Глава 2 Бреслау становится крепостью

Глава 2

Бреслау становится крепостью

После того как в ходе летнего наступления 1944 года Красная Армия продвинулась вплоть до Карпат и Средней Вислы, она оказалась фактически у ворот Варшавы и границ Восточной Пруссии. Именно в это время Гитлер отдает приказ об осуществлении плана по строительству целого ряда оборонных укреплений. В августе 1944 года множество городов «немецкого Востока» провозглашается «крепостями». Был среди них и Бреслау.

По сути, Бреслау никогда не был крепостью как таковой. Единственными реальными военными укреплениями в нем были воздвигнутые еще во времена наполеоновских войн бастионы. Более ста лет Бреслау никто не воспринимал как военный объект и уж тем более как крепость. Однако с началом Первой мировой войны в 1914 году силезскую столицу в срочном порядке «армировали», то есть оснастили быстро возводимыми оборонными укреплениями. В городе были также сформированы запасы продовольствия, которые могли использоваться в случае осады города. Эти военные строения, которые получили наименование «пехотных сооружений», И-Верков (I-Werke), сохранились вплоть до Второй мировой войны. Они представляли собой укрепления, возведенные из не самого качественного бетона. В принципе И-Верки могли защитить от пуль и осколков снарядов небольшого калибра, но отнюдь не от тяжелой артиллерии. Их можно было использовать в качестве командных пунктов, а также как укрытие от непогоды. Но ни в 1914-м, ни в 1944 году в городе не возводилось реальных крепостных сооружений. Всего же в Бреслау было двенадцать пехотных построек. Пять из них располагались на северных рубежах, чуть к югу от запруженных пастбищ, еще два — на юго-востоке, и пять — на юго-западе и западе. Во времена Веймарской республики, когда царил Версальский диктат, весьма существенно ограничивавший возможности развития армейского дела, рейхсверу удалось под видом дамб, защищающих город от наводнений и разливов Одера, соорудить некие железобетонные сооружения, которые больше напоминали бункеры, оснащенные пулеметными гнездами. Но реальная боевая ценность всех этих укреплений была ничтожной. А потому нельзя говорить о Бреслау как о «классической крепости». Его провозглашение таковой в 1944 году было в большей степени символическим жестом, который указывал на исключительную значимость этого города. Действительно, Бреслау был не только сердцем Силезии, но и крупным транспортным узлом, который располагался всего лишь в каких-то 300 километрах от плацдарма в Баранове, откуда могла начать (и начала) свое наступление Красная Армия. Так что появление Бреслау-крепости было всего лишь подтверждением серьезности военного положения, сложившегося на востоке.

Советские танки рвутся к Бреслау

Что требовалось для того, чтобы Бреслау из «открытого города», каковым он был до войны, превратился в «крепость»? Можно привести лишь только короткий перечень того, что приличествовало иметь крепости. Это комендант крепости со своим собственным штабом, это крепостные войска и отдельный от них крепостной гарнизон. Это крепостные орудия, отдельный узел телефонной и телеграфной связи; хотя бы подобие аэродрома, что позволяло бы снабжать крепость по воздуху[13]. Это склады с огромным количеством самых различных запасов: боеприпасов, оружия, амуниции, горючего, лекарств и перевязочных материалов, продовольствия. Ну и, конечно же, крепость — это бастионы.

Этот огромный список необходимых условий для возникновения «реальной» крепости начал претворяться в жизнь с огромнейшим запозданием. Первый комендант крепости генерал-майор Краузе не очень-то спешил с «крепостными работами». Да и комендантом он был назначен с огромной задержкой. Напомню, что Бреслау был провозглашен крепостью в августе, а комендант у нее (крепости) появился только 25 сентября. Но куда хуже пустой траты времени было неясное положение в городе коменданта крепости и его штаба. Свой действительный статус они обрели лишь в феврале 1945 года, когда красноармейцы уже брали штурмом пригороды Бреслау.

Когда летом 1944 года Гитлер подписал приказ, в котором Бреслау, равно как и несколько других городов, провозглашался «крепостью», то, судя по всему, никто не воспринял это распоряжение фюрера всерьез. Даже партийные чиновники посчитали его просто красивым жестом. Об этом говорит хотя бы тот факт, что за несколько месяцев с момента провозглашения Бреслау «крепостью» никто ничего не сделал для усиления его обороноспособности. Никто не помышлял готовиться к обороне города. В результате располагавшаяся к югу от города высокая дамба, по которой пролегали четыре железнодорожные колеи, оказалась не защищена. Сама же эта постройка находилась в весьма невыгодном для обороны города месте. Но гауляйтер Ханке[14] даже не думал что-то исправлять в данной ситуации. Он в качестве Имперского комиссара по вопросам обороны предпочел дать старт для помпезной акции «Бартольд», в ходе которой противотанковые рвы и укрепления возводились едва ли не в районе бывшей немецко-польской границы. В итоге они оказались изрядно удалены от города. Как показала практика, все эти приготовления оказались бессмысленной тратой времени. Использовать эти укрепления во время осады города не представлялось никакой возможности. Эрих Шёнфельдер, офицер, принимавший участие в обороне Бреслау, вспоминал по этому поводу: «План превращения Бреслау в крепость предусматривал наличие внешнего и внутреннего кольца. Внешнее кольцо обороны должно было быть протяженностью в 120 километров. На этом рубеже позиции должны были занять пять дивизий. Он должен был тянуться от Требница, через Бингерау, Пойке, Фюнфтайхен, деревню Мерц, Ротзюрбен, Кант, пересекать Одер и заканчиваться у того же Требница. Строительство этого рубежа было чисто партийным проектом».

Даже если бы этот оборонительный рубеж был вовремя построен, то сам собой напрашивается вопрос: могли ли вовремя на нем закрепиться в случае возникновения реальной угрозы со стороны Красной Армии пять немецких дивизий? Ответ на него дало стремительное советское наступление, которое поставило крест не только на возведении внешнего оборонительного рубежа, но и всех планах обороны города.

С самого начала своей деятельности штаб крепости должен был выполнять функции штаба дивизии, а возможно, даже более крупного воинского соединения. Но требования генерала Краузе создать специальный штаб корпуса, а также самостоятельный штаб крепостных саперов, которому бы подчинялись силы, возводящие «крепость», не были выполнены.

Гауляйтер Ханке

Собственно коменданту крепости непосредственно подчинялись только гарнизонный батальон и пехотный батальон 599, которые были укомплектованы старыми и больными людьми. В течение осени 1944 года командование армии приложило немало усилий, чтобы сформировать полноценный крепостной гарнизон, подчиняющийся непосредственно коменданту. В Бреслау были сформированы шесть крепостных артиллерийских батарей и по одной роте связи и саперов. Крепостные батареи, по большому счету, не были армейскими частями, они состояли из фольксштурмистов, которые прошли двухнедельные подготовительные курсы. На их вооружении стояли в основном трофейные орудия: французские, советские, югославские, польские. Часть из них была лишена приборов оптического наведения и таблиц стрельбы, которые после окружения города можно было доставить только по воздушному мосту. Для вооружения подразделений Фольксштурма имелось совсем немного запасов. В целом формирование крепостных подразделений постоянно сталкивалось с огромными материальными трудностями.

В целом создаваемые части очень сложно было назвать классическим «гарнизоном крепости». Кроме этого, генерал Краузе не был наделен полномочиями использовать соединения сухопутных сил, Ваффен-СС и Люфтваффе для пополнения гарнизона. Они подчинялись ему только в вопросах внутреннего порядка на время пребывания в Бреслау, что никак не относилось к боевому использованию.

В самом городе складывалась странная ситуация. В «крепости» не было ни крепостных сооружений, ни крепостных орудий, но в изобилии было военных госпиталей и медицинского персонала. С сентября 1944 года по конец января 1945 года Бреслау ничем не напоминал крепость. Генерал фон Альфен, ставший следующим комендантом крепости, писал в своих мемуарах: «Никак не мог избавиться от ощущения, что отданный в августе 1944 года Верховным командованием приказ здесь, равно как и во многих других местах, не был воспринят всерьез. А как иначе можно объяснить упущения, основные из которых я перечислю ниже: отсутствие главного штаба, который бы прямо с августа 1944 года занимался превращением Бреслау в крепость; недостаточный уровень организации крепостных войск; недостаточное вооружение и плохое снабжение боеприпасами; упущение возможности снабжения города по воздуху на случай осады». Кроме этого, не уделялось внимания тому, что саперы вовремя начали осуществление технических мероприятий, выполнение которых позволило бы Бреслау справиться со своими задачами в роли крепости. На указанный момент командование армии даже не навело справки о том, как осуществлялась оборона крупных городов во время Второй мировой войны. Хотя казалось бы само собой разумеющимся найти грамотного артиллериста и сапера, связиста и офицера, сведущего в проблемах снабжения по воздуху, дабы те не только основательно изучили все прилегающие к городу территории, но и за картами выработали бы несколько вариантов возможного развития событий. Собственно квартирмейстер — полковник Хауэншильд — был назначен только после многочисленных требований и просьб генерала Краузе. Однако в ноябре 1944 года по выслуге лет (полковник был весьма преклонного возраста) он был освобожден от этой должности. На некоторое время в Бреслау никто не занимался вопросами поставок и снабжения. Новый квартирмейстер — молодой майор — появился в Бреслау лишь в январе 1945 года. Он тут же активно приступил в работе, но время было упущено, город со дня на день должен был погрузиться в хаос. В любом случае отсутствие четкого военного руководства заранее снижало возможности Бреслау на военный успех. Возможно, высшее командование было успокоено тем, что оборону Силезии должны были осуществлять солдаты, в основном мобилизованные из состава местного населения. Однако в самом Бреслау ограниченные права коменданта крепости привели к тому, что солдаты не проходили должной подготовки, с ними даже не проводились тактические занятия на местности. В романе Хартунга «Небо под ногами» весьма красочно показано, что Бреслау, который не был на самом деле никакой крепостью, оборонялся солдатами Вермахта, которые, по большому счету, не были солдатами. В одном из эпизодов описывается, что мобилизованные жители не получили никакой подготовки.

Кроме немногих слабых оборонительных сооружений, которые имелись в Бреслау еще накануне войны, в городе не было никакой военной инфраструктуры. По этой причине надо было предварительно создавать линию обороны. Основные ее контуры были намечены еще в конце августа — начале сентября 1944 года, то есть накануне прибытия генерала Краузе. Проблема Бреслау заключалась еще и в том, что в ряде вопросов не было единоначалия. Так, например, Бреслау, как все «восточные крепости», с тактической точки зрения подчинялись генерал-полковнику Штраусу, чей штаб располагался во Франкфурте-на-Одере. Но при этом в вопросах снабжения войска, располагавшиеся в окрестностях города, должны были подчиняться командованию 8-го военного округа. Для обороны Бреслау было предусмотрено пять дивизий, три из которых должны были располагаться на восточном, а остальные две — на западном берегу Одера.

Как уже говорилось выше, создание оборонительных сооружений началось очень поздно. Да и сам факт начала их возведения был во многом связан с инспекционной поездкой генерал-полковника Гудериана в крепость Глогау. Там имелись старые крепостные сооружения, возведенные еще в XIX веке, но, в отличие от Бреслау, в Глогау ставка была сделана на расширение так называемого «внутреннего кольца». Его несомненное тактическое преимущество состояло в том, что оно могло удерживаться даже незначительными боевыми силами. Однако для сооружения линии обороны протяженностью почти 120 километров в Бреслау не было сил. Кроме этого, на этом протяженном участке должны были действовать всего лишь пять дивизий. Нельзя списывать со счетов негативное влияние, которое оказывал местный гауляйтер. Однако к его голосу как Имперского комиссара по вопросам обороны комендант не имел права не прислушиваться. В итоге в январе 1945 года все имеющиеся в распоряжении силы были брошены на создание «внутреннего кольца» в Бреслау. В спешном порядке удалось создать некоторое подобие оборонительных сооружений.

Немецкие разведчики совершают вылазку в направлении советских позиций

Но не стоило забывать про то обстоятельство, что в спешке при создании «внутреннего кольца» было допущено множество просчетов. С юга и юго-востока Бреслау окружала мощная железнодорожная дамба. Начальник штаба строительных работ «Юг» капитан Эбергардт Зейферт еще осенью 1944 года предложил использовать это техническое сооружение для обустройства складов боеприпасов и помещений, которые бы потребовались войскам. Данное решение было недальновидно отклонено. Во-первых, армейские чины ссылались на недостаток нужных для этого специалистов. Во-вторых, против этого решения выступило руководство Имперской железной дороги (рейхсбана), которое намеревалось использовать проходившие по дамбе железнодорожные пути как запасные ветки, которые могли использоваться в случае активных воздушных налетов на вокзалы Бреслау. Причину того, что подобные странные сомнения не были тут же устранены, нужно искать в том, что саперные части не имели грамотного командира, а штаб крепости не был полностью укомплектован. Шахтеры верхнесилезского региона являлись достаточной силой, которая была в состоянии сделать в дамбе несколько капитальных укреплений, которые без какого-либо вреда для железной дороги могли использоваться во время боев за «внутреннее кольцо».

Если «внешнее кольцо» обороны оставалось наполовину законченным, то оно все равно не было бесполезным. Эти сооружения использовались немецкими частями много позже для своих вылазок, которые длились до весны 1945 года.

12 января 1945 года началось советское наступление. Поскольку Вермахт не имел ни малейшей возможности его остановить, то были предприняты две меры, которые имели для Бреслау исключительное значение. Это было поспешное приведение гарнизона крепости в боеготовность и организация обороны к востоку от Одера и по обе стороны от Бреслау, а также срочная эвакуация населения.

Относительно эвакуации гражданских жителей города генерал Краузе еще в декабре сделал несколько предложений, которые так и не были осуществлены. Он писал: «К концу 1944 года население Бреслау составляет около 1 миллиона человек. Также в данный регион были перемещены многие промышленные предприятия, так как он рассматривался как своего рода бомбоубежище Великогерманского рейха. После провозглашения Бреслау крепостью в его гражданском секторе стали проводиться мобилизационные мероприятия. Их осуществление в декабре 1944 года контролировалось специальной комиссией, присланной из Берлина. Комендант крепости также принимал участие в ее деятельности. На бумаге подготовка была образцовой. Для эвакуации гражданского населения ежедневно должно было предоставляться более сотни железнодорожных составов. Но комендант высказал сомнения относительно возможностей Бреслау принять одновременно столь большое количество поездов. Поэтому он предложил гауляйтеру заблаговременно эвакуировать приблизительно 200 тысяч стариков, детей, молодых матерей и беременных женщин. Выслушав предложение, гауляйтер ответил: „И куда я должен направляться с этими людьми? Фюрер попросит меня застрелиться, если сейчас, в условиях затишья, я прибуду к нему с такими делами“».

Приказ об эвакуации был отдан лишь 19 января, то есть восемь дней спустя после начала советского наступления. Подобная поспешность привела к огромным трудностям и жертвам, которых при хорошей организации можно было избежать.

Поначалу военные события развивались не слишком стремительно. Но среди гражданского населения уже множились самые различные слухи. Вечером 18 января жители Бреслау услышали сирену. Город фактически не бомбили до этого. Бреслау подвергался бомбардировке лишь в октябре и декабре 1944 года. Последняя воздушная тревога пришлась как раз на Рождество. Тогда светящиеся всеми огнями рождественские елки стояли прямо на улицах под открытым небом. Для летчиков это было прекрасной целью. Поразительно, но даже в конце 1944 года в Бреслау никто не думал соблюдать светомаскировку. На город полетели бомбы. Одна из них разорвалась в восточном крыле больницы «Бетанин»[15], располагавшейся на Клостер-штрассе. От взрыва никто не погиб. Жертвами стало около тысячи окон, которые разбились от мощного разрыва бомбы. Евангелическое учреждение «Бетанин» располагалось на узкой полоске земли, пролегавшей между Клостер-штрассе и речушкой Оле, которая в Бреслау впадала в Одер. Это был крупный комплекс, который включал в себя современную больницу, дом престарелых и церковь. В «Бетанине» трудился большой коллектив сестер милосердия. Он являлся центром благотворительной работы, которая проводилась по всей Силезии.

18 января священник Лёффлер с сорока сестрами посетил Лодзь (Литцманнштадт), где побывал в тамошней обители диаконис[16], после чего продолжил поездку в Грюнберг. 20 января по линии «Бетанина» по всей округе стали распространяться сообщения о том, что женщины и дети должны в срочном порядке покинуть Бреслау. В спешке родители забирали из «Бетанина» своих детей, которые учились в тамошней школе. Внезапный приказ об эвакуации поверг жителей города в состояние глубокого шока. В этом не было ничего удивительного, ведь до этого момента все репортажи и сообщения в газетах умалчивали о серьезности положения. Если говорилось о возможной угрозе, то ее размеры существенно приуменьшались. Ко всему этому добавлялось то, что многие родители в жуткой спешке попытались забрать своих детей, которых до этого в целях безопасности отправили на село. Столкнулись два потока. С одной стороны, это были беженцы с востока, с другой стороны — люди, которые хотели найти своих детей. В одночасье на дорогах возник хаос. Уличное движение стало напоминать бурлящий поток. Многие из родителей, так и не достигнув своей цели, озлобленные и разочарованные, были вынуждены повернуть назад. Количество разъединенных семей с каждым часом становилось все больше и больше. Многочисленные матери искали своих детей. Молодежь посылалась на выполнение задач, поставленных в рамках операции «Бартольд». Мужчин мобилизовывали в отряды Фольксштурма. Многие бросали свои квартиры, пытаясь скрыться из города.

Как уже говорилось выше, город фактически не подвергался воздушным налетам. Октябрьская бомбардировка унесла жизни всего лишь 69 людей. Принимая во внимание положение на фронте, военное командование предложило еще в декабре 1944 года экстренно эвакуировать из города женщин и детей. Ответственным за выполнение данной задачи должен был быть аппарат гауляйтера. Но в ответ на данное предложение гауляйтер Пауль Ханке заявил, что решительно выступает против срочной эвакуации. Осуществление данного замысла, по его мнению, «способствовало бы росту пораженческих настроений среди населения». Вот когда проявилась пагубность двойного правления: партийных и армейских структур! До этого момента оно напоминало симбиоз, безобидное сосуществование. Но в критической ситуации подобное двоевластие обернулось огромной бедой. Только лишь когда танковые колонны Красной Армии достигли границ Верхней и Нижней Силезии, гауляйтер Ханке буквально в последний момент отдал приказ о проведении экстренной эвакуации. Это произошло 19 января 1945 года. Поначалу это касалось только жителей сельских районов, располагавшихся на правом (восточном) берегу Одера. На следующий день было принято решение, что приказ относится к женщинам и детям, проживающим в Бреслау.

20 января 1945 года первые колонны беженцев, двигавшиеся с востока, достигли Бреслау. На 20-градусном морозе под пронзительным холодным ветром они переправлялись через Одер. Старики, женщины и дети, нагруженные своими пожитками, медленно двигались на запад. Кто-то из них хотел укрыться в Силезских горах, кто-то намеревался найти убежище в Саксонии или Тюрингии. В эти дни испуганные жители Бреслау могли видеть странную картину — длиннющие колонны беженцев, где вместо лошадей повозки тащили старики и подростки. Посреди этих повозок то тут, то там мелькали автомобили, в которых сидели облаченные в коричневую униформу партийные функционеры. Наблюдавшие это зрелище гнали прочь от себя страшные мысли. Многие понимали, что беженцы были обречены на страдания от холода и голода, так как им негде было бы поселиться. У беженцев из силезских сел не было даже запасов продовольствия. Женщины Бреслау с ужасом перестали дышать, когда 20 января услышали экстренное радиообращение. На следующий день оно с редкостной настойчивостью повторялось из всех динамиков, висевших на улицах города: «Внимание! Внимание! Женщины с детьми должны направляться пешком по одной из улиц района Опперау в направлении Канта! Местом итогового сбора являются южные пригороды». Почти моментально на всех вокзалах возник хаос и неразбериха. Это было вызвано тем, что многие женщины последовали прозвучавшему призыву. Посреди холодной ночи они направлялись в путь с чемоданами и детскими колясками (если дети были маленькими). Нередко коляски заменяли санками — на улицах Бреслау лежал глубокий снег. После нескольких часов утомительного марша многие из них пытались найти теплое помещение и хоть какое-то подобие кухни, чтобы согреть еду для малышей. Но почти все эти попытки были тщетными. Чтобы передвигаться быстрее, многие из матерей выбрасывали свое добро, упакованное в сумки и рюкзаки. Но не всем это помогало. Многих ожидала трагедия — к утру многие малыши умерли от холода. Хоронить их приходилось рядом с дорогой. Только в районе Нового рынка на Рыночной площади было похоронено около 40 детей. Только за первую ночь бегства из Бреслау в районе южного парка выросло 50 свежих детских могилок. Подобных трагических примеров можно было бы привести еще очень много. Смерть этих детей находилась на совести гауляйтера Ханке, который не прислушался к совету генерала Краузе и своевременно не начал эвакуацию жителей города. Печальные вести о массовой гибели детей стали быстро распространяться по городу. Эти сообщения окончательно утвердили жителей Бреслау в намерении остаться у себя дома. Они не хотели рисковать и спасаться бегством по морозу и без продуктов. Многие успокаивали себя мыслью о том, что здесь находился их дом, их кровати, запасы еды и угля. Многие не без показного героизма говорили о том, что лучше погибнуть в родном городе, чем умереть на обочине дороги от холода и голода. В итоге почти 200 тысяч человек, подлежавших эвакуации, остались в Бреслау. К ним присоединилось еще 10 тысяч человек из окрестностей Бреслау и близлежащих сел, которые не успели прорваться на юг или на запад. Они могли найти убежище только в силезской столице. К моменту окружения в Бреслау находилось более 250 тысяч потенциальных беженцев, которые предпочли остаться «дома».

Как за несколько дней полностью поменялся облик Бреслау, рассказывал силезский крестьянин из округа Любен: «Я вел сельское хозяйство в округе Любен. 17 января я был должен прибыть в Бреслау на прохождение в Фольксштурме курсов младших командиров. После прибытия мы выяснили, что курсы откладывались на три дня. До 20 января я решил остановиться у своей золовки. 17 января город жил своей жизнью, и ничто не говорило о том, что 20 января все в корне поменяется. В тот день мне показалось, что я попал совсем в другой город. Вокзал не вмещал всех людей. Даже железнодорожники призывали расходиться. Поезда ходили, но прибывали они с очень большим запозданием».

Нескольким сестрам милосердия из «Бетанина» в субботу, 20 января, еще удалось попасть после посещения Обернигка[17] — городка в округе Требниц — на северо-восток Бреслау, где их учреждение шефствовало над несколькими домами престарелых и домами семейного отдыха. Сестры милосердия помогли выехать на поезде нескольким пожилым людям. Обратно они уже не смогли вернуться, хотя планировали возвратиться в город на вечернем поезде. Не желая бросать пожилых людей на произвол судьбы, они прошли ночью 26 километров пешком. Старшая дочь священника Эрнста Хорнига (позже этому служителю культа предстоит сыграть в судьбе города немалую роль) также попыталась скрыться бегством. Снаряженная теплой одеждой и едой, она смогла добраться только до Требница, после чего с трудом на последнем поезде вернулась обратно в Бреслау. В своих мемуарах Хорниг с чувством облегчения вспоминал о том, что его жена, ожидавшая седьмого ребенка, смогла покинуть город буквально за день до того, как там начался хаос. Она нашла убежище в Хиршберге. Сам священник помог всей семье (за исключением старшего сына, уже служившего в Вермахте) перебраться туда же, после чего вернулся в Бреслау, так как «не хотел оставлять без присмотра общину Святой Варвары». Но не исключено, что он проявил конформизм, поскольку незадолго до этого руководство Исповедальной церкви распространило циркуляр (поначалу он касался только священников Берлина и Бранденбурга), в котором призывало священнослужителей оставаться в своих общинах даже в условиях приближающегося фронта и не взирать на угрозу боевых действий.

21 января в истории города навсегда останется как «черное воскресенье». Это было связано с тем, что Бреслау неожиданно попал в кольцо советского окружения, которое грозило в любой момент замкнуться. Многие предполагали, что уже в понедельник на улицах города появятся первые советские танки. К вечеру воскресенья был заминирован Императорский мост.

22 января провинциальные органы власти либо прекратили свою деятельность, либо вовсе трусливо скрылись из города. Чиновникам и служащим предоставлялся безвременный отпуск и официально разрешалось покинуть Бреслау. Исключение составляли только те, кто в порыве энтузиазма записался в Фольксштурм или был приписан к Вермахту. Университет Бреслау в тот же самый день был перенесен в Дрезден. К концу дня туда же был переправлен Технический университет, университетские больницы, которые до этого располагались в районе Шайтниг. Но при этом почти никто из университетских профессоров не пожелал покидать родной город. Это намерение контрастировало на фоне пустовавших зданий суда, новой правительственной резиденции на площади Лессинга и биржи труда на станции Одеркрон. Не собиралась эвакуироваться и располагавшаяся на Дворцовой площади Евангелическая консистория Силезской епархии. Более того, оба руководителя консистории — Кристоф Кракер фон Шварценвальд и Вальтер Линцель — оказались в Фольксштурме. Беспомощность и трусость партийных структур и органов власти показывает запись, сделанная в журнале «Бетанина»: «Сегодня ночью консисторский советник господин Бюхзель получил от старшего консисторского советника Шварца дурные известия о нашем положении. Он разбудил сестер и стал готовить их к отъезду. Но перед этим он позвонил в приемную гауляйтера, начальнику полиции и даже старшему штабному врачу Земмлеру. Все заверили его, что речь идет всего лишь о панических слухах. Тем не менее наш президент-председатель Д. Хоземан вместе со старшим консисторским советником Шварцем направились в Гёрлиц, куда и была перенесена консистория. В утренние часы мы узнали, что боевая группа „Олавские ворота“ отошла в тыл. Таким образом, получаемые нами в течение дня официальные сообщения нередко противоречили друг другу».

Фольксштурм Бреслау получает приказ удерживать Одер

Когда в тот же самый день консисторский советник Бюхзель заикнулся в компетентных органах боевой группы о необходимости перевозки домов престарелых, то ему сказали, что эвакуации подлежат только матери и дети. При этом ему цинично напомнили, что поспешные действия 20–21 января не принесли желаемого результата. Мол, к чему спешка, это лишь нарастание паники. А вечером того же дня в «Бетанин» пришло известие, что женщины, пребывавшие в материнском доме в Обернигке, были в срочном порядке увезены в Яуэр[18].

23 января состоялось заседание руководителей пастората евангелических церковных общин, которым руководил заместитель декана городского церковного совета Бессерт, служивший в памятной церкви королевы Луизы. Сам декан городского совета Вальтер Лирзе представлял на тот момент церковные интересы за пределами Бреслау. На собрании были представлены почти все 24 общины. Надо сказать, что Бреслау был преимущественно евангелическим городом. Главным вопросом было поставленное под угрозу духовное окормление жителей города. Особую озабоченность вызвало количество жертв, которых не успевали отпевать и хоронить. Хаос и неразбериха, царившие в городе, угрожали полностью обрушить существовавший до этого порядок погребений. Не хватало рабочих рук, чтобы рыть могилы, а промерзшая земля не позволяла копать их очень быстро. Вызывало обеспокоенность и резко возросшее в городе количество самоубийств. Многие люди сходили с ума, хотя в городе еще не начались боевые действия. Но даже в этих условиях священники пытались хоронить людей в соответствии с христианскими обрядами. Впрочем, с каждым разом это было все сложнее и сложнее. В журнале «Бетанина» была оставлена запись об одном из подобных случаев: «У нас не было возможности похоронить 12-летнего мальчика, который пытался сам тащить тележку, но недалеко от нашего дома был сбит трамваем». Похороны затруднялись еще тем обстоятельством, что почти все крупные кладбища находились за пределами города. Роткречам и Дюрргой к юго-востоку от города, Грабшен — на юго-западе, Козель — на западе, Озвиц — на северо-западе. Все эти местечки были заняты Красной Армией. Но тем не менее и евангелисты, и католики в течение нескольких последующих недель пытались хоронить умерших и погибших. Так длилось до марта 1945 года. Затем количество трупов стало таким огромным, что даже просто не поддавалось учету.

Взгляд с Кайзеровского моста на мост Лессинга, который вел к городскому острову

24 января военное положение города стало критическим. В сводках командования Вермахта в тот день сообщалось следующее: «На Одере на участке между Козелем и Бригом вражеский натиск значительно усилился». На следующий день, 25 января, сообщалось о «решительных контратаках, предпринятых к востоку от Бреслау». «Передовые отряды противника приблизились к Бреслау с юго-востока. Все попытки проникнуть в город с востока потерпели неудачу». Тем временем «Бетанин» при поддержке регионального руководства Гитлерюгенда смог эвакуировать в Грос-Бадис (при Лигнице[19]) девичий дом из Дойч-Лисса. Само собой разумеется, никто не предполагал, что уже очень скоро окрестности Лигница перейдут под советский контроль. Красная Армия уже 9 февраля возьмет район Любен, а 10 февраля ее передовые отряды проникнут в Лигниц. В ходе этого наступления будет перерезано несколько железнодорожных линий: Бреслау — Глогау — Берлин, Бреслау — Лигниц — Гёрлиц, Лигниц — Заган — Берлин, Бреслау — Кёнигсцельт — Хиршберг. К 9 февраля свободное передвижение могло сохраняться только по железнодорожной ветке Бреслау — Цобтен[20] — Швайдниц[21]. Но несколько дней спустя советские войска порезали и ее. Но прежде чем Бреслау был полностью окружен, аппарат гауляйтера вновь обратился с призывом к населению покинуть город. 26 января по городу были расклеены афиши, которые призывали: «Женщины любого возраста, а также мужнины старше 60 лет или младше 16 лет должны оставить город. Чтобы сохранить возможность транспортировки больных и престарелых, все способные передвигаться самостоятельно должны покинуть Бреслау пешком».

Но по описанным выше причинам население не спешило следовать подобным призывам. Именно психологический настрой жителей Бреслау объясняет, почему в нем осталось так много людей. Структуры национал-социалистической партии сознательно приуменьшали количество гражданского населения, оставшегося в городе. В некоторых документах значилось 180 тысяч человек, а в некоторых и вовсе фантастическая цифра — 80 тысяч человек! Подобное поведение достаточно легко объяснить. Сознательное уменьшение числа гражданских лиц позволяло партийным функционерам в будущем (а они еще надеялись выиграть войну) уклониться от ответственности за недостаточную инициативу, проявленную в деле эвакуации мирного населения. Кроме этого, значительное количество гражданского населения, с чисто военной точки зрения, затрудняло оборону города. Это была страусиная тактика. Партийцы «прятали голову в песок», полагая, что вымышленные цифры могут помочь им в реальной жизни. Можно привести множество доказательств того, что на тот момент в Бреслау оставалось от 230 до 250 тысяч человек гражданского населения. Это и подсчеты представителей церковных структур. Это и анализ Юргена Торвальда, приведенный в работе «Большое бегство». Об истинном количестве гражданских, оставшихся в Бреслау, говорила хотя бы одна цифра — количество продовольственных карточек, выданных во время осады местной партийной структурой. Однако никто не проводил подсчет численности по районам, что было связано с постоянной «миграцией» оставшихся в живых горожан и беженцев. Так же затруднительно сказать, какова была доля именно горожан, а какова — беженцев, укрывшихся в Бреслау из окрестных сел.

20 января проблемой эвакуации стариков и больных озаботились католические организации. Они, подобно евангелистам, предпочли опираться на собственные силы. Совместными усилиями по автобану удалось вовремя эвакуировать один из материнских домов, входивших в состав «Бетанина». Диакониса Клара Альтман одна (!) смогла организовать перевозку одного из таких домов. Чуть позже был эвакуирован «Якобхаус», евангелический дом престарелых, располагавшийся в квартале у Одерских врат. Пока диаконисы думали, оставаться ли им самим в Бреслау или нет, 25 января появилось распоряжение городского управления обеспечения жизнедеятельности города: «„Бетанин“ со всеми врачами и сестрами остается в Бреслау!» Остаться должны были даже те девушки, которые еще только готовились стать сестрами милосердия. А коллективы уже действовавших сестер получали конкретные распоряжения и приказания. В качестве врачей были оставлены в «Бетанине» терапевт профессор Шталь и доктор Крибель. 26 января им удалось увезти из Бреслау с Фрайбургского вокзала более сотни пациентов домов «Элим» и «Ноттебом». В этом деле им пригодилось знакомство с транспортным чиновником Дубилем.

26 января представители евангелической и католической общин встречались в здании нового штаба с комендантом крепости генерал-майором Краузе. Церковные деятели вели речь о том, что военное руководство (наряду с партийным) должно было нести ответственность за жизнь гражданского населения. Они требовали, чтобы генерал-майор дал слово: церкви должны продолжать свою службу, а священнослужители должны непременно остаться в крепости. Но даже эта беседа не была безопасной для священников. Как писал в своих воспоминаниях Эрнст Хорниг: «При всем том мы должны были считаться с антиклерикальной позицией партийных структур, прежде всего тайной государственной полиции, которая постоянно чинила неудобства церкви и ее служителям». Не исключено, что именно по этой причине церковники обратились к военному командованию. Армейские чины недолюбливали гестаповцев. Комендант крепости, несмотря на жуткую занятость (ему предстояло срочно организовать оборону на юго-восточных рубежах города), принял церковных деятелей весьма любезно. Он поинтересовался: хотят ли они остаться, чтобы помочь в обороне или чтобы помогать оставшемуся в городе населению? Ответить на этот каверзный вопрос было поручено профессору Герберту Прайскеру, который как раз был уполномочен поддерживать связь церковных структур с Вермахтом, в том числе курировал вопросы помощи раненым в лазаретах и госпиталях. Он объяснил, что для выполнения возложенных на него обязанностей он нуждался в помощи своих коллег. После этого началось обсуждение конкретных деталей участия священнослужителей в деятельности военных госпиталей. Несмотря на сложившееся положение, комендант Краузе был настроен весьма оптимистично относительно возможностей обороны города. Его даже почти не волновал тот факт, что советские войска могли выйти в тыл и окружить Бреслау. Некая логика в этом была, ведь все последние дни бои между немцами и частями Красной Армии шли в основном к востоку от силезской столицы. После того как было решено, что священникам позволят остаться в городе, те предпочли вернуться к своим общинам. Почти сразу же все они произнесли короткую проповедь. В ней говорилось, что церковная жизнь продолжается даже в новых, изменившихся условиях. В подтверждение этого на всех храмовых дверях Бреслау были вывешены расписания служб.

Когда гауляйтер громогласно объявил: «Наша столица была объявлена крепостью!» — то почти все мужчины Нижней Силезии в возрасте от 16 до 60 лет были призваны в ряды Фольксштурма. Спешное приведение крепостного гарнизона Бреслау в состояние боеготовности обернулось тем, что 17 января под ружье были поставлены все городские резервисты. Кроме этого, на вокзалах и шоссе постоянно несли службу специальные патрули, которые должны были отправлять на сборные пункты всех мужчин, вне зависимости от их воинского звания и возраста. Сбор ополченцев проводился в местных кирасирских казармах. Командование ими было поручено майору запаса графу Зейдлицу. Позже именно он станет командиром всего Фольксштурма Бреслау. Вдобавок ко всему командование 8-го военного округа направило в город всех военнослужащих, проходивших подготовку в унтер-офицерской школе Франкенштейн.

Из всех этих подразделений было сформировано четыре полковые группы:

А — состояла главным образом из солдат унтер-офицерской школы Франкенштейн.

С — была составлена из резервных частей Карлович и Розеталь.

D — была составлена из резервных частей Ваффен-СС Дт. Лиссы (Немецкой Лиссы).

Е — была собрана из наземных частей Люфтваффе.

Формирование полковой группы В (полк Мора) было завершено только в феврале 1945 года.

Фольксштурмисты на окраинах Бреслау

Все эти полковые группы были тут же направлены на передовую. Полковая группа С расположилась восточнее Одера и занимала позиции вплоть до устья реки Вайды, где она впадала в Одер. Выше по течению Одера в северо-западном направлении вплоть до Аураса занимала позицию полковая группа D. Никто не исключал, что удар по городу может быть нанесен в обход, именно с этого направления. На левом берегу Одера, юго-восточнее Бреслау, стояла полковая группа А. Группа Е находилась в оперативном резерве. Батальоны Фольксштурма были в равной степени подчинены командованию всех этих полковых групп. Вскоре силы защитников Бреслау были пополнены специальной моторизированной офицерской разведывательной группой, в задачи которой входило уничтожение многочисленных мостов через Одер. Несколько позже она была привлечена к возведению противотанковых сооружений. Несмотря на множество недоработок, командованию крепости Бреслау удалось самое главное — был создан барьер, который не позволил бы советским войскам моментально проникнуть в город.

Немецкая разведка докладывала, что советские войска при массированной поддержке танков наступали широким фронтом. Остановить продвижение передовых частей Красной Армии было поручено 269-й (гамбургской) дивизии, которой командовал генерал-лейтенант Вагнер. Это испытанное в боях соединение сразу же после начала зимнего советского наступления было отозвано из Эльзаса и передано в распоряжение командования 4-й танковой армии. В течение целой недели (21–28 января 1945 года) она отступала по линии Вартенберг — Ёльс — Бреслау. Задержать советские войска не удавалось. Чтобы не втягиваться в затяжные бои, части Красной Армии вдоль берега Одера обошли Бреслау с двух сторон. Здесь красноармейцы не встречали серьезного сопротивления, а замерзший Одер позволил активно использовать танки. Несмотря на то что немцы заблаговременно позаботились уничтожить большинство мостов через реку, части Красной Армии 26 января смогли достигнуть деревни Мерцдорф, которая располагалась на пути к Олау (западный берег Одера). На левом фланге наступление проходило не столь стремительно, там действовали не столь сильные советские части, а потому им удалось создать плацдарм близ Пайскервица лишь к 29 января. Взятие советскими войсками деревни Мерцдорф могло иметь для немцев весьма печальные последствия — оттуда можно было развернуть наступление на западном берегу Одера. По этой причине уже 26 января 1945 года комендант крепости принимает рискованное решение бросить все свободные силы (дюжина старых танков и четыре роты юнкеров Люфтваффе) под эту деревню. Ее надо было отбить во что бы то ни стало. Немцы смогли справиться с этой задачей. Но в любом случае этот мелкий немецкий тактический успех не устранял всей угрозы, нависшей над Бреслау. Если ранее в окрестностях Бреслау действовали передовые отряды Красной Армии, то теперь постепенно подтягивались основные силы. В итоге командование 4-й немецкой танковой армии принимает решение направить на этот участок фронта подкрепление. На ликвидацию советского прорыва под Олау была направлена 269-я дивизия. 28–29 января ее перебрасывали едва ли не на городском транспорте. В ходе последовавших боев немцам удалось оттеснить советские войска от Олау. Одновременно с этим силами роты юнкеров из школы СС была проведена контратака под Трешеном (он располагался ближе к Бреслау). Данной операцией командовал капитан Зейферт. Во время контратаки отличилась даже одна из немецких медсестер — она стала первой женщиной Бреслау, которая была награждена Железным крестом.

Вид на город с Соборного моста

Передовым группам Красной Армии удалось серьезно закрепиться только в деревне Вассерборн. Окопавшаяся у массивных деревенских домов советская стрелковая рота, несмотря на все усилия немцев, не оставляла своих позиций. Чтобы удержать этот маленький плацдарм, красноармейцам пришлось перейти в глухую оборону. Оружие они использовали только для того, чтобы отразить очередную немецкую атаку.

Переместившись с северного фронта на южный, 269-я дивизия оставила в составе полковой группы С несколько своих подразделений, в том числе учебно-егерский батальон, которым командовал майор Теншерт. 18 января этот батальон находился еще в месте своего формирования, а день спустя был перекинут по железной дороге в район Вартенберга, где принял на себя удар советских войск.

Оглянемся немного назад. Накануне наступления Нового, 1945 года 269-я дивизия вела ожесточенные бои под Олау, где части Красной Армии пытались создать плацдарм для разворачивания дальнейшего наступления. В ходе этих боев с командующим 269-й дивизией генерал-лейтенантом Вагнером произошла одна забавная история, которая требует отдельного описания. 21 января в замке Вартенберг он встретился с его владельцами — принцем Бироном Курляндским и его супругой принцессой Херцелайде, внучкой кайзера Вильгельма II. Вагнер рекомендовал им покинуть замок как можно быстрее. Желая помочь аристократам, он даже намеревался вывезти из замка уникальную коллекцию стеклянных и фарфоровых изделий, которая была свадебным подарком венценосного дедушки. Но в силу недостатка времени ее пришлось оставить. В течение нескольких дней принц и принцесса провели в Ёльсе. Там генералу не раз приходилось проявлять заботу о багаже знатных беженцев.

Была и другая история. В своем имении Вайдебюрке (дословно «мост через реку Вайда») проживал находившийся в отставке генерал-фельдмаршал Клейст. Генералу Краузе стоило немалых усилий убедить немолодого фельдмаршала покинуть свое имение. Произошло это буквально накануне того, как те места были заняты советскими войсками. Впрочем, позже Клейст был выдан англичанами Югославии, откуда он был выслан в Советский Союз. В СССР Клейста приговорили к 25 годам лагерей.

Если говорить о стратегической инициативе немцев, то комендант крепости предпринял безуспешную попытку спустить водохранилище Глацер Найсе (70 километров по прямой на юг от Бреслау). Этой мерой он планировал резко поднять уровень воды в Одере, что должно было сломать крепкий лед реки, по которому переправлялись советские войска и техника.

Об отчаянности положения Бреслау говорит хотя бы тот факт, что из Маркштадта с предприятия «Борзиг» в срочном порядке было вывезено около сотни полевых гаубиц образца 1918 года. Остальные были взорваны.

31 января 1945 года генерал Краузе заболел воспалением легких. Болезнь оказалась настолько тяжелой, что командование Бреслау было решено на время передать генерал-полковнику Шёрнеру, командующему группой армий «Центр». Тот решил назначить новым комендантом генерала фон Альфена. 6 февраля 1945 года генерал Краузе был вывезен из Бреслау и направлен в госпиталь для легочных больных, который располагался в Исполиновых горах.