Глава 11 Вторжение в Грецию и марафонская битва

Глава 11

Вторжение в Грецию и марафонская битва

В биографии великих завоевателей важное место занимает одно из сражений, которое превосходит все другие по значимости и известности. В случае с Ганнибалом это битва при Каннах, Александр Македонский прославился битвой при Арбеле. Для Цезаря главным сражением была битва при Фарсалии, для Наполеона – Ватерлоо. В определенной степени Ватерлоо для Дария стала Марафонская битва. Место битвы представляло собой прекрасную равнину в 12 милях к северу от греческой столицы – Афин. Битва явилась финалом великого противоборства между Дарием и греками.

Расширение Персидской империи со времени восшествия на престол Кира происходило на запад, пока не уперлось в границы Азии на берегах Эгейского моря. Берега и острова этого моря были заняты греческими городами и царствами. Население региона, проживавшее на европейском и азиатском берегах, говорило на одном языке и отличалось энергией, интеллектом и высокой духовностью. Греков азиатского берега покорил Кир, их царства были присоединены к Персидской империи. С начала своего правления Дарий жаждал продолжить аннексию и послал группу разведчиков к берегам Греции. Однако он отложил осуществление своих планов, решив сначала завоевать Скифию, расположенную к северу от Греции, вероятно полагая, что потом будет легче завоевать саму Грецию. Прочно обосновавшись в Скифии, он охватил бы с фланга территорию Греции, что обеспечило бы его армии успех.

Этот замысел провалился. Тем не менее, после отступления из Скифии Дарий не переправил все свои войска с европейского на азиатский берег Босфора. Он оставил во Фракии крупные силы, и его военачальники постепенно закрепились на этой территории и готовились к новым завоеваниям. Они стремились расширить свои владения то путем переговоров, то силой и добивались успехов или терпели поражения, прибегая к тому или иному способу.

В одном весьма неординарном предании рассказывается о попытке переговоров с Македонией на предмет возможного подчинения этого царства персам без применения силы. Верховный военачальник армий Дария во Фракии, которого, как мы знаем из предыдущей главы, звали Мегабиз, послал в Македонию семь персидских воинов, но не за тем, чтобы призвать македонцев к безоговорочной капитуляции персам, и не за тем, чтобы предложить добровольный союз с Персидской империей, а за тем, чтобы навязать им нечто среднее. Это среднее следовало предъявить македонцам в форме предложения, но столь навязчивым и безапелляционным способом, который нередко использует могущественный тиран, делая предложение слабому и беззащитному государю.

Семь персидских воинов отправились в Македонию, которая, судя по карте, располагалась к западу от Фракии и к северу от других греческих государств. Македонский царь Аминтас оказал им почетный прием. Однажды днем персов пригласили на праздник во дворец Аминтаса. Отчасти разгоряченные вином, они пригласили придворных дам в свои апартаменты. По словам персов, они хотели познакомиться с женщинами.

Аминтас заметил, что это противоречит обычаям и правилам его двора, но, поскольку царь несколько опасался гостей или, точнее, мощи грозной державы, которую они представляли, и стремился любым способом избежать провоцирования ссоры с ними, он согласился с их просьбой. Дамы отправились к персам, пошли неохотно, смущенные.

Персы, становясь под воздействием вина все более возбужденными и назойливыми, вскоре стали в непристойной и развязной манере расхваливать женские достоинства приходивших к ним дам, повергая тех в смятение. Затем они принялись приставать к женщинам так нагло и вести себя с ними во всех отношениях столь непристойно, что вызвали тревогу и возмущение всего царского двора. Царь тоже был весьма удручен поведением гостей, но боялся урезонить их. Сын царя, энергичный и решительный молодой человек, явился к отцу в крайнем возбуждении и попросил его удалиться с праздника, предложив взять ответственность на себя. Аминтас с большим трудом дал себя уговорить и, уходя, предупредил сына, чтобы тот избегал опрометчивых действий и насилия. Как только царь ушел, царевич придумал предлог, при помощи которого вызвал дам из апартаментов персов на короткое время, пообещав, что они скоро вернутся. Он отвел женщин в их апартаменты, а затем выбрал столько же высоких и привлекательных юношей, переодев их в женские платья. Каждому юноше был дан кинжал, который следовало спрятать под одеждой. Эти мнимые дамы пришли к персам, которые не заметили подмены. К вечеру они совсем опьянели. Как и прежде, персы стали приставать к дамам, на этот раз мнимым. Когда персы распоясались до предела, юноши по знаку царевича закололи их кинжалами на месте всех до одного.

Мегабиз послал гонца справиться о том, куда пропали семь его воинов. Однако македонский царевич ухитрился подкупить гонца щедрыми дарами и уговорить его передать Мегабизу ложную, но не вызывающую беспокойства весть о семерых воинах. Возможно, Мегабиз не был столь легковерным, если бы его внимание не отвлекал мятеж в Ионии, поднятый Аристагором и Гистиэем.

Ионийский мятеж отсрочил на некоторое время осуществление планов Дария по завоеванию Греции, но эта отсрочка способствовала в конечном счете тому, что вторжение на землю Эллады стало неизбежным, поскольку Афины – в то время один из главных и могущественных греческих городов – были причастны к мятежу. Афиняне направили в помощь Аристагору и Гистиэю войска, и объединенными силами греки взяли штурмом и сожгли город Сарды. Когда об этом узнал Дарий, его обуял гнев, ведь афиняне осмелились вторгнуться в его владения, помогли мятежникам и разорили один из его самых крупных городов. Дарий, как утверждают, велел каждый день вызывать к себе раба, который провозглашал: «Помни об афинянах!»

Дарию благоприятствовало то обстоятельство, что среди греческих государств не было единства, не было единого командования вооруженными силами этих государств на суше и на море. С другой стороны, несколько городов с прилегающей территорией формировали множество отдельных государств, более или менее связанных в конфедерации или союзы, но остающихся независимыми и даже враждебными друг к другу. Далее, помимо споров между государствами, существовали противоречия в них самих. В них происходило противоборство за преобладание монархических или демократических принципов государственного устройства. В разных городах приходили к власти деспотические военные правители, и, после того как они правили некоторое время своими подданными железной рукой, народ восставал и свергал их с тронов. Такие восстания происходили постоянно, часто в сопровождении удивительных и романтических поступков, которые обнаруживали в тех, кто их совершал, поразительное сочетание сообразительности и проницательности с наивностью и безрассудством, столь характерными для того времени.

Неудивительно, что греческое население часто восставало против этих деспотов. Подобные правители использовали свою власть, когда к этому побуждали их интересы и страсти, в крайне тиранической и жестокой форме. Говорят, один из них, царь Коринфа по имени Периандер, послал по одному поводу гонца в соседнее царство, с которым он постепенно наладил дружественные отношения, дабы выяснить, какими средствами он мог бы упрочить свое правление. Соседний царь не дал прямого ответа на вопрос, но повел гонца в свой сад, разговаривая с ним о том о сем. Наконец они вышли к пшеничному полю, и, проходя через него, царь стал отсекать мечом колосья пшеницы, возвышавшиеся над остальными. Через некоторое время он вернулся во дворец и отпустил гонца, так и не сказав, что делать Периандеру. Гонец вернулся к своему государю и рассказал обо всем, что с ним случилось. «Понимаю, в чем дело, – сказал Периандер. – Нужно изобрести способ ликвидировать тех, кто возвышается над горожанами благодаря своим талантам, влиянию или власти». Он немедленно приступил к действиям в соответствии с этой рекомендацией. Кто бы из жителей Коринфа ни отличился, его ждала смерть. Многие были изгнаны, другие убиты, третьи лишены своего влияния путем конфискации их имущества. Жизнь и судьба горожан целиком находились во власти деспота.

У этого самого Периандера была жена по имени Мелисса. О ней рассказывают весьма необычную историю, которая, хотя и похожа на легенду, несомненно, имеет реальную основу. Когда Мелисса умерла, ее похоронили, но по какой-то причине забыли сжечь, как требовал обычай, одежду. Среди оракулов Греции был и такой, с которым можно было посовещаться относительно отошедших душ. Его называли оракулом мертвых. Периандеру, разыскивавшему потерянную драгоценность, случилось однажды послать гонца к оракулу, чтобы вызвать дух Мелиссы и спросить у него о пропаже. Дух явился, но отказался сказать, где утерянная вещь, произнеся: «Мне холодно, холодно. Я раздет, и мне холодно. Мою одежду не сожгли. Я раздет, и мне холодно».

Когда об этом сообщили Переандеру, он решил принести разобиженному духу большую жертву, которая могла бы его умилостивить. Он пригласил в храм на театральное представление женщин Коринфа, и, когда те собрались, стражники окружили женщин, сорвали с них большую часть облачений и отпустили. Затем отнятую одежду сожгли в качестве искупительного подношения в сопровождении заклинаний, обращенных к тени Мелиссы.

Предание добавляет, что, когда к оракулу мертвых снова был отправлен гонец, дух Мелиссы, теперь одетый и умиротворенный, ответил на просьбу Периандера сообщить, где следует искать утерянную драгоценность.

Грубое насилие, к которому прибег в данном случае Периандер, было продиктовано отнюдь не желанием оскорбить и унизить женщин Коринфа; этот случай показывает, до какой крайности абсолютного своеволия доходила верховная власть древних деспотов.

Однако следует отдать справедливость этим своевольным тиранам. Они нередко проявляли сочувствие и доброту, причем иногда в довольно своеобразной форме. Например, в одном из городов возвысилась семья и прочно заняла место городской аристократии, стараясь поддерживать свой статус из поколения в поколение, заключая брак только в семейном кругу. В конце концов в одной из этих семей выросла девушка по имени Лабда, инвалид с рождения, и по причине ее дефектов ни один из знатных мужчин не хотел на ней жениться. Однако девушку взял в жены обычный человек по имени Этион. Однажды Этион сходил в Дельфы посовещаться с оракулом. Когда он входил в храм, его подозвала пифия и сообщила, что Лабда родит ребенка, который освободит страну от тиранов и узурпаторов. Аристократы, узнав об этом, решили предотвратить осуществление пророчества, уничтожив младенца после рождения. Они выбрали десять человек из своего круга, которым было поручено прийти в дом Этиона и убить младенца. Заговорщики решили убить его следующим способом: придя в дом, они попросят показать им младенца, затем тот, кому будет передан младенец, бросит его с размаху на каменный пол, и ребенок умрет.

Заговорщики пришли в дом Этиона, лицемерно справились о здоровье матери и пожелали увидеть младенца. Его принесли к ним. Мать вручила свое чадо одному из заговорщиков, младенец с улыбкой смотрел ему в лицо. Тот пожалел младенца и передал его в руки соседа, тот, в свою очередь, другому и т. д. Ни один из них не решился убить младенца, они вернули его матери и ушли.

Далее, как свидетельствует предание, заговорщики, дойдя до ворот, остановились и стали осыпать друг друга упреками. Они вернулись в дом с намерением любым путем осуществить задуманное. Но тем временем Лабду встревожило необычное поведение гостей, она подслушала их разговор у ворот. Женщина поспешно спрятала дитя в амбарном зерне. Заговорщики, обыскав дом и не найдя младенца, прекратили поиски, полагая, что его унесли из дома. Они вернулись домой и, не решившись признаться в малодушии в критический момент, договорились сказать, что младенец уничтожен. Младенец, однако, остался в живых. Он вырос и во исполнение предсказания оракула возглавил восстание против аристократии, лишил ее власти и стал править вместо нее.

Одним из самых одиозных и жестоких тиранов, о которых шла речь, был Гиппий из Афин. Его отца, Писистрата, ненавидели за жестокость и преступления. Когда он умер, оставив после себя двух сыновей, Гиппия и Гиппарха, был организован заговор с целью их убийства и прекращения династии. Гиппарха убили, но Гиппий избежал гибели и стал править единолично, причем жестоко и деспотично, отчасти поддавшись чувству мести, а отчасти потому, что считал устрашение людей средством сохранения своей власти. Один из заговорщиков, который убил брата Гиппия, обвинил ближайших друзей тирана в том, что они помогали ему в убийстве, стремясь отомстить тирану. Гиппий, услышав обвинения, обезумел. Он предал смерти всех, кого назвал заговорщик, приспешники его убивали правых и виноватых скопом. Столь неразборчивая жестокость объединила против тирана всех афинян, началось всеобщее восстание, и он был свергнут. Гиппий бежал в Сарды и там оказывал услуги Артаферну. Он вызвался стать проводником персидских войск в Греции и помочь им завоевать страну при условии, что в случае успеха персы сделают его губернатором Афин. Артаферн сообщил об этом предложении Дарию, и оно было с удовлетворением принято.

Кроме внутренних противоречий между народами и правителями нескольких греческих государств, существовало соперничество между государствами, которым Дарий надеялся воспользоваться при завоевании страны. В частности, война между Афинами и островом Эгина могла бы облегчить Дарию захват Афин. Эгина был большим островом близ Афин с довольно значительным населением. Рассказывая о причинах конфликта между двумя государствами, греческие историки приводят следующую поразительную историю.

Эгина располагается в центре залива к юго-западу от Афин. На другой стороне залива, напротив Афин, у самого берега находился город, называвшийся Эпидавр. Одно время эпидавряне переживали голод и обратились к дельфийскому оракулу с просьбой подсказать, что надо делать для избавления от этого бедствия. Пифия ответила, что они должны воздвигнуть две статуи божествам по имени Дамия и Оксезия – и тогда голод отступит. Жители спросили, из чего должны быть сделаны статуи – из бронзы или мрамора. Жрица ответила, что статуи нужно сделать из древесины садового оливкового дерева.

Этот вид олив считался священным деревом, но в то время в городе не было таких деревьев, подходящих размерами для статуй. Тогда эпидавряне обратились за помощью к Афинам и попросили разрешения спилить одно из деревьев в священной роще. Афиняне согласились при условии, что жители Эпидавра будут приносить ежегодные жертвы двум афинским храмам. Эти жертвы, по их мнению, компенсируют ущерб города из-за потери священного дерева. Эпидавряне согласились на это условие, дерево было спилено. Из него были сделаны блоки необходимого размера, которые перевезли в Эпидавр, где из них вырезали статуи. Их торжественно водрузили в городе, и вскоре голод прекратился.

Через несколько лет после этого между Эпидавром и Эгиной вспыхнула по какой-то причине война. Островитяне пересекли на галерах залив, высадились в Эпидавре и после ряда грабежей захватили священные статуи и привезли их на остров в качестве трофеев. Они установили их в центре острова в месте собраний, устраивали рядом с ними спортивные игры и театральные представления, праздничные шествия. Эпидавряне, утратив свои статуи, прекратили делать ежегодные подношения Афинам. Когда афиняне потребовали подношений, эпидавряне сказали, что возобновят подношения только тогда, когда к ним вернутся статуи; сейчас обе святыни в чужих руках, и они свободны от своих обязательств. Афиняне потребовали статуи у островитян, те отказались их вернуть. После этого афиняне высадились на острове Эгина и направились к месту установки статуй. Святыни стояли на массивных тяжелых пьедесталах. Афиняне попытались взять статуи, но не могли их оторвать от пьедесталов, тогда они обвязали их веревками и потащили. В это время произошло землетрясение, сопровождавшееся грозным громовым предупреждением, что похитителей статуй ожидает гнев Неба.

Статуи тоже мистическим образом упали на колени и застыли в этих позах!

Напуганные этими знамениями, афиняне бросили свою затею и побежали к берегу. Их перехватили островитяне и союзники, спешно вызванные на помощь. Вся группа афинян была уничтожена, за исключением одного человека. Ему удалось бежать с острова.

Единственного беглеца ожидала судьба еще более трагичная, чем его товарищей. Когда он добрался до Афин, то его окружили жены и сестры убитых афинян, чтобы узнать о трагедии. Они были так возмущены его побегом, как будто он совершил измену или дезертирство. Судя по одной из версий, женщины набросились на беглеца и искололи его своими булавками и пряжками от платьев. От полученных ран беглец скончался.

Афинские судьи не смогли привлечь к ответственности за убийство ни одну из женщин, но был издан закон, навсегда запретивший употреблять афинским женщинам такие булавки и пряжки. А жители Эгины радовались и приветствовали поступок афинских женщин. В его честь они удвоили производство пряжек, которыми пользовались островитянки.

Начавшаяся таким образом между Афинами и Эгиной война длилась достаточно долго. Ожесточение сторон возрастало по мере увеличения потерь.

Таково было общее состояние дел в Греции, когда Дарий организовал великий поход с целью завоевания страны. Царь сосредоточил огромные силы, хотя сам и не стал ими командовать. Вести войско в поход было поручено персидскому военачальнику по имени Датис. Значительную часть его войск составляли персы, однако во все провинции Малой Азии были разосланы повеления мобилизовать в кавалерию, пехоту и во флот людей, которые должны были присоединиться к основным силам в различных пунктах сбора.

Войско Дария начало поход из Суз вместе с сосредоточенными там войсками. Оно проследовало на запад до побережья Средиземного моря в Киликии, северной точке побережья. Здесь к армии присоединились большие подкрепления. В данном месте сосредоточилось также много галер. Армию погрузили на корабли, направлявшиеся к южному побережью Малой Азии в Эгейском море, там флот повернул на север к острову Самос, где должны были сосредоточиться все войска. На Самосе к ним присоединились подкрепления из Ионии и других провинций и островов у побережья Малой Азии, находившихся под властью персов. Выйдя в море, огромный флот, возможно один из самых многочисленных и могучих флотов за всю историю, взял курс на северо-запад, лавируя среди островов Эгейского моря. Двигаясь медленно, персы овладевали островами, попадавшимися на пути. В ряде случаев островитяне сдавались без сопротивления. Иногда предпринимались энергичные, но тщетные попытки сопротивляться. Бывало и так, что островитяне покидали свои дома и в отчаянии укрывались в горах. Персы уничтожали города и селения, которые не могли покорить. Детей наиболее знатных и влиятельных семей покоренных островов брали в заложники, чтобы их родители признавали власть завоевателей и после того, как они покинут острова.

Могучий флот медленно продвигался от острова к острову к афинскому побережью. Из-за множества галер почти не было видно водной глади моря. Когда они двигались вперед, то, если смотреть на них с горных вершин островов, они казались огромным роем насекомых, почти неподвижных на зеркальной поверхности моря.

Наконец корабли персов, путь которым показывал Гиппий, вошли в пролив между островом Эвбея и материком к северу от Афин. Здесь, захватив остров, персы причалили к портовым сооружениям на противоположном афинском берегу и высадились на берег. Гиппий активно участвовал во всех операциях и помогал успешной высадке.

Между тем в Афинах сложилась тревожная обстановка. Власти, узнав о приближении персов, срочно направили гонцов в Спарту с просьбой о помощи. Обещания помощи были получены, но она еще не поступила. Афиняне собрали все свои силы на северной окраине города и бурно обсуждали вопрос о том, следует ли укрыться за стенами города и ожидать штурма врага или встретить его на марше. Силы, которыми располагали греки, насчитывали около 10 тысяч человек, в то время как огромное персидское войско состояло из 100 тысяч воинов. При таком подавляющем превосходстве в численности персидских войск открытый бой с ними казался безумием. Вот почему большинство участников дебатов высказались за то, чтобы греческие воины укрылись за стенами города и ожидали штурма персов.

Командовать греческими силами поручили комитету из трех военачальников, своеобразному триумвирату, на усмотрение которого было передано решение вопроса о стратегии борьбы с завоевателями. Двое из них высказывались за оборонительную тактику, а третий, знаменитый Мильтиад, требовал атаковать врага; его мнение возобладало, и два других военачальника передали Мильтиаду свои полномочия, согласившись, что именно он должен вести в бой греческую армию, раз он взял на себя ответственность.

Армии расположились между тем на виду друг у друга на Марафонском поле между горами и морем. Их разделяла всего лишь миля. В отдалении громада персидских войск простиралась, насколько мог видеть глаз, длинными рядами шатров и тысячами всадников, готовых к бою. Греки компактно разместились на ограниченном пространстве, без кавалерии, без тяжелых доспехов, фактически без вооружения, пригодного для наступления или обороны, – они были готовы лишь к рукопашной схватке. Энергичный натиск и быстрота действий, мощные, разящие удары – такую тактику выбрал Мильтиад. Тем временем персы, кичась своей численностью и уверенностью в победе, медленно двигались вперед, не опасаясь, что небольшое войско греков сможет нанести им сколько-нибудь серьезный ущерб. Завоеватели везли с собой в обозе мраморные блоки, из которых после битвы следовало сложить на поле брани памятник в честь их победы!

Наконец греки стронулись с места. По мере продвижения они ускоряли свой ход все больше и больше, а выйдя к передовым линиям персов, перешли на бег. Удивление персов этим неожиданным и смелым натиском сменилось сначала боевым азартом, а затем всеобщим ужасом и паникой. Ничто не могло противостоять безудержному порыву греков. Отважные эллины прорубали себе мечами путь среди врагов, непреклонные в своем стремлении к победе. В течение нескольких часов продолжалось нечто вроде сражения. Но в итоге персы обратились в бегство. Много персов было убито, другие увязли в болотах, третьи заблудились и тщетно искали спасения в горных ущельях. Те, кому удалось добежать до берега, в спешке садились на корабли и отчаливали, оставляя убитых и умирающих соратников.

Греки захватили много дорогих трофеев. Им достались также мраморные блоки, которые привезли персы, чтобы увековечить свою предполагаемую победу, но вместо этого греки соорудили монумент в память поражения завоевателей. Подсчитали потери. Персы потеряли 6 тысяч убитыми, греки – только 200 человек. Тела убитых греков собрали и захоронили в братской могиле на поле брани. Над могилой вырос огромный курган.

Марафонская битва стала одним из тех исторических событий, которое во все века вызывало восхищение человечества. Сейчас, как и прежде, поле обращено к морю, по его краям возвышаются горы. Сохранился и холм, воздвигнутый в честь павших греческих героев. Нынешние греки, несмотря на то что им приходится переживать трудный период истории, должно быть, чувствуют на Марафонском поле воодушевление, когда размышляют об источниках высокого морального духа своих предков. Один из них словами Байрона произносит:

Горы глядят на Марафон,

А Марафон смотрит в море;

И, размышляя там в одиночестве,

Я представлял, что греки все еще свободны;

Ведь, стоя на могиле персов,

Я не мог представить себя рабом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.