Равенство

Равенство

— Как понимать слова Ленина: «Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы»? Как может быть равенство труда у шахтера и чиновника?

— На это очень сложно ответить, — говорит Молотов. — Я, между прочим, уточняю эту формулу Ленина. Уточнение такое: «Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда, нормированным на технически обоснованной основе и равенством платы на основе принципа: за равный труд равная плата». А что значит равный труд? По профессиям. Если в данной профессии у тебя равный труд, он взят в соответствии с профессией и тарифной ставкой по разрядам…

Энгельс говорит в «Анти-Дюринге»: при социализме должен быть равный труд, и так как каждый, получивший квалификацию, получает ее благодаря государству и за счет государства, он не должен получать больше, чем неквалифицированный. Но это не сразу можно осуществить.

— И какое сознание должно быть!

— Не в сознании дело. Без сознания вообще ничего нельзя сделать. Но в данном случае надо обратить внимание на организацию. Я и говорю: должно быть равенство труда и равенство платы на основе принципа: за равный труд — равная плата. Но я добавляю то, чего у Ленина нет: за равный труд — равная плата на основе принципа по профессиям, по тарифу, то есть по разрядам. Если ты писатель и другие писатели — качество труда определяется тем, что ты как коммунист и он как коммунист пишет. По качеству не определить, выше или ниже писатель, но ты выработал определенное произведение, которое приемлемо обществу, и тот выработал. Качество художественное может быть разным, но, так как труд затрачен одинаковый, плата одна.

— Примерно так сейчас и есть. А равенства все равно не получается.

— Как понимать равенство? Там же, в «Государстве и революции», Ленин говорит, что при социализме равенства быть не может.

— А противоречия тут нет?

— Противоречия есть. Но они постепенно сглаживаются. А когда они сгладятся, тогда — каждый по способностям, каждому по потребностям.

— Ленин говорит: с равенством труда и равенством платы, а в то же время при социализме равенства быть не может. Как это понять?

— Тут разные ступени равенства. Только так можно понимать. Вот я почему добавляю: равенство по профессиям, по разрядам — то есть пока только в данном разряде все равны, в данной профессии все равны.

— А в общем равенства нет.

— Вот именно, что при социализме справедливости нет и не может быть, — говорит Молотов. — Потому что не доросли.

…На Ленине катались верхом, на Маркса залезали, — добавляет он.

25.10.1980

— Вы закончили борьбу, — говорит Шота Иванович.

— Ничего мы еще не закончили, — отвечает Молотов.

— Внутри страны.

— И внутри страны мы ничего еще не закончили. Основы только построили.

— Хрущев дал разрешение…

— Да и при Хрущеве не закончено было, и теперь не закончено. Наоборот, идеология, которая у нас в Программе КПСС, — тормозящая.

— Программа-то неверная, господи.

— Не то что неверная — она тормозит строительство социализма. Рабочие работают и двигают дело вперед, крестьяне, колхозники медленно, но идут вперед. У них нет настоящего руководства. Наоборот, люди опутаны заботами в серьезных вопросах. Нет у Маркса, Энгельса, Ленина такого социализма, где продолжается господство денег. Нет такого социализма. Найдите. А у нас продолжается. Нет у Ма|ркса, Энгельса, Ленина такого, чтобы, как мы говорим, в развитом, построенном уже полностью социализме, существовало два вида собственности — нет такого социализма. Вместо того чтобы преодолевать эти остатки переходного периода, мы это законсервировали, затормозили все. А изображаем, что мы уже строим коммунизм. Это абсурд. Идеология на это идет.

— В «Экономических проблемах» Сталин правильно подходит к этому вопросу?

— Правильно. В начале нерешительно, а в конце он занял твердую позицию. Единственно он правильно подошел. Мы даже не все понимали это. Там есть у него ошибки, и я спорил с ним, он давал мне читать в рукописи и то, что опубликовано, и вторую часть, над которой работал. Ну вот, нет у Маркса, Энгельса, Ленина такого, где бы социализм был при деньгах, при мошне.

Колхозы — это переходная форма, переходная. И никакого социализма при двух формах собственности нет, законченного социализма. А мы говорим, что у нас развитое социалистическое общество, себя этим успокаиваем и тормозимся. Нам надо это ликвидировать и развернуть все силы народа. Это все накаляется, оно найдет свои пути. Но наши руководители сейчас не понимают, а те, которые подсовывают им бумажки — просто мелкобуржуазные идеологи, которые не могут ничего сделать. Уже построены основы, повернуть назад не могут, и вот: «Это развитой социализм! Переходим к коммунизму!» и прочее. Ничего мы не переходим. Вот Брежнев один из таких руководителей, которые не понимают этого, не потому что не хотят, а они живут мещанской идеологией. Мелкобуржуазной. Этого добра у нас еще очень много, и это не может не тормозить. Но самое интересное то, что вы не найдете серьезных людей, которые над этим задумываются. Кто-нибудь слыхал, дескать, что надо бы что-нибудь сдвинуть к тому, как построен социализм у Маркса, Энгельса, Ленина, — вы не найдете такого человека.

— А как сдвинуть, с чего начать, с колхозов или с чего?

— Фактически с колхозов.

— Ликвидировать колхозы, ввести государственную собственность?

— Да, да. Чтобы это сделать, надо провести громадную подготовительную работу, а мы еще не делаем, потому что будто бы все построили, и этим задерживаем подготовительную работу к ликвидации и колхозов, и денег. И я должен сказать, что, кроме Сталина, никто не решился, да и не понимал просто — я прочитал и обсуждал со Сталиным это дело. И у Сталина вначале нерешительно сказано, а в последнем письме очень определенно — двадцать лет назад он сказал, что колхозы уже начинают тормозить. Теперь колхоз может на свои средства рассчитывать, а если государство вложит в это дело? Колоссально увеличатся темпы. В Программе сказано, что для колхозов образцом должны быть совхозы, так почему на образцы не перейти, если уж мы так готовы, если мы коммунизм строим? Нельзя же без конца просто болтать. Но суть-то, почему у нас теперь плохие дела — машинизация, механизация. В Америке не нуждаются ни в хлебе, ни в хлопке, ни в свекле — почему? Потому что кругом машины. Все комплексно механизировано. А если мы сумеем это сделать, мы их обгоним. Тем не менее, вместо того чтобы все сосредоточить на этом и двигаться, мы теперь колоссальные вложения в сельское хозяйство делаем… А если мы перейдем на совхозный тип строительства, когда государство все будет делать, чтобы обеспечить механизацией всесторонне и комплексно, это было бы замечательно. Просто замечательно. Я считаю, что сельское хозяйство для нас не проблема. Мы ее быстро решим, только у нас пока не хватает машин, приспособленных к разным районам, комплексно чтобы одно с другим было увязано, к разным культурам, к разным сортам. Если мы механизацию наладим по-настоящему, научно и экономически грамотно, мы с этими задачами легко справимся. Нам бы не отстать в военной технике. Вот тут мы должны все силы…

— Промышленность — главное. С этим считаются.

— Конечно. И больше ни с чем. Мы сейчас находимся в очень выгодном положении, единственная страна во всем мире, не зависящая от заграничной нефти, газа. Америка зависит, Франция, Англия, все… Мы полностью не зависим. Только не хватает машин. И грамотных людей. Но главное, конечно, механизация. Стоит это понять и твердо проводить эту линию, мы будем очень быстро двигаться вперед.

…Вот надо нам понять, что такое социализм, понять это дело.

— Никто об этом сейчас вообще даже не говорит.

— Да что значит — никто? Говорят. Слишком много. Философы говорят и экономисты. Есть у нас две книги об основах научного коммунизма. Под редакцией директора Института марксизма-ленинизма академика Федосеева. Прочитайте, что он там наплел на Маркса, Энгельса и Ленина.

— Запутался?

— Да. Совершенно… Заморочили голову: мир, мир, мир! Никсон тебе его не поднесет. Да это будет такая жестокая борьба, без этого мы еще не обойдемся. А вот вы наивничаете: мир, мир! Лучше бы ру-рука отломилась, чем писать эту ерунду! Мир, мир! Его надо завоевывать!

…Кое-что мы использовали: залезли теперь на Ближний Восток. Но слишком далеко залезать уже вредно. Я считаю большой нашей неосторожностью: мы предложили в ООН, что если наши партнеры согласятся, то ради мира на Ближнем Востоке мы должны дать свои войска.

— И американцы свои.

— Зачем нам лезть? Вот это уже лишнее. Вот когда мы использовали Садата для того, чтобы арабы больше вооружались и сопротивлялись империалистам, а теперь уже и заставляют кое в чем поклониться им, арабам, — арабы поняли, что надо объединяться, начинают цены повышать, ограничивать поставку нефти — так что нам только выгодно. Пускай Садат этим занимается, чем нам плохо? При нашей помощи он будет активней. Если мы уйдем в сторону, услугу сделаем империалистам…

— Владимир Ильич Ленин, Иосиф Сталин примирились бы с уничтожением Садатом коммунистической партии? — спрашивает Шота Иванович.

— Ой, подумайте! Вот Ленин взял Брестский мир, а Сталин подписал с Гитлером мир. Они не глупые люди были, а умные, а вы очень примитивно подходите.

— Но тогда другого выхода не было.

— Надо понимать, когда все использовать Брестский мир похабный, Ленин писал, а Троцкий был против. Какой умный был Троцкий! Мы с Гитлером заключили мир, а они на нас потом напали, какие мы были глупые! А мы почти два года выиграли. Выиграли!

А вот подписали договор о запрещении ядерных испытаний — договор с империалистами Америки и Англии против социалистического Китая. Запретить Китаю иметь оружие, почему? Китай на эту плюнул и завел оружие. Франция плюнула. А мы оказались голые, и это дало главный аргумент Мао Цзэдуну, чтоб отколоться от Советского Союза. Они-то подписали для того, чтобы помочь расколу между Китаем и Советским Союзом. Теперь это почти невозможно исправить. А китайцы уж потом покатились дальше, потому что не марксисты они — полумарксисты.

— Хрущев нас толкнул к этому, видимо.

— Не толкнул, а просто нас втащил в это дело. Вот подписали договор: мир, мир! Да мира без войны не может быть.

— Мы даем миллиарды советских денег за рубеж, а они рухнули! — говорит Шота Иванович.

— Где они хоть рухнули?

— В Чили, например. Вы нам сразу сказали, еще несколько лет назад, что Чили долго не продержится.

— Хорошо, что было Чили. Еще много таких Чили будет — побед и поражений.

— Садату помощь…

— Это обывательские разговоры. Базарные.

— А если он повернет к американцам?

— Если! Он обязательно повернет!

— Ладно, я молчу. Есть хорошие слова: поживем — увидим. История доказывает… Вот у Черчилля во «Второй мировой войне»…

— Вы плохо историю изучаете, только по Черчиллю ее изучаете и наделаете ошибок, если будете на него опираться. Очень больших ошибок.

— А мы на него не опираемся.

— Опираетесь, опираетесь.

— Но никто не может отрицать миллиарды советские.

— Ох вы, обыватель, обыватель! Обыватель. Никто не может отрицать… Эх вы!

— Хрущев просвистел и ушел.

— А где вы были? Просвистел. А вы где свистели? Хоть бы на кого-нибудь свалить. Нет, так нельзя… Я иногда на вас напускаюсь. По вашему мнению, у нас социализм будет через двести лет. Вот давайте лучше займемся этим делом.

Это, по-моему, замечательный американский фрукт — грейпфрут. Думаю, грузины должны это перенять.

— Кое-что есть, но мало, — отвечает Кванталиани.

— Это надо. Это очень хорошие фрукты, рекомендую.

— Если бы мы до войны так неустанно каждую копейку не внедряли в экономику, если бы так разбрасывали, то войну б не выиграли.

— Все в свое время. Но нам пора разобраться.

— Пропаганда должна объяснять.

— А мы не должны повторять ошибки нашей пропаганды. И недостатки ее.

— По телевидению показывают: мы дарим спортивный комплекс, его открывают и даже не говорят, что это дар Советского Союза.

— Вот грейпфрут берите, американский или кубинский…

— Куба висит у нас на шее, пусть она висит.

— Ничего она не висит.

— И пусть Чили тоже висела бы.

— Нет, не надо. Я очень осторожно на эту тему… А вы большой обыватель в политике, — говорит Молотов Шоте Ивановичу.

— Вячеслав Михайлович, я хорошо помню ваши слова. В прошлом году было. Я сказал, что мне месячную зарплату не жалко отдать для Чили, а вы ответили: «Что эта зарплата? Жизнь за революцию надо отдать!» Так вы сказали.

— До жизни далеко еще.

09.11.1973