1.1. Республика реваншистов

1.1. Республика реваншистов

Веймарская республика была уникальным образованием. Она возникла как воплощенная фантазия победителей в Первой мировой войне и создавалась прежде всего для того, чтобы не допустить возрождения немецкого империализма. Достаточно один раз взглянуть на европейские карты того времени, чтобы понять: страны Антанты сделали все, чтобы никогда больше не услышать о «немецкой угрозе». И как же должны были чувствовать себя граждане республики, которой было отказано в том, чтобы иметь будущее?

Это может показаться странным, но представить их психологию нам, жителям России начала ХХI века, проще простого. Судите сами.

Первая мировая война закончилась в 11 часов утра 11 ноября 1918 года прекращение военных действий на европейских фронтах.

Перед тем целую неделю Германию сотрясала лихорадка революции. Еще 7 октября в Берлине состоялась нелегальная конференция коммунистической организации «Союз Спартака», которая призвала пролетариат к революционному свержению власти германского империализма и милитаризма, к установлению в Германии демократической республики. Однако восстание началось не в центре страны, а на ее окраине – в Киле. Поводом к нему послужил приказ командования немецким флотом о выходе кораблей в открытое море для решительного боя с англичанами. Матросы отказались выполнить приказ. Командование ответило массовыми арестами. 3 ноября моряки организовали демонстрации и митинги протеста. На следующий день к трем тысячам восставших матросов присоединились 20 тысяч солдат гарнизона Киля. Еще через два дня восстание охватило Гамбург, Бремен, Любек, Вильгельмсхафен.

На волне революционных выступлений к власти пришло правительство социалистов. 6 ноября была образована комиссия по перемирию во главе со статс-секретарем ведомства иностранных дел Маттиасом Эрцбергером. Через два дня германская делегация прибыла на железнодорожную станцию Ретонд в Компьенском лесу, где была принята французским маршалом Фердинандом Фошем. Были зачитаны условия перемирия. Они предусматривали прекращение военных действий, вывод германских войск из оккупированных ими районов Франции, Бельгии и Люксембурга, а также Эльзас-Лотарингии. Войска Антанты занимали левый берег Рейна (причем, содержание армии победителей целиком возлагалось на Германию), а на правом берегу предусматривалось создание демилитаризованной зоны. Германия обязывалась немедленно возвратить на родину всех военнопленных, а также эвакуировать свои войска с территории стран, входивших ранее в состав Австро-Венгрии, из Румынии, Турции и Восточной Африки. Кроме того, Германия обязалась выдать Антанте значительное количество военного снаряжения, включая 5 тысяч артиллерийских орудий и 25 тысяч пулеметов, 5 тысяч паровозов, 150 тысяч вагонов, 2 тысячи самолетов, 10 тысяч грузовых автомобилей, 6 тяжелых крейсеров, 10 линейных кораблей, 8 легких крейсеров, 50 эсминцев и 160 подводных лодок. Остальные корабли германского военно-морского флота разоружались и интернировались союзниками.

Фош решительно отверг любые попытки германской делегации завязать переговоры по поводу условий перемирия. Фактически это означало требование безоговорочной капитуляции.

В ночь с 9 на 10 ноября Вильгельм II бежал в Голландию. Пост канцлера взял в свои руки лидер социалистов Фридрих Эберт. Социалист Густав Шейдеман провозгласил социалистическую республику, а Карл Либкнехт провозгласил Германскую советскую республику.

Уже вечером 10 ноября Берлин принял все условия, выдвинутые противником. Командующий 1-й американской армией генерал Джон Джозеф Першинг, узнав об этом, огорчился.

«Я боюсь того, что Германия так и не узнает, что ее сокрушили, – сказал он. – Если бы нам дали еще одну неделю, мы бы научили их».

Возможно, генерал Першинг переоценил свои силы, и на самом деле для окончательного «сокрушения» Германии и ее союзников понадобились бы месяцы и месяцы ожесточенных боев. Так или иначе, но теперь создавалась почва для рождения легенды о предателях, которые подписали унизительное перемирие. И легенда не заставила себя ждать. Генерал фон Айнем, командир третьей германской армии, обратился к своим войскам: «Непобежденные, вы окончили войну на территории противника». Таким образом, еще не успели отгреметь выстрелы артиллерийского салюта, возвещающего победу Антанты, а идеи реванша уже витали над поверженной в прах Германией…

Не приходится удивляться и тому, с какой наглостью и высокомерием вели себя весной 1919 года генералы разбитой армии, приехавшие во французский город Версаль, чтобы подписать договор, официально завершающий Первую мировую войну. Они не считали себя побежденными, в этом-то все и дело.

Министр иностранных дел Германской республики граф Брокдорф-Ранцау, едва заполучив толстенький том с предварительными условиями мира, взял слово и сказал: «Мир, который не может быть перед лицом всего света защищен во имя права, неизбежно будет вызывать противодействие. Ни у кого не хватит совести подписать его, потому что он невыполним».

После долгих споров, в которых германские представители убеждали бывших врагов смягчить условия, 22 июня 1919 года был подписан договор, названный впоследствии Версальским. Правительство Германской республики согласилось с условиями мира лишь за четыре часа до определенного союзниками срока и то под угрозой возобновления военных действий. Накануне рейхспрезидент Эберт спросил фельдмаршала Гинденбурга и генерала Тренера, есть ли у Германии возможность защитить себя в случае обострения ситуации? Обуреваемый эмоциями Гинденбург просто вышел из комнаты, Тренер же стоически объяснил, что на Востоке Германия дееспособна, а на Западе она обезоружена…

Условия мирного договора, по которым предстояло жить послевоенной Германской республике, были необыкновенно жестки. (Кстати, название «Веймарская республика» появилось много позже как обозначение непродолжительного периода в истории Германии, который немцам пришлось провести под сенью Конституции, разработанной заседавшим в Веймаре Германским учредительным национальным собранием и вступившей в силу 11 августа 1919 года). Согласно этим условиям, Германия возвращала Франции спорную область Эльзас-Лотарингия (в границах 1870 года), Бельгии – округа Мальмеди и Эйпен, а также так называемую нейтральную и прусскую части Морене, Польше – Познань, части Поморья и другие территории Западной Пруссии. Город Данциг и его округ был объявлен «вольным городом», город Мемель (Клайпеда) передали в ведение держав-победительниц (потом его присоединили к Литве). В результате плебисцита часть Шлезвига в перешла к Дании, часть Верхней Силезии – к Польше. К Чехословакии отошел небольшой участок силезской территории. Саар переходил на 15 лет под управление Лиги Наций. Угольные шахты Саара были переданы в собственность Франции. Германская часть левобережья Рейна и полоса правого берега шириной в 50 километров подлежала демилитаризации. Германия лишалась всех своих колоний, которые позднее были поделены между державами-победительницами. Германия обязывалась возместить в форме репараций убытки, понесенные правительствами и отдельными гражданами стран Антанты в результате военных действий. И главное – вооруженные силы Германии ограничивались 100-тысячной сухопутной армией; обязательная военная служба отменялась, а основная часть сохранившегося военно-морского флота подлежала передаче…

Вам это ничего не напоминает? Я рискнул утомить вас перечислением, какие именно территории на веки вечные утрачивала Германская республика, не для того, чтобы продемонстрировать свою эрудицию, – за потерей земель для немцев стояло нечто большее, чем просто сокращение государства. Ведь вместе с областями и природными ресурсами у Германии отнимали и часть немецкого народа. Вопреки декларированному Антантой праву наций на самоопределение, австрийским немцам запретили воссоединение с Германией, и это при том, что Учредительное собрание в Вене единогласно высказалось за «мирный» аншлюс. Судетская область, населенная почти одними немцами, была передана в состав новообразованной Чехословакии – три миллиона богемских немцев остались жить с семью миллионами чехов. Верхняя Силезия (польский Шленск Гурный) определила будущее референдумом, на котором за Германию проголосовало 707393, а за Польшу – 479365 опрошенных. Так же, в пропорции 2:1, Силезию и разделили. В Эльзасе и Лотарингии для 85% жителей родным оставался немецкий язык, а селяне поголовно не знали французского даже в 1920-х. Сторонники эльзасской автономии в составе Германии победили на выборах 1928 и 1929 годов, но Франция не допустила такой вольности. В отторгнутом у Германии Данциге (нынешний Гданьск) из 327 тысяч жителей 317 тысяч были немцами. А «данцигский коридор» из Польши к Балтийскому морю (шириной до 100 километров) отсекал от единой Германии ее Восточную Пруссию с Кенигсбергом (ныне – Калининград)…

И во всем этом очевидная аналогия между Веймарской республикой и Российской Федерацией первой половины 1990-х годов. В результате соглашения, подписанного в Беловежской пуще, мы, жители РСФСР, фактически признавали свое поражение в так называемой Холодной войне, отказывались от огромных территорий на Западе и Востоке, девальвировали национальную валюту и оставляли миллионы наших сограждан, проживавших за чертой новых границ, на произвол судьбы. Схожесть процессов бросалась в глаза любому знакомому с историей россиянину, и вспомните: именно о Веймарской республике, превратившейся в Третий рейх, любили поговорить-повспоминать наши молодые реформаторы, призывая голосовать за Ельцина и, следовательно, сделать свой выбор в пользу нового Аденауэра (хотя Конрад Аденауэр в администрации Веймарской республики занимал довольно скромные посты), а не нового «бесноватого фюрера» в лице Жириновского или, скажем, Зюганова. Молодые реформаторы, несмотря на свою грамотность, забывали, сознательно или нет, об одном: Гитлер пришел к власти не потому, что кто-то из немцев заблуждался, полагая, будто бы при диктатуре национал-социалистов будет лучше жить, а потому, что большинство граждан Веймарской республики не захотело признать поражения в Первой мировой войне и уж тем более – унизительных условий, навязанных маршалами Антанты в Компьенском лесу и в Версале.

Версальский мирный договор должен был сделать Германию частью либерально-демократической Европы, но вместо этого еще больше отдалил немцев от идеи строить единое политико-экономическое пространство.

То же самое произошло и с нами. Демократические преобразования, начатые Михаилом Горбачевым и продолженные командой Бориса Ельцина, теоретически должны были повернуть нас лицом к Западу, сделать нас более понятными для политиков Европы и Америки и более привлекательными для потенциальных инвесторов. Но оказалось, что мы никому не нужны, нашу демократию никто не принимает всерьез, наши правители и бизнесмены видятся всему миру то шутами гороховыми, то бандитами недобитыми, а мы сами предстаем этакими небритыми косорылыми получеловеками-полумедведями, которые по-прежнему лелеют «имперские амбиции». Никто не принял в расчет наше желание стать как все, никто не посочувствовал нашему унижению и нашему отказу от собственной истории – наш уход из Европы был воспринят как должное, как признание поражения в затяжной мировой войне.

Вы думаете, я сгущаю краски? Тогда почитайте современную американскую и европейскую прессу и особое внимание уделите аналитическим материалам, посвященным текущему положению в России. Если и это не вгонит вас в краску и не заставит сжимать в бессильной ярости кулаки, то, наверное, вы давно уехали из нашей страны и судите о ней только по рассказам оставшихся знакомых или родственников.

«– …Мюллер, почему Германия проиграла войну?

– Потому что ее не поддержал тыл, господин штудиенрат. Рабочие бастовали, и солдат перестали снабжать боеприпасами.

– Хорошо, сынок. А что Германия потеряла в этой войне?.. Кто может мне сказать, какие из своих ценных владений потеряла Германия?

– Все колонии и Цинцзяу, господин штудиенрат.

– Кто может перечислить колонии?

– Я, господин штудиенрат! Немецкая Юго-Западная Африка, немецкая Восточная Африка, Камерун, Того, немецкая Новая Гвинея с землей Кайзера Вильгельма, архипелаг Бисмарка, Каролинские острова, Марианские острова, острова Полау и Маршальские острова, Науру, Самоа и арендованную территорию Киао-Чао со столицей Цинцзяу.

– Отлично, мой мальчик! Кто может продолжить?

– Я, господин штудиенрат. Кроме того, мы потеряли Мемельскую область, Познань, Западную Пруссию и часть Верхней Силезии.

– Превосходно! Что еще у нас отняли?

– Эльзас-Лотарингию и Саарскую область.

– Чудесно, дети. А что для нас самый большой позор?

– Оккупирована Рейнская область, французы вторглись в Рурскую область и воруют наш уголь.

– Да, дети, всегда помните об этом: французы, такие же белые люди, как и мы, не стыдятся посылать против нас на германском Рейне грязных негров! Беспримерное глумление над культурой!.. От чего еще страдает Германия?

– От репараций, господин штудиенрат.

– Совершенно верно! Мы вынуждены платить всем нашим бывшим противникам миллиарды и миллиарды репараций, хотя мы ничуть не виноваты в войне. Чудовищная несправедливость!..»

Этот обмен вопросами и ответами на самом обычном уроке истории в немецком реальном училище образца 1923 года приводит бывший «солдат трех армий» Бруно Винцер в книге своих воспоминаний. И на этом исторические параллели заканчиваются. У нас, слава Богу, реваншистские догматы пока еще не являются обязательными для изучения в школах. И хотя возможность восстановления Советского Союза в прежних границах нельзя сбрасывать со счетов, она все же представляется куда более призрачной и маловероятной, чем дальнейшее раздробление России и республик СНГ…

Нынешнее наше долготерпение уберегает нас от многих бед. Из-за духа реванша, витавшего над равнинами Пруссии, Баварии и Силезии, немецкую республику постоянно лихорадило и бросало во все тяжкие. В марте 1920 года случился путч под руководством крупного землевладельца Вольфганга Каппа и генерала Вальтера фон Лютвица. Добровольческие части из новой республиканской армии вошли в Берлин и низложили правительство. Путч провалился, но только потому, что против него выступил пролетариат, объявивший всеобщую забастовку. Затем уже и сам пролетариат попытался взять власть в свои руки, что привело к Гамбургскому вооруженному восстанию, и впервые заявили о себе националисты, организовав «пивной путч» в Мюнхене.

Политическая нестабильность отягощалась экономическим коллапсом. Признание поражения в затяжной и кровопролитной войне буквально уничтожило экономику Германии. Международные кредиты, взятые у нейтральных стран, были исчерпаны, а новое правительство стояло перед необходимостью демобилизации армии и перевода промышленности на производство мирной продукции, страна была оккупирована, ощущался недостаток продовольствия. В этой ситуации республика распродавала свой золотой запас для финансирования закупок продовольствия, не имея возможности ни экспортировать произведенные в Германии товары для снижения дефицита торгового баланса, ни прибегать к кредитам, внутренним или внешним. Эмиссия бумажных денег привела к гиперинфляции. В ноябре 1923 один американский доллар стоил в Кельне 4 триллиона марок. Окончательное уничтожение национальной валюты было предотвращено искусственной стабилизацией марки на уровне 4200 миллиардов марок за доллар. Была выпущена временная валюта – так называемая «рентная марка», на которую обменивались обесценившиеся деньги (из расчета 1 триллион бумажных марок за 1 рентную марку). В 1924 рентные марки были заменены рейхсмарками, частично обеспеченными золотовалютными запасами. Гиперинфляция полностью уничтожила сбережения населения и разорила многие страховые компании, промышленные корпорации и небольшие фирмы.

Не следует забывать и о бремени репараций, наложенных на Германскую республику условиями Версальского договора, который обязал ее выплатить державам-победительницам 132 миллиарда золотых марок в течение 66 лет, то есть регулярная двухмиллиардная дань была запрограммирована аж до 1985 года (!).

Лишь в 1924 году правительству Штреземана удалось переломить ситуацию. По соглашению с американским правительством (план Дауэса) США давали Германской республике кредит в 200 миллионов долларов на восстановление экономики. К 1927 году трудолюбивые немцы превзошли довоенный уровень развития, в 1931 году, по согласованию с финансистами США, Германия, которой управлял рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург, прекратила выплату репараций.

И тут грянул мировой экономический кризис. Общее падение производства в 1932 превысило 40 %, безработица охватила почти 45 % населения страны. Крах надежд на улучшение условий жизни – лучшая подпитка для реваншистов. Отчаявшиеся мелкие производители все больше винили в своих бедах парламентскую демократию и верили, что выход из кризиса – в укреплении государственной власти, в создании однопартийного правительства. Эти требования поддерживали и крупные предприниматели и банкиры, субсидировавшие предвыборные кампании национал-социалистов и связывавшие с Гитлером и его партией личные и общегосударственные устремления. В обращении НСДАП от 1 марта 1932 говорилось: «Гитлер – это девиз для всех, кто верит в возрождение Германии… Гитлер победит, ибо народ желает его победы…»

И это действительно было так. Рядовые немцы устали от бесконечных унижений. Гитлер обещал чудо, он обещал исцелить нацию и вернуть земли, исконно принадлежавшие Германии. Затаенная мечта продолжить войну и одержать в ней победу нашла выражение в массовой поддержке НСДАП. 31 июля 1932 на очередных выборах в рейхстаг национал-социалисты получили 230 мандатов (социал-демократы – 133, коммунисты – 89 мандатов), став самой крупной фракцией в парламенте. Начиналась история Третьего рейха…