не могли сказать об нем ничего точного и определенного. Он перешел на сторону Византии с 14 тыс. своих соотечественников, которые зачислены были на военную службу и получили привилегированное положение. Что же касается самого Феофова, то он сделал в Византии отличную карьеру, достиг важных военных отличий и вошел в царскую семью в качестве зятя Феофила по браку с Еленой, сестрой царя.

Независимо от вполне заслуженного почета за свои военные заслуги, в которых мог тогда равняться с ним разве один магистр Мануил, дядя царицы, Феофов выставляется в летописном предании человеком в высшей степени популярным как в столице, так и в провинциях, где были расположены военные колонии персидского происхождения. Все писатели, — что бывает очень редко, — отзываются об нем с чувством глубокого уважения, восхваляя его ум, образование и православный образ мыслей. Широкая популярность Феофова под конец навлекла даже на него подозрение со стороны императора и была причиной больших для него неприятностей, о чем будет речь впоследствии. В настоящем случае следует отметить, что восточные провинции, дававшие в первую половину иконоборческой эпохи самых энергичных борцов против иконопочитания, в занимающее нас теперь время выставляют ревностных почитателей святых икон и сторонников перемены в церковной политике. Это обстоятельство и должно объяснять легкость, с которою произведен был в 843 г. переворот в пользу восстановления православия.

Военные столкновения между калифатом и империей начались на восточной границе вслед за вступлением на престол Феофила и продолжались в течение трех лет до смерти Ал-Мамуна, умершего в 833 г. в Тарсе во время похода против Византии. Выступив из Багдада в 830 г., Мамун прибыл в Таре и в половине июля вместе с сыном своим Аббасом вступил в пределы империи. Военные действия происходили близ укрепленной линии, о которой была речь выше, именно в феме Анатолика, где арабов встретил сам Феофил с двумя лучшими своими полководцами Мануилом и Феофовом. Арабы имели в этом походе решительный успех и овладели несколькими византийскими укреплениями. На следующий год возобновилась война с новой силой. На этот раз нападающей стороной был царь Феофил, который неожиданно перешел теснины Тавра и напал на арабскую крепость Таре, в которой погубил значительное число населения. Другие отряды двинулись на северо-запад, где в феме Харсианы арабам было нанесено сильное поражение и, по свидетельству византийской летописи, захвачено в плен до 25 тыс. человек. После этой победы Феофил держал торжественный триумфальный въезд в столицу, описание которого сохранилось у Константина Порфирородного ¹. Мы приведем из этого памятника некоторые места. «Когда Феофил прибыл во дворец Иерию (что в нынешнем Фанараки на азиатском берегу), навстречу ему прибыла августа и регент с магистром и епархом города и сената, возложив охрану города на гвардейские полки. Сенат приветствовал царя земным поклоном в некотором расстоянии от входа во дворец, а царица (Феодора) вошла за решетку нижней залы и приветствовала его целованием. Феофил приказал сенату оставаться с ним в Иерии в течение семи дней как бы в консистории с целью выждать, пока доставят сюда пленных агарян. По истечении семи дней отплыл из Иерии к святому Маманту и пробыл там три дня, и отсюда прибыл во Влахерны, где вышел из корабля и, сев на коня, держал путь за внешние стены в палатки, которые были раскинуты на долине. Тогда же были доставлены к месту стоянки царя и военнопленные. Городской же епарх занялся украшением города, убрав его наподобие брачной комнаты. Разнообразные ткани и шелковые материи, и серебряные светильники, и цветы, и разных цветов розы украшали главную улицу города от Золотых ворот до Халки. В триумфальном шествии принимали участие разделенные отрядами войск на отдельные группы пленники, добыча и оружие. Затем ехал император на белом коне, покрытом драгоценной попоной, держа в руке скипетр. На нем была одета вытканная золотом широкая одежда (хитон, или хламида) с лороном в розовых и виноградных узорах, опоясанный шпагой и имея на голове тиару. Вместе с ним ехал кесарь (это был Алексей Муселе), одетый в золотой панцирь с наручниками и наколенниками из золота, нося на голове кесарскую повязку с золотым обручем, опоясанный шпагой и сидя на белом коне в драгоценной попоне, в руке у него было золотое копье. При вступлении царя в великие Золотые ворота магистр, регент и епарх города поднесли ему золотой венец, украшенный драгоценными камнями и дорогим жемчугом, который царь принял и держал на правом плече. Тут устроили ему торжественный прием, обычный для праздничной процессии, городские димы, приветствуя его возглашениями. Оттуда шествие направлялось через Сигму мимо св. Мокия до Миля. Здесь сошли с коней члены сената и пошли впереди царя до колодца св. Софии. Перед входом в Халки находится возвышение, на нем с одной стороны стоял золотой орган, известный под названием «Несравненного чуда», с другой — золотой и украшенный драгоценными камнями трон, а посреди большой золотой крест. Когда царь сел на трон, началось представление городских сословий и поднесение даров. Царь принимал подношения, благодарил и держал речь об удачах окончившейся войны. Присутствовавшие славословили его восклицаниями. Затем, встав с трона, сел на коня и, проследовав чрез портики Ахилла мимо бань Зевксиппа, вступил в некрытый ипподром и, пройдя под кафисмой через Дафну, спустился в крытый ипподром и отсюда, сошед с коня, вошел во дворец. На следующий день происходили приемы и пожалование чинов и наград, давались представления в цирке, причем вновь в торжественной процессии показывались народу пленники и военная добыча» ¹.

Можно думать, что оценка удачного лишь до некоторой степени похода была слишком преувеличена. Едва ли не в том же году Ал-Мамун предпринял вновь наступление в византийские пределы. Царь Феофил предлагал калифу возвратить часть пленников, лишь бы достигнуть мира на Востоке, но по всем данным следует заключить, что летом 831 г. война велась на восточной границе, именно в феме Каппадокия. Здесь арабы взяли город Ираклию — Кивистру, захватили много пленников в городе Тиане и нанесли поражение византийскому отряду, во главе которого стоял сам Феофил.

В следующем году (832) снова начались военные действия, хотя калифу предстояло принять личный поход в Египет, чтобы усмирить тамошнее восстание. По окончании египетского похода Мамун осадил византийское укрепление Лулу, которое защищало киликиискии проход и находилось на пути от Тарса в Тиану. В течение ста дней арабы не могли взять этой крепости, пока не выстроили сами двух башен, при помощи которых могли наносить вред византийскому гарнизону. Хотя Феофил спешил прийти на выручку осажденной. крепости, но был на пути разбит арабами, захватившими богатую добычу. Тогда крепость сдалась арабам и была ими обращена в опорный пункт при наступлении против Византии. Ввиду этого Феофил вступил в сношения с калифом насчет заключения мира и обмена пленными. Но со стороны повелителя правоверных последовал такой высокомерный ответ, который не оставлял места для мирного соглашения ².

На следующий год арабы вступили в Каппадокию. Можно заметить, что с каждым годом они делали новые завоевания внутри страны. На этот раз сын Мамуна Аббас занялся возобновлением и укреплением Тианы, которая составляла прежде византийскую пограничную крепость, а теперь пришла в полное разрушение. Между тем сам калиф приготовлял большие военные средства для наступления против империи. Может быть, тогда уже осуществилось бы предприятие против Амория, важного города фемы Анатолика и отечества царствовавшей в Византии в это время династии, но среди приготовлений к походу Ал-Мамун умер в августе 833 г. и погребен в Тарсе.

Ближайшие затем годы при преемнике Мамуна, калифе Ал-Мутасиме, нет известий о военных действиях на восточной границе, хотя и попытки Феофила заключить мир с арабами не увенчались успехом. В 837 г. сам Феофил начал военные действия на восточной границе. Два обстоятельства должны быть приняты в соображение для объяснения этого решения: во-первых, возвращение к нему из Багдада магистра Мануила, который мог сообщить царю важные сведения о положении дел в калифате; во-вторых, начавшиеся сношения с Бабеком, вследствие которых для Византии открылась возможность нанести арабам чувствительный удар, в то время как силы их заняты были усмирением движения в провинции Адербиджан. Поход был предпринят при самых благоприятных условиях. Редко империя располагала такими громадными силами, как на этот раз — в войске было до 100 тыс., в состав его входили славяне и перешедшие к Феофилу персы из приверженцев Бабека. Феофил открыл поход в направлении к Месопотамии, где в то время не могло быть значительного сопротивления. Ему удалось взять без труда арабские крепости Малатию и Самосат, составлявшие ключ арабских укреплений на северо-западной границе калифата, и затем приступил к важному городу Запетре, или Созопетре, который, между прочим, пользовался, по византийским известиям, особым для Мутасима значением как его отечественный город. И этот город был взят и подвергся беспощадному опустошению: победители жестоко издевались над пленниками, выкалывая им глаза и отрезывая уши. Это была вторая победа Феофила, которую он отпраздновал в столице новым триумфом. В память этой победы начат был постройкой загородный дворец на малоазийском берегу в нынешней местности Мальтепе, известный под именем дворца Врия[51]. Но эта последняя победа весьма затронула калифа Мутасима, и он решился немедленно мстить за нее.

В 838 г. военные действия между калифатом и империей достигают своего высшего напряжения. Арабы не ограничиваются кавалерийскими наездами и опустошением страны, они проникают в середину Малой Азии и почти одновременно берут две важные византийские крепости, Аморий и Анкиру. Мутасим мог располагать теперь большими военными силами после удавшегося наконец усмирения Бабека. По словам арабского летописца Табари, ни один калиф до того времени не имел с собой в походе такого числа войск, оружия, снарядов, мулов, кожаных мехов, мехов для молока, железных орудий, нефти³. Дабы для всех была ясна цель движения, было сделано распоряжение обозначить имя Аморий на знаменах и щитах арабского войска. Хотя подготовлявшееся событие — осада и взятие Амория — имело для империи весьма важное значение, т. к. дело касалось родины царствующего дома, но о ходе событий не сохранилось достоверных известий, и нам приходится довольствоваться весьма незначительными и сухими данными, — по которым трудно восстановить систему и план действий арабской и византийской стороны. Независимо от упомянутых условий, Аморий имел в то время важное церковное и политическое значение, будучи возведен в метрополию и пользуясь обширным влиянием в феме Анатолика. Ввиду своего политического и географического положения этот город представлял собой сильную крепость, стены его были защищены 44 башнями. Арабское войско было разделено на две большие части, из коих одна шла с юга от крепости Тарса по направлению к Аморию, другая — с северо-восточной стороны через Армению на Анкиру.

Ближайшие и непосредственные распоряжения к защите Амория сделаны были из Дорилея, где император имел свою главную квартиру. Защита была вверена стратигу Анатолика патрикию Аэцию, причем гарнизон был усилен новыми частями под начальством протоспафария Федора Кратира. Из других начальственных лиц упоминаются патрикий Феофил Вавуцик, турмарх Каллист, друнгарий Константин и некто Мелиссин. Со стороны арабов главным вождем был Афшин-Хайдар ибн Каус, которому и предоставлена была задача отвлечь внимание Феофила от Амория движением на северо-востоке; во главе же отряда, направлявшегося от Тарса к Аморию, стоял Ашнас турецкого происхождения. Первое и решительное действие, решившее и судьбу Амория, происходило далеко от того театра, который, казалось бы, был намечен самым расположением главных войск — Дорилей, Аморий и Таре. Из спутанных и противоречивых известий арабских писателей следует выводить заключение, что царь Феофил сначала имел целью встретить ту часть арабского войска, которая стояла на р. Ламус недалеко от Тарса и которая должна была идти на Аморий. Но вследствие полученных слухов о движении неприятелей на фему Армениак он признал возможным отделить часть из своего отряда и лично направиться с ней в Армениак, чтобы остановить движение Афшина, — это, собственно, и было, по-видимому, причиной неудачного для Феофила исхода всего предстоявшего предприятия. Недалеко от Команы в феме Армениак византийское войско, предводимое двумя лучшими генералами Мануилом и Феофовом, сошлось с арабским отрядом, во главе которого стоял Афшин. Здесь произошла известная по своим гибельным последствиям для империи битва на равнине Дазимон. Она началась утром 22 июля и сначала шла удачно для греков, но со вступлением в дело арабской конницы счастие повернуло на сторону мусульман. Когда началось беспорядочное бегство византийского войска, царь подвергался неминуемой опасности быть окруженным врагами и попасться в плен, но ему помог выбраться из опасного места Мануил, проводив его до Амасии, где сосредоточивались остатки потерпевшей поражение армии. За этим несчастием следовало другое. Наступавшее с северо-востока арабское войско стало угрожать Анкире, и, прежде чем была послана помощь этому городу, он был уже взят неприятелем. После этого все арабские силы стали сосредоточиваться у Амория.

Для царя Феофила, который снова приблизился к Дорилею, не оставалось надежды на успешный исход войны, и он поспешил обратиться к Мутасиму с письмом, в котором объяснял последовавшие при взятии Запетры жестокости и предлагал калифу выдачу пленников и всяческое удовлетворение, если он оставит продолжение похода. Но Мутасим отдал уже приказ своим военачальникам Афшину и Ашнасу приступить к осаде Амория и сам стал лагерем среди осаждавшей город армии. Осада началась 1 августа 838 г.; она потребовала значительных земляных работ и возведения укреплений вокруг стен, чтобы получить возможность пользоваться стенобитными машинами и таранами. Но и аморийский гарнизон под начальством патрикия Аэция честно исполнял свое дело и наносил большой урон осаждающим. Обе стороны имели значительные потери, и пока нельзя было предвидеть, на чьей стороне окажется перевес. В высшей степени трудно понять, что в это время делал Феофил: был ли он в Дорилее или отозван был в Константинополь неблагоприятными оттуда вестями. Легенда объясняет взятие города Амория изменой со стороны одного мусульманина, который содержался в Аморий в плену. Он будто бы выдал калифу секрет военной обороны города и указал часть стены, которая не могла выдержать действия стенобитных машин.

С тех пор как неприятель начал бить стену в указанном ему месте, для защитников города не оставалось никакой надежды на спасение, т. к. скоро обрушилась часть стены, и все усилия гарнизона заделать обвалившееся место бревнами и посредством наложения войлока уменьшить силу удара машин не могли спасти город. В самых последних и решительных делах принимал участие сам Мутасим. Прежде всего был заполнен в некоторых местах глубокий ров перед городскими стенами, затем придвинуты были подвижные башни с достаточным числом военных людей. В то же время продолжала постепенно увеличиваться вследствие действия стенобитных машин упомянутая выше брешь в стене, которую уже невозможно было своевременно заделывать. Тогда защитник этой части стены, не получая помощи от стратига Аэция, вступил в переговоры с арабами насчет условий сдачи крепости. По словам предания, и на этот раз хитрость и измена помогли арабам. Они ворвались в город во время прекращения военных действий, когда завязались переговоры об условиях сдачи. Так или иначе, Аморий взят был на щит после упорного сопротивления, продолжавшегося почти два месяца и стоившего осаждавшим огромных жертв, измеряемых десятками тысяч погибших.

Победители не дали пощады завоеванному городу. Множество беззащитных жителей было убито, множество взято военнопленными. Город предан огню, грабежу и страшному опустошению. По приказанию калифа пленники были поделены на два разряда — знатные и простые люди, — и все были разделены между главными вождями. Собранная военная добыча продавалась в течение пяти дней, что не успели продать- сожгли. Женщин, детей и рабов продавали по дешевой цене и целыми группами — по пяти и десяти. Блестящий успех, каким сопровождался поход 838 г., мог бы поощрить Мутасима к дальнейшему движению против царя Феофила, до такой степени удрученного постигшими его неудачами, что он впал в тяжкую болезнь, от которой долго не мог поправиться. Но Мутасим возвратился назад с громадным обозом добычи и со множеством пленных, в числе коих были высшие сановники и между ними патрикий Аэций и протоспафарий Феодор Кратир. Все пленники приведены были в Багдад и поселены в построенном Мутасимом городе Самра на р. Тигр, где они томились в заключении и приняли мученическую смерть в 846 г.

Следствием поражения, испытанного летом 838 г., Феофил пришел к мысли составить род европейской коалиции против мусульман. С этой целью он вступил в сношения с западным императором Людовиком Благочестивым, с дожем Венеции и, наконец, с испанским калифом Абдаррахманом II из династии Омейядов. Прежде всего византийское посольство в конце 838 г. появилось в Венеции у дожа Петра Трандонико. Во главе этого посольства был патрикий Феодосии, который побудил Венецию снарядить флот и послать его против сицилийских арабов, начавших делать завоевания в Южной Италии. Но экспедиция не имела успеха, ибо венецианский флот был разбит арабами. Пробыв в Венеции около года, патрикий Феодосии 17 июня 839 г. был принят германским императором в Ингельгейме, причем вел переговоры о диверсии против мусульман направлением флота в Африку с целью раздробить силы Мутасима и занять его неожиданными для него затруднениями на африканском театре. Хотя и это посольство не сопровождалось никакими последствиями в смысле создания коалиции против мусульман, но в связи с появлением в Германии византийских послов находится один эпизод, о котором нельзя не упомянуть уже по одному тому, что он имеет отношение к имени «русь». Именно в Ингельгейме явились люди, называющие себя именем «русь», за которых ходатайствовал пред Людовиком царь Феофил, прося облегчить им путь на их родину, т. к. та дорога, какою они пришли в Константинополь, оказалась занята варварскими народами. Ниже нам придется снова возвратиться к этому известию, почерпаемому из латинской хроники⁴, имеющему особенное значение в русской истории и возбудившему разнообразные объяснения, теперь же достаточно упомянуть об нем в его реальной обстановке и обозначить, что здесь в первый раз мы встречаемся в истории с русским племенем. Что касается посольства в Испанию, оно сопровождалось ответным посольством, которое было принято в Константинополе и давало обещания снарядить флот, как только в Испании восстановлено будет спокойствие.

Несмотря на сделанные попытки произвести диверсию против Багдадского калифата со стороны Западной Европы, положение дел на восточной границе осталось весьма неудовлетворительным. Можно вообще утверждать, что внешняя политика Феофила, выразившаяся в отношениях империи с арабами, была одинаково неудачна и на Западе, и на Востоке; там и здесь в конце изучаемого периода мусульманство получало перевес и стесняло империю в ее исконных владениях. Проникновение же арабов в самый центр малоазийских владений империи совершенно расстроило систему военной обороны, уничтожив значение фемы Анатолика. Поэтому Феофил не пожалел громадной суммы в 2400ф. золота, или около миллиона рублей, чтобы получить от арабов почетный мир и выкупить всех пленников, но калиф поставил такие оскорбительные условия, на которые Феофил не мог изъявить согласия. Таким образом, мир не был заключен и война продолжалась, хотя не с таким, как прежде, напряжением. Некоторым удовлетворением для самолюбия греков было то, что византийский флот сделал удачное нападение на Антиохию на Оронте, что сухопутное войско опустошило арабские владения от Мелитины до Мараша. Наконец, хотя и пришли к соглашению относительно мира, но не договорились насчет обмена пленными.

Совершенно исключительное значение как в истории искусства, так и в культурном отношении имеют постройки времени Феофила. Главнейший Большой дворец украшен и расширен громадными и дорогими сооружениями, служившими предметом удивления для современников и иностранцев, посещавших Константинополь в X и XI вв. Как можно догадываться, между двумя главными частями дворца, из коих одна принадлежала ко времени Константина Великого и была поблизости от ипподрома, а другая лежала к юго-востоку и возникла в позднейшее время (хрисотриклик), находилось не занятое постройками место, на котором и были предприняты Феофилом замечательные постройки в восточном стиле: Триконх, Сигма и ряд портиков; между ними особенной известностью пользовалась мистическая фиала по своим чудесам акустики. В ближайшем расстоянии от Триконха был дворец из карийского мрамора для дочерей Феофила и знаменитый илиак — площадка, или балкон. Все эти здания отличались изысканной роскошью, украшены были мраморными колоннами, мозаикой и золотом. Затейливые неожиданности, встречавшие посетителя в тронном зале Магнавры, т. е. золотой трон с развесистым золотым деревом, с грифонами и львами и золотым органом, — все это характеризует вкусы царя Феофила, как и заново построенный им на азиатском берегу дворец Врийский ⁵.

Но Феофил был представителем старого, уже пережитого периода, кругом него подготовлялась религиозная реформа, о чем он, по-видимому, не имел надлежащего представления. Его предсмертные распоряжения о регентстве, в которое были введены ревностные иконопочитатели, и приказание умертвить Феофова ввиду его приверженности к иконопочитанию — могут служить ясным указанием, что царь Феофил не отдавал себе ясного отчета в происходившем тогда в империи внутреннем перевороте.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.