Конец торговых республик

Конец торговых республик

Главный прирост территорий, однако, Москве дали не соседние княжества, а торговые республики, которые властолюбивый объединитель прибирал к рукам одну за другой.

О присоединении сильнейшей из них, Господина Великого Новгорода, речь пойдет в отдельной главе – это была целая эпопея, изменившая облик государства; она сопровождалась масштабными событиями, боевыми действиями и массовыми репрессиями. Две другие республики, Псковская и Вятская, доставили Ивану III меньше хлопот.

Про Вятку красочнее других историков высказался Карамзин: «Малочисленный ее народ, управляемый законами демократии, …сделался ужасен своими дерзкими разбоями, не щадя и самых единоплеменников. Вологда, Устюг, Двинская земля опасались сих Русских Норманов столько же, как и Болгария: легкие вооруженные суда их непрестанно носились по Каме и Волге».

Первоначально это действительно была разбойничья вольница, далекая новгородская колония, основанная ушкуйниками, речными пиратами, и с конца XII века отделившаяся от метрополии. Будущий город Вятка тогда назывался Хлыновым. Хлыновские жители разбогатели на торговле с окрестными лесными народами, от которых получали меха и другие ценные товары, однако не меньше прибыли Вятской земле (по названию реки Вятки) приносили набеги и грабительские походы. Этот задиристый и непокорный народ со всеми ссорился и, пользуясь отдаленностью, часто оставался безнаказанным. Вятчане воевали и с черемисами, и с татарами, и с новгородцами, и с Москвой, охотно участвовали в чужих сварах, если это сулило богатую добычу. На Руси их часто называли «хлыновскими ворами». Республика управлялась вечем; князей, в отличие от Новгорода и Пскова, здесь никогда не бывало. Иногда Вятка признавала верховенство того или иного постороннего властителя – то суздальских или московских князей, то ордынских ханов, но всякий раз с легкостью отказывалась от вассальных обязательств.

Новгородские ушкуйники за работой. Лицевой летописный свод

Республика могла существовать до тех пор, пока сохранялась возможность балансировать между тремя основными силами этого региона – Москвой, Казанью и Новгородом. Когда же Иван III одолел сначала Новгород, а затем Казань, время речной торгово-разбойничьей республики закончилось. Вятчане, кажется, не понимали, в каком опасном положении они оказались, и имели неосторожность разозлить Ивана Васильевича сначала набегом на Устюг, принадлежавший Москве, а затем строптивым отказом участвовать в очередном государевом походе против Казани.

Тогда, в 1489 году, развязав себе руки, Иван отправил на Хлынов войско, численность которого была больше всего вятского населения. И республики не стало.

История покорения Хлынова дает представление о характере средневековых вятчан, в котором дерзость сочеталась с прагматичностью. Сначала государь, очевидно, не желая тратиться на дорогостоящее военное мероприятие, попробовал действовать через митрополита Геронтия, который увещевал вятчан покориться и угрожал отлучением от церкви. Эта перспектива республику не испугала. Тогда к стенам города подступила рать под началом князя Данилы Щени, одного из лучших московских полководцев. Воевода потребовал капитуляции и выдачи трех вожаков – Ивана Аникиева, Пахомья Лазарева и Палки Богодайщикова. Хлыновцы сказали, что подумают. Думали два дня и ответили, что своих не выдают. Должно быть, понадеялись на крепость стен.

Щеня начал обстоятельно готовиться к приступу: весь город обнесли плетнем. Увидев эту зловещую картину, означавшую, что убежать никому не удастся, хлыновцы воевать передумали: капитулировали безо всяких условий и вождей своих выдали. Расчет, несомненно, был на то, что рать рано или поздно уйдет, и всё пойдет по-прежнему.

Но к этому времени Москва уже выработала самый надежный способ аннексии новых территорий. Ивана Аникиева, Пахомья и Палку, разумеется, повесили, но тем дело не ограничилось. Всех состоятельных и сколько-нибудь заметных вятичей с семьями увели вглубь русских земель и расселили по разным местам, а в Хлынов поставили наместника и перевели московских людей, не испорченных вольным духом. Вятка стала обыкновенной провинцией.

Псковская республика обособилась от Новгорода еще в середине XIV века. Наместников сюда назначала Москва, но их власть являлась номинальной. Все важные решения принимало вече, которое здесь было не ширмой для истинных хозяев (церковной верхушки, боярства и богатого купечества), а худо-бедно работающим инструментом управления. Республика торговала и с Западом, и с Русью, славилась развитыми ремеслами и даже чеканила собственную монету, что в те времена считалось признаком могущества и независимости.

Однако, в отличие от новгородцев, псковитяне не имели сильной армии. Когда Москва решила лишить республику вольностей, защищаться было нечем.

Впрочем, псковитяне и не пытались сопротивляться, трезво рассудив, что от этого выйдет только хуже. Они безропотно поддержали Ивана в его борьбе с Новгородом, стали принимать от Москвы наместников не как в прежние времена, когда сами выбирали, кого пригласить, а тех, кого дадут. Наместников Иван III им давал отвратительных – сплошь грубиянов, вымогателей и насильников. Вероятно, расчет был на то, что псковитяне взбунтуются и тем самым дадут повод к аннексии.

В 1476 году в городе действительно вспыхнул мятеж. Как это обычно случается, хватило мелкой искры, чтобы полыхнул давно копившийся гнев. Вернее, хватило кочана капусты. Слуга московского наместника князя Ярослава Оболенского без спроса взял с воза кочан капусты и начал кормить княжьего барана. Затеялась ссора, перешедшая в драку, а потом в настоящий бой. Летописец пишет, что пьяный Оболенский велел стрелять по толпе. Были жертвы.

После этого вече изгнало наместника, но он без приказа Москвы никуда не уехал. Дело шло к дальнейшему кровопролитию, которое, несомненно, закончилось бы для псковичей скверно. Спасло их очередное обострение московско-новгородских отношений. Государю Новгород был важнее Пскова, поэтому Оболенский был отозван, а псковитян простили, потому что опять нуждались в их помощи.

Когда нужда отпала, Иван прислал нового наместника еще хуже предыдущего, но город терпел. Тогда великий князь вернул в Псков князя Оболенского. Но испуганные участью Новгорода псковитяне больше уже не восставали, а только слали в Москву униженные жалобы. Воля города к сопротивлению была сломлена.

В общем, с Псковом получилось, как с Рязанью. Полностью отказавшись от всяких претензий на самостоятельность, республика на какое-то время продлила свое существование. Иван Васильевич оставил эту доходную и послушную землю в покое, более не покушаясь на ее обычаи, превратившиеся в пустую проформу. И точно так же, как Рязань, псковская область без каких-либо осложнений вошла в состав московского государства при Василии III.

Не особенно громким по сравнению с другими прибытками, но исключительно важным в исторической перспективе событием стало распространение московской власти на совсем уж дальние северо-восточные земли, полудикие и по большей части безлюдные: Пермь и Югру.

Русские миссионеры и промысловики начали проникать в этот регион в XIV веке. Местные князьки принимали христианство, заводили торговлю с Русью. Новгород считал, что эти огромные просторы принадлежат ему, Москва не соглашалась, однако по сути дела спор шел о контроле над несколькими небольшими городками, разбросанными вдоль лесных рек. Ценность представляла не земля, которой здесь было сколько угодно, а право добывать пушнину и собирать (ею же) дань с туземных племен.

В 1470-е годы московские войска немного повоевали со строптивым коми-пермяцким князем Михаилом, чтобы показать, чья теперь сила, но затем Иван Васильевич, по своему обыкновению, довольствовался временной мерой: вернул княжение Михаилу при условии покорности. Из вассального княжества в обычную русскую область Пермь превратилась уже в начале XVI века.

В 1499–1500 годах на Югру – за Урал, к нижнему течению Оби – отправилась небольшая московская рать. Поставили на реке Печоре крепость, а местных князей, по пермскому примеру, сначала как следует припугнули, потом разрешили жить по-прежнему, но уже на положении русских данников.

Это был первый шаг к, пожалуй, самому грандиозному событию российской истории – освоению гигантских просторов и богатств Сибири.