Революция и расизм
Революция и расизм
Интернациональные коммунисты отрицали расизм… По крайней мере, официально они расистами не были. Но с самого начала в самой партии большевиков были и еврейские расисты.
Много откровенно расистских взглядов высказывает культовый писатель многих евреев, большевик Исаак Бабель. Бабелю не нравится в русских все, начиная с цвета волос, модуляций голосов, причесок и формы носа и ушей.
Солдаты у него — причем солдаты его собственной армии! — это «тифозное мужичье», которое «катило перед собой привычный гроб солдатской смерти. Оно прыгало на подножки нашего поезда и отваливалось, сбитое ударами прикладов. Оно сопело, скреблось, летело вперед и молчало»{125}.
В этом рассказе русские — это «белесое, босое волынское мужичье»{126}, а «Россия, невероятная, как стадо платяных вшей…»{127}
Это много раз повторенная брезгливая интонация, подчеркивания «мужиковства» — по отношению к «своим». И к солдатам своей же армии, и к «народу», который большевики собираются «освободить».
Слово «аристократ» и даже «принц» у Бабеля тоже повторяется в нескольких местах, но всегда только по отношению к евреям. Ни один русский и никогда ни в одном из рассказов Бабеля не назван аристократом. НИ РАЗУ. Ни один. Даже Александр III для Бабеля не кто иной, как «детинушка», а члены его семьи вызывают откровенное раздражение и отвращение.
А вот об «аристократизме» уголовников с одесской Молдаванки говорится вполне серьезно. В том месте, где эта помойная «аристократия», уголовники портового города, прыгают по столам на свадьбе, обжираются до рвоты, стреляют в воздух, швыряют жениху и невесте краденые драгоценности… Эта шваль — аристократия.
Умирающий «Илья, сын рабби» — так и вообще «последний принц в династии»{128}. Кстати, и познакомились они, когда автора привели в гости к местному раввину.
О русских и о евреях в «Конармии» говорится даже в разных выражениях, как о представителях разных видов. Аристократами, конечно, у нас и не пахнет! Русские — это «немой мальчик с оплывшей, раздувшейся белой головой и с гигантскими ступнями, как у взрослого мужика»{129}. Это женщина, выдающая за ребенка куль соли, чтобы проехать в эшелоне. Но ее разоблачают, сбрасывают с поезда на ходу и убивают из винтовки{130}.
Об одной русской семье рассказывается, что отец, воевавший на стороне Деникина, убивает одного их своих сыновей, воюющих у красных, а потом второй сын добирается до отца и «кончает папашу». «А у стены, у этого жалкого провинциального фотографического фона, с цветами и голубями, высились два парня — чудовищно огромные, тупые, широколицые, лупоглазые, застывшие, как на ученье, два брата Курдюковых — Федор и Семен»{131}.
Но можно подумать, Бабель один такой! Вот творение человека то ли с американским именем, то ли с собачьей кличкой «Джек», а по фамилии Алтаузен:
Я предлагаю — Минина расплавить,
Пожарского,
На что им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал.
Случайно мы им не сломали шеи.
Я знаю — это было бы под стать.
Подумаешь, они «спасли Расею»!
А может, лучше было б не спасать?
Не менее интересные мысли можно найти в творениях активной пособницы большевикам в залитом кровью Киеве 1918-го Надежды Мандельштам.
Н. Мандельштам хорошо знает, что такое русская интеллигенция и какой ей следует быть. Она поучает: полагает, что «нельзя напиваться до бесчувствия… Нельзя собирать иконы и мариновать капусту»{132}.
Как видите, по мнению Мандельштам, запойное пьянство и вообще «некультурность» отождествляются с любовью к иконописи. Но что для «культурного человека» вовсе нет ни запрета «готовить фаршированную рыбу», ни «надевать полосатый талес». Совершать эти действия и оставаться интеллигентным человеком вполне можно. Главное — икон не собирать и капусты квашеной не есть.
«Откуда взялось столько евреев после погромов и газовых камер? В толпе, хоронившей Ахматову, их было непропорционально много. В моей молодости я такого не замечала. И русская интеллигенция была блистательна, а сейчас раз-два и обчелся… Мне говорят, что ее уничтожили. Насколько я знаю, уничтожали всех подряд, и довод не кажется мне убедительным. Евреи и полукровки сегодняшнего дня — это вновь зародившаяся интеллигенция»{133}.
В книге, вышедшей в Париже, конец абзаца несколько красочнее: «Евреи и полукровки сегодняшнего дня — это вновь зародившаяся интеллигенция. Все судьбы в наш век многогранны, и мне приходит в голову, что всякий настоящий интеллигент всегда немного еврей»{134}.
Это то, что писалось в самом СССР. На волне официальной русофобии первых 20 лет существования СССР еврейские расисты высказывались довольно откровенно.
А за рубежом писалось еще интереснее. Например, в книге немецкого еврея Фрица Кана, озаглавленной «Евреи как раса и культурный народ». Книга вышла в Германии в 1921 году и украшена такими, например, перлами: «Моисей, Христос и Маркс — три представителя специфической расы и расовых особенностей»{135} и «Троцкий и Ленин украшают нашу расу»{136}.
Что этот социалистик «украшает себя» Троцким, а не Дизраэли и не Рокфеллером, и именно Троцкого ставит рядом с Моисеем — особый вопрос. Главное, звучит слово «раса», использует его еврей — причем еврей, вполне лояльный к коммунистам разного разлива. Для автора евреи — это раса. Для антисемита Марра и для социалиста Кана — одинаково.
Ф. Кан — явный и откровенный социалист, а вот его сородич Вениамин Дизраэли — решительнейший консерватор. С точки зрения кавалера ордена Подвязки, виконта Гюгенденского, графа Биконсфилда (все это титулы Дизраэли), евреи идут в социалисты не от хорошей жизни, а под давлением не признающего их общества христиан. И тогда «…избранная раса подает руку отбросам и презреннейшим частям общества»{137}.
Как мы видим, слово «раса» звучит вполне определенно. И еще как определенно! «…Еврейская раса связывает современные народы с древнейшими временами… Они — яркое свидетельство лживости современного учения о равенстве людей и о космополитическом братстве, которое при своем осуществлении только содействовало бы падению великих рас»{138}.
Кто это? Геббельс?! Нет, это все еврей Дизраэли. Хотя, конечно, интересно, кто такой для Дизраэли Фриц Кан — «отброс общества» или «человек избранной расы»?
В любом случае, евреи XIX — первой трети XX века частенько оказываются расистами. Образованные евреи — те, кто уже знает слово «раса» и хоть немного постиг гойские науки. В глухом местечке расизма, строго говоря, нет — потому что нет ни малейшего представления о расе, генах, наследственности, выживании самых совершенных организмов, социальном дарвинизме и так далее.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.