Борьба за первенство

Борьба за первенство

При том «тотальном» самодержавии, которое всю жизнь строил Иван IV, смерть монарха, высшего и единственного источника принятия решений, не могла не вызвать разлада всей государственной конструкции, к тому же Грозный мало заботился о том, что будет после него, и, кажется, не оставил завещания (во всяком случае, оно не сохранилось). Умирая, царь вроде бы вверил своих сыновей, один из которых был слабоумен, а другой младенец, попечению ближайших сановников, и в российской исторической традиции эту группу вельмож принято называть регентским, или опекунским, советом, однако его формат и даже состав в точности неизвестны.

В совет несомненно входили Иван Федорович Мстиславский, знатнейший из князей, правнук Ивана III, и знатнейший из старого московского боярства Никита Романович Захарьин-Юрьев (его часто именуют Никитой Романовым, поскольку это основатель династии Романовых), царев дядя. Касательно трех других «опекунов» не вполне ясно, были ли они назначены в совет по воле умирающего либо же вследствие своей активности и влиятельности. Герой псковской обороны князь Иван Петрович Шуйский был самым известным в стране военачальником, и его участие в высшем органе власти выглядит вполне естественным. Еще двое регентов были фаворитами скончавшегося государя: боярин Борис Годунов, сильный только своей близостью к новой царице, и оружничий Богдан Бельский, по-видимому (достоверно это неизвестно), представлявший интересы маленького Дмитрия.

Скорее всего, это странное «политбюро» составилось импровизированно, само собой. Схватка за первенство внутри него была совершенно неизбежной и началась сразу же.

Годунов здесь был не на первых и даже не на вторых ролях. Его родство с царицей не имело особенной важности – не то что Ирина, но и ее муж никакой реальной силой не обладали.

За Иваном Мстиславским стояла партия бывших удельных, за Никитой Захарьиным – партия московских бояр, за Иваном Шуйским – боевые соратники и мощный клан Шуйских. Участие в совете двух любимцев мертвого царя, незнатных, молодых, происходивших из ненавистной Опричнины, казалось делом временным.

В этой ситуации Годунов и Бельский повели себя по-разному: первый ушел в тень и занял выжидательную позицию, второй ринулся напролом.

У Богдана Бельского, вероятно, и не имелось иного выхода. При решении вопроса о престолонаследии участь младших братьев бывала незавидна; попечитель Дмитрия не мог не разделить судьбу своего подопечного, если бы того оттерли от престола.

Это, собственно, и произошло, причем сразу же, чуть ли не в первый день по смерти Грозного. Прежде чем начать выяснять отношения между собой, старшие члены совета сплотились вокруг Федора – представителей старой знати объединяла неприязнь к Нагим, родственникам вдовствующей царицы Марии. Всех их, вместе с младшим царевичем, отправили в ссылку, в Углич. Борис Годунов, разумеется, был на стороне Федора, так что Бельский оказался в одиночестве, но не сдался.

«Регентский совет». И. Сакуров

Это был человек энергичный, смелый, авантюрного склада. Пользуясь должностью оружничего, начальника царских арсеналов, он попробовал устроить военный переворот: привлек на свою сторону столичный стрелецкий гарнизон и занял Кремль.

И здесь произошло нечто беспрецедентное. На Пожаре, то есть на Красной площади, собралась огромная толпа горожан. Народ ворвался в крепость, разогнал стрельцов и чуть не разорвал Бельского на части. Неудавшийся диктатор был арестован и отправлен в ссылку (откуда будет впоследствии возвращен Годуновым и еще не раз появится на страницах нашего повествования).

Эпизод народного восстания, произошедшего в начале апреля 1584 года, очень важен для дальнейшей русской истории и заслуживает отдельного разговора.

Произошло нечто в высшей степени удивительное. Иван Грозный много лет подвергал своих подданных чудовищным репрессиям, и все покорно терпели, не смея пикнуть. Казалось, бунтарский дух в народе начисто вытравлен. И вдруг, всего через две недели после смерти тирана, москвичи решительно вмешиваются в спор о власти, как если бы участие народа в политике было чем-то обычным и привычным. Очень странно.

Многие историки объясняют внезапную активность горожан закулисной работой Годунова, который подослал в народ своих агитаторов и «крикунов». Предположение это весьма правдоподобно, поскольку в дальнейшем Годунов будет не раз использовать метод тайного манипулирования толпой – можно сказать, это станет его «фирменным стилем».

Так – скорее всего, по почину Годунова – в русскую политическую жизнь надолго, на целое столетие, входит новый важный элемент: московская «площадь» как олицетворение «народной воли». Возникает традиция при кризисе высшей власти апеллировать к столичному плебсу, который будет «выкрикивать» имена новых царей, будет свергать, а то и убивать временщиков и вельмож.

Этот феномен для Руси был не новым и восходил к памяти о временах древнего «веча», последние оплоты которого, Новгород и Псков, исчезли относительно недавно. Однако в условиях жестко централизованного государства политическую роль могло играть только население столицы – сосредоточения власти и в то же время самого уязвимого ее пункта. Попросту говоря, кто контролировал Москву, контролировал всю страну.

Конечно, не следует обольщаться подобным положением дел, ибо к демократии и народному волеизъявлению оно не имело никакого отношения. «Площадью» почти всегда манипулировала чья-то закулисная и небескорыстная воля – основы этих технологий разработал Годунов, выпустив из бутыли джинна, который погубит его династию. В XVII веке в Москве появятся настоящие мастера натравливать толпу на политических оппонентов.

Скоро выяснится, что этот инструмент для государства небезопасен. Почувствовав свою силу, московское население иногда начнет устраивать мятежи не по чьей-то указке, а самопроизвольно, под воздействием ухудшившихся условий жизни или просто поддавшись каким-нибудь нелепым слухам. Такие бунты, бесцельные и кровавые, будут сотрясать все государственное здание. Одна из причин, по которым Петр в 1713 году перенес столицу на новое место, – страх перед московской «площадью».

Но вернемся к ситуации, сложившейся в «регентском совете» после исключения из него Бельского. Годунов сохранил и даже усилил свои позиции, но все равно оставался самым младшим и самым слабым из членов этого ареопага. В таком положении, однако, были и свои плюсы: молодого боярина не считали самостоятельной величиной, не принимали всерьез и потому не боялись.

Борис и не претендовал на первенство. Он старался поддерживать хорошие отношения с недалеким князем Мстиславским, которого величал «отцом», политически же сблизился с боярской партией, став ближайшим помощником Никиты Романова. Тот был дядей слабоумного царя, Годунов – братом умной царицы, и вместе они представляли собой большую силу, хотя, как уже было сказано, Борис играл в этой коалиции вспомогательную роль.

Однако довольно скоро, меньше чем через полгода, пожилой Никита Романов вышел из игры – его хватил удар, после которого боярин, по свидетельству Горсея, «внезапно лишился речи и рассудка, хотя и жил еще некоторое время».

Положение ближайшего родственника и друга царской семьи отныне единолично занимал Борис, но у него не было такой поддержки, как у Романова. К тому же теперь остальные «регенты» стали считать Годунова нешуточной для себя угрозой и перешли к враждебным действиям. Хитрые Шуйские настроили против Бориса князя Мстиславского, подговорив его убить конкурента, сами же остались в стороне.

Но Годунов был готов к подобному повороту событий. К этому времени он называл «отцом» уже не Мстиславского, а главного думного дьяка Андрея Щелкалова, очень ловкого и опытного администратора, за которым стояла собственная влиятельная партия – чиновничья.

Переиграть таких хитрых соперников в закулисных интригах Иван Мстиславский, конечно, не мог. Князя обвинили в заговоре: он-де собирался заманить к себе Годунова на пир и там умертвить. Справедливо было обвинение или нет, большого значения не имело. Главное, что царь с царицей поверили, и постриженный в монахи Мстиславский отправился из Москвы в дальний Кириллов монастырь, где скоро умер (одна из длинной череды удобных Годунову смертей).

Теперь на пути Бориса к безраздельной власти остались только Шуйские, более серьезные противники. Старый воин Иван Петрович был, так сказать, лицом этой партии, но среди Шуйских имелись мастера, способные соперничать с Годуновым в интриганстве.

Действовали они расчетливо и неспешно. Понимая, что царица в любом случае будет за брата, Шуйские задумали развести Ирину с мужем, что решило бы и проблему Годунова. У Шуйских было немало сторонников: и часть аристократии, и богатое купечество, и многие горожане, а самого ценного союзника они приобрели в лице митрополита Дионисия, который по своему сану мог решить дело о государевом разводе. Казалось, что слабовольному Федору против такого напора не устоять.

Однако Борис как свой человек в царском доме хорошо знал, что любовь к жене – единственное, от чего Федор никогда не отречется, и просто выжидал, предоставив врагам полную свободу действий.

Шуйские предприняли атаку на царицу, подав Федору челобитье о разводе с бездетной Ириной, причем под петицией подписались многие бояре и москвичи, а митрополит ходатайство поддержал. И тут кроткий самодержец, к всеобщему изумлению, разъярился. Податели челобитной попали в немилость.

У Годунова уже были наготове показания свидетелей о якобы готовившемся заговоре Шуйских. Царь не стал возражать, чтобы строптивцев (а может быть, и изменников) арестовали. Не теряя времени, Борис взял под стражу всех видных деятелей враждебной группировки. Двое самых опасных – Иван Петрович и Андрей Иванович Шуйские – скоро умерли в заточении, причем, как говорили, не своей смертью.

В «Царском титулярнике» (XVII в.) с его условностью изображения Фёдор Иванович и Борис Годунов выглядят почти близнецами – это, собственно, и было продолжением все той же политической эпохи

Заодно с устранением последнего остававшегося «регента» Борис провел еще одну операцию, не менее важную: добился того, что Федор согласился снять митрополита Дионисия, скомпрометированного участием в деле о разводе. В декабре 1586 года на ключевую должность главы русской церкви Годунов продвинул ростовского архиепископа Иова, своего преданного сторонника.

Таким образом, к исходу 1586 года Борис получил контроль и над царским домом, и над церковью, что сделало его фактическим правителем страны.

К тому времени он давно уже захватил еще один рычаг подлинной власти, не менее важный: государственные финансы. Собственно говоря, это первое, с чего прагматичный Годунов начал свой путь в диктаторы.

Еще в декабре 1584 года он инициировал большую ревизию казенного (ведавшего казной) ведомства, которым управляло влиятельное семейство Головиных, сторонников Мстиславского и Шуйских. Обнаружились огромные злоупотребления, что сильно скомпрометировало враждебную Годунову партию. Он получил возможность назначить на место главного казначея своего человека и отныне распоряжался всеми доходами и расходами страны.

Кроме того, очень хорошо понимая силу денег в политической борьбе, Годунов постоянно увеличивал свое личное состояние, так что через несколько лет стал одним из богатейших, а может быть, и самым богатым человеком в стране.

Царские щедроты и милости сыпались на него непрекращающимся потоком. Благодаря сестре он всё время получал новые пожалования и вотчины. Его титулование постепенно делалось пышнее и длиннее, в конце концов он стал именоваться так: «государю великому шурин и правитель, слуга и конюший боярин и дворовый воевода и содержатель великих государств, царства Казанского и Астраханского».

Годунов получил доходы с Твери, Рязани, Торжка и нескольких волостей; пастбища вдоль Москвы-реки протяженностью в семьдесят километров; сборы с московских бань (источник немалой прибыли); выгодный экспорт поташа, вывозимого в Англию.

Очень усилились и родственники Бориса.

Важнейшую должность дворецкого (главы государева двора и всего имущества) занимал Григорий Васильевич Годунов; Степан Васильевич Годунов ведал дипломатией; Дмитрий Иванович Годунов стерег западную границу, будучи новгородским наместником; Иван Васильевич Годунов руководил Разрядным приказом; всё большее значение приобретал Семен Никитич Годунов, занимавшийся тем, что сегодня назвали бы «государственной безопасностью».

Современники писали, что клан Годуновых был способен вывести в поле собственную армию в сто тысяч человек. Это наверняка преувеличение, однако известно, что личный ежегодный доход Бориса составлял астрономическую сумму в 93 700 рублей (для сравнения: вся Москва с областью приносила в государственную казну около сорока тысяч в год).

С 1587 года Борис превращается в полновластного правителя страны. «Его мало назвать премьер-министром, – пишет Ключевский, – это был своего рода диктатор». Именно так воспринимали Годунова и за границей, не придавая царю Федору никакого значения.

Смерть номинального самодержца (1598) изменила лишь титул Бориса, но не объем его власти.