Движение на Запад

Движение на Запад

Логика действий Ивана IV была в точности такой же, как в свое время у его деда: начав с решения «татарской проблемы» на Востоке, царь затем обратил свой взгляд (а вернее, меч) на Запад. (Правда, в отличие от деда, царь предварительно не озаботился безопасностью южных рубежей, где таилась крымская угроза, – за это впоследствии пришлось заплатить дорогую цену.)

Нетерпение молодого Ивана, видевшего будущее страны в движении на запад, было понятно. В середине XVI века наибольшие коммерческие выгоды и самые передовые технологии Русь могла получить, только заняв сильные позиции в европейском мире. После разорения Новгорода прежние связи были разрушены, центр балтийской торговли переместился в порты соседней Ливонии. Русские не могли беспрепятственно экспортировать свою продукцию; возникали помехи с импортом необходимых западных товаров, а также с приглашением европейских мастеров.

С 1553 года, правда, неожиданно наладился новый торговый маршрут. В далеком Лондоне составилось купеческое товарищество, отправившее три корабля исследовать северные моря – как делалось в эпоху географических открытий, более или менее наугад. Эта экспедиция, огибая Скандинавию, попала в большой шторм, и в конце концов только одно судно капитана Ричарда Ченслера добралось до неведомого залива, где встретило русских рыбаков и узнало, что эти земли и воды принадлежат какому-то королю Ivan Vasiliwich. У Ченслера на всякий случай была с собой грамота от Эдуарда VI ко всем восточным и северным владыкам, какие могут встретиться на пути. С этим документом капитан отправился в Москву, был милостиво принят и с хорошими вестями вернулся в Лондон, где немедленно составилась Московская компания, начавшая успешно торговать с Русью через Белое море.

Однако северного товарообмена, долгого, окольного и зависимого от навигационных условий, конечно, не хватало. Будущее большого государства было связано с Балтикой. К экономической необходимости прибавлялась память о том, что в давние времена часть балтийского побережья была русской – теперь там властвовал недружественный Ливонский орден. От него зависело, продолжается или прекращается торговля, без которой московскому государству обходиться было невозможно.

В 1547 году, едва взяв в руки кормило власти, Иван хотел призвать из Германии всяких нужных мастеров и отрядил за ними специального посланника, который выполнил поручение, но Ливония завербованных немцев на Русь не пустила, решив, что незачем помогать опасному соседу развиваться и укрепляться.

Долгая череда боярских переворотов, приведшая к снижению внешнеполитической активности московского государства, поощряла орден к дерзости, а между тем внутреннее состояние Ливонии было довольно жалким. Области небольшой страны не ладили между собой, протестанты враждовали с католиками, светские власти – с церковными, немцы – с коренным населением. Всё это делало Ливонию легкой добычей для Москвы, войско которой после татарских походов приобрело выучку и боевой опыт.

Главным препятствием для захвата ослабевшего Ордена была не его малочисленная армия и не каменные замки, в которых не хватало гарнизонов, а то, что, вторгшись в этот стратегически важный край, Москва нарушала зыбкий баланс между основными балтийскими державами: Польшей, Швецией и Данией. Если бы какая-то из этих стран заступилась за Орден, война могла получиться слишком тяжелой.

Однако ситуация складывалась для Руси удачно.

Главный соперник, польско-литовское государство, переживало затяжной кризис. Там правил вздорный и себялюбивый Сигизмунд-Август (1548–1571), занимавшийся только личными делами, вечно ссорившийся с магнатами и транжиривший свою небогатую казну на фавориток и развлечения. К тому же король славился нерешительностью и медлительностью. Можно было надеяться, что, если военная кампания в Ливонии пройдет быстро, Польша в события вмешиваться не станет.

Датский король Кристиан III, по выражению С. Соловьева, «был старик, приближавшийся к гробу» (вскоре он действительно умер) и избегал любых военных конфликтов – с этой стороны тоже опасаться было нечего.

Несколько б?льшее беспокойство вызывала Швеция. Король Густав I Ваза в молодости отличался энергичностью и воинственностью, но и он был уже на седьмом десятке, а его наследник принц Эрик страдал психическим расстройством. В 1554 году между Швецией и Москвой началась пограничная война, не слишком активная и не особенно масштабная, но она продемонстрировала шведам, что Русь окрепла и ссориться с ней не нужно. В 1557 году этот конфликт завершился подписанием мира на условиях, выгодных для русских. Эта победа, довольно скромная, но одержанная в борьбе с непоследней европейской страной, должна была придать Ивану еще больше уверенности в успехе затеваемого предприятия.

Теперь война с Ливонией стала неизбежной.

За предлогом дело не стало. Пятидесятилетнее перемирие, заключенное еще при Иване III, в 1553 году закончилось. Согласно условиям этого давнего соглашения город Дерпт обязывался выплачивать Москве дань, но уже очень много лет этого не делал, пользуясь русскими неурядицами. Царь потребовал выплатить задолженность, копившуюся десятилетиями. У Ордена таких денег не было. Таким образом, формально Ливония являлась неисправным плательщиком, с которого Москва имела право взыскать долг.

В начале 1558 года большая русская армия вторглась на орденскую территорию. Главной целью первого наступления был морской порт Нарва, взятый в мае князем Петром Шуйским. Город был ключом к самостоятельной балтийской торговле и, сделавшись русским, стал давать Москве до 70 тысяч рублей годовой прибыли.

В июне после долгой упорной осады Шуйский взял крепость Нейгауз и отпустил защитников в знак уважения к их храбрости.

В этот период русские вообще вели себя рыцарственно – совсем не так, как впоследствии, когда война дошла до крайнего ожесточения. Иван IV собирался присоединить ливонский край к своей державе и надеялся расположить его жителей великодушием. Нужно было показать ливонцам, что власти русского царя можно не бояться.

Эта тактика себя оправдывала. В июле князю Шуйскому на почетную капитуляцию сдался важный город Дерпт (современный Тарту). Всех, кто хотел уйти, задерживать не стали; в занятом городе поддерживался идеальный порядок, специальные патрули хватали пьяных и дебоширов, чтобы те не чинили жителям никаких обид.

К осени Москве покорились два десятка городов и крепостей. Оставив в них гарнизоны, русские завершили кампанию. Основные силы армии отошли к границе, на зимние квартиры.

В январе 1559 года Готхард Кетлер, ландмейстер Ордена, предпринял единственную попытку активного сопротивления: воспользовавшись уходом русских войск, отбил замок Ринген (современный Рынгу), но потерял при штурме так много людей, что был вынужден отказаться от дальнейшего наступления.

Немедленно, не дожидаясь весны, в Ливонию вновь вошла московская армия и, не встречая серьезного противодействия, целый месяц разоряла всю ливонскую землю, по образному (а может быть, и не образному) выражению летописца, «не щадя младенцев во чреве матерей». Это, вероятно, должно было показать ливонцам, что если они не хотят по-хорошему, то будет по-плохому.

В течение второй военной кампании вся восточная и почти вся южная Ливония были оккупированы. Последним оплотом, где собрались все боеспособные отряды Ордена, была мощная крепость Феллин (Вильянди), но летом следующего 1560 года после осады сдалась и она. Разгром Ливонского Ордена завершился.

Но это не означало конца войны.

С самого начала боевых действий, не надеясь отбиться от многократно превосходящего противника, ливонцы искали покровителей, которые согласились бы взять их под свою защиту. Они готовы были отдаться кому угодно, только не русскому царю (хотя в те годы никто еще не мог предугадать, что вскоре он станет Грозным).

Ливонская война (начальный период). С. Павловская

Сначала ничего не получалось. Ни сейм Германской империи, ни Швеция, ни Дания, ни Польша не желали ввязываться из-за Ливонии в большую войну. Тогда части разгромленной страны стали спасаться по отдельности.

Дания согласилась принять в подданство остров Эзель (Сааремаа). Швеция заявила претензии на Эстляндию. Лифляндия попросилась в состав Литвы, с которой она соседствовала, а ландмейстер Кетлер стал вассалом Польши в качестве герцога Курляндского.

Из-за далекого Эзеля ссориться с Данией русские не собирались, Швеции после недавней войны тоже можно было временно не остерегаться, к тому же две скандинавские страны находились во враждебных отношениях и готовились к войне друг с другом, но вот вооруженного конфликта с польско-литовским государством было не избежать.

Раздел Ливонии. С. Павловская

Отказаться от столь лакомого куска, как Лифляндия с Курляндией, Сигизмунд-Август не мог, но и воевать с Москвой ему не хотелось. Поэтому он отправил в Москву посольство, надеясь договориться о компромиссе. Если бы Иван IV проявил сдержанность, Ливонская война на этом и закончилась бы. Русь получила бы и выход к морю, и большие ливонские территории – притом, в общем, недорогой ценой.

Но Иван знал, что Польша слаба, и войны с ней не боялся. Наоборот, он рассчитывал еще дальше продвинуться на запад за счет литовских владений.

Так русско-ливонская война переросла в русско-польскую, и на начальном этапе казалось, что царь принял верное решение.

В 1561 году русские отбили наступление литовцев на Ливонию, нанеся им поражение под Перновым (современный Пярну), потом захватили южноливонскую крепость Тарваст. Следующий год прошел в мелких стычках – Иван готовился к большому походу.

В самом начале 1563 года царь повел войско прямо на Литву, намереваясь захватить ключевой город Полоцк.

Детали полоцкого похода нам известны в подробностях. Даже, что прежде бывало нечасто, сохранились точные данные о численности московского войска. Они лишний раз подтверждают, что сведения о стопятидесятитысячной армии, которую Иван якобы привел в 1552 году под Казань, сильно преувеличены.

На Полоцк царь отправил все свои наличные силы, которые за десять с лишним лет должны были увеличиться, и набралось 18 105 человек дворянского ополчения, 7219 стрельцов и казаков, шесть тысяч «своих» татар да еще «боевые холопы» – минимум по одному у каждого дворянина, а у некоторых и больше, то есть предположительно еще 20–30 тысяч воинов. Таким образом, получается, что в русской армии было порядка 50–60 тысяч человек. Для европейской войны XVI века это была огромная сила. Известно, что из-за невиданного многолюдства и нехватки опыта в перемещении таких масс войска на дорогах постоянно возникала неразбериха и образовывались длинные заторы, так что войско шло очень медленно, а иногда вовсе застревало, и восстанавливать движение приходилось самому Ивану.

Наконец, уже в феврале подошли к городу. Поставили пушки, открыли канонаду. Когда разрушили внешнюю стену, гарнизон отступил в цитадель. Защитники храбро держались, надеясь на подмогу, но у Сигизмунда-Августа не было возможности собрать столько сил, чтобы сразиться с русским войском. 15 февраля крепость капитулировала.

Царь обошелся с полочанами по-разному. Поляков с почетом отпустил; литовцев ограбил и захватил в плен; евреев велел утопить в Двине (с точки зрения набожного Ивана, они были «Христовы погубители», и он нигде не давал им пощады).

Взятию Полоцка государь придавал не меньшее значение, чем покорению Казани. Он вернулся в Москву с такой же торжественностью и пышностью, как из восточного похода.

В самом деле, победа была впечатляющей. От Полоцка оставалось всего несколько переходов до литовской столицы.

Это был момент наивысшего успеха русского оружия. У Ивана опять появилась возможность завершить войну на самых выгодных условиях – и царь снова ею не воспользовался. Он выдвинул требования, согласиться на которые для Сигизмунда-Августа было совершенно невозможно: уступить области, куда русские войска даже и не входили, в том числе Киев.

Сделалось окончательно ясно, что война будет долгой, на истощение. Ее дальнейший ход для Руси окажется неблагоприятен, и причиной тому станут не столько действия польской стороны, сколько события в Москве, где в это время происходили большие перемены.