Глава 3. Финская подножка

Глава 3. Финская подножка

26 ноября 1939 года в период с 15.45 до 16.05 в расположении советской воинской части, находящейся в километре к северо-западу от деревни Майнила рядом финской границей (на Выборгском шоссе), разорвалось семь снарядов. Один младший командир и три красноармейца были убиты, восемь человек ранены. Хотя обстрел начался совершенно неожиданно, многие успели заметить, что снаряды прилетают с юга, из собственного тыла. Однако прибывшая мгновенно (в 17.10) комиссия, осмотрев место происшествия, пришла к выводу, что обстрел велся с финской территории. Ошеломленные солдаты отвечали путано, командиры же быстро поняли, что от них хотят. Слишком наводящими были вопросы [13].

В этот же день, даже не дожидаясь результатов фиктивного расследования инцидента, Молотов вызвал посланника Финляндии А. Иерен-Коскинена, вручил ему ноту правительства СССР по поводу провокационного обстрела советских войск с территории Финляндии. В ноте вина за происшествие возлагалась на правительство Финляндии и выражалось требование убрать финские войска на 20-25 километров от границы. В ответной ноте, 27 ноября, правительство Финляндии заявило, что финские пограничники наблюдали разрывы снарядов и на основании расчета скорости распространения звука от семи выстрелов можно было заключить, что орудия, из которых произведены были эти выстрелы, находились на расстоянии полутора-двух километров на юго-восток от места разрыва снарядов».

Правительство Финляндии предложило, чтобы «пограничным комиссарам обеих сторон на Карельском перешейке было поручено совместно провести расследование по поводу данного инцидента в соответствии с Конвенцией о пограничных комиссарах, заключенной 24 сентября 1928 года». Деликатные финны намекали, что инцидент произошел из-за «ошибки» на учениях Красной Армии. Но любому военному хорошо известно, что осколки снарядов разлетаются по эллипсу, вытянутому в направлении полета снаряда, так что очень легко убедиться, откуда велся огонь. Естественно, Москва и слушать ничего не хотела о каком-либо расследовании.

В новой ноте, 28 ноября, Молотов обвинил правительство Финляндии в «желании ввести в заблуждение общественное мнение и поиздеваться над жертвами обстрела». Он объявил, что Советское правительство «с сего числа считает себя свободным от обязательств, взятых на себя в силу пакта о ненападении…» Из Финляндии были отозваны все советские политические и торговые представители.

На рассвете 30 ноября 1939 года с заставы № 19 Сестрорецкого отряда Ленинградского пограничного округа на охрану Государственной границы вышел наряд в составе бойцов Горбунова, Лебедева и Снисаря. Старшим наряда был командир отделения Миненко. Наряд направлялся на охрану железнодорожного моста через реку Сестру у Белоострова – единственного моста, связывавшего СССР и Финляндию. В 6 часов утра к пограничникам подошел начальник заставы лейтенант Суслов, напомнив бойцам приказ начальника Сестрорецкого отряда майора Андреева. Прошло два часа томительного ожидания. В 07.55 лейтенант Суслов громко кашлянул. Это был сигнал к атаке. Бойцы, бросая на бегу гранаты и стреляя по финским пограничникам, ринулись на мост. После короткой схватки мост был захвачен. Миненко успел перерезать провод, ведущий к взрывчатке под мостом. Вся операция заняла около трех минут. К мосту уже шли танки.

Ровно в 8.00 дальнобойные орудия фортов Кронштадта вместе с кораблями Краснознаменного Балтийского флота, подошедшими к финским берегам и батареям корпусной и дивизионной артиллерии, начали обстрел территории Финляндии. В это же время, в полной темноте, боевые корабли и транспорты с десантом подходили к острову Суур-Саари (Гогланд) в центре Финского залива. В 08.00 корабельная артиллерия начала бомбардировку острова, под прикрытием которой десантники пошли на штурм. В эти же минуты мощные соединения бомбардировщиков начали бомбить жилые кварталы Хельсинки, Котки, Виипури и других городов Финляндии.

«Столбы огня и дыма, пожары, паника среди врагов сопровождали налет сталинских соколов», – без тени стыда напишет об этом военном преступлении газета «Красная Звезда». А по всей территории СССР уже шумят «стихийные митинги». «Ударим безжалостно по врагу!» – требуют рабочие завода «Большевик» в Ленинграде. «Ответим огнем на огонь!» – бушует трудовая Москва. «Сотрем финских авантюристов с лица земли! Их ждет судьба Бека и Мосицкого!» – полыхают гневом рабочие Киева.

Подобная реакция при нападении гигантской империи на крошечную страну лучше любого другого примера говорит о том, что русское общество уже было доведено продуманной политикой Сталина до состояния совершенно безмозглого стада, годного, по меткому выражению Канта, только для жертвоприношения. И оно состоялось.

Мир еще не успел прийти в себя от шока, вызванного нападением самой большой в мире страны на одну из самых маленьких, как Сталин еще сильнее поразил всех, продемонстрировав новый, элегантный способ превращения самой чудовищной агрессии в нечто возвышенно справедливое. В день вторжения, т.е. 30 ноября, в газете «Правда» было опубликовано «Обращение ЦК Компартии Финляндии к трудовому народу Финляндии», где, якобы от имени финских коммунистов, содержался призыв к немедленному свержению «обанкротившейся правительственной шайки», «палачей народа и их подручных». Правда, в Обращении оговаривалось, что его авторы против немедленной организации Советской власти в Финляндии и присоединения ее к СССР. Пока предлагалось только про ведение каких-то неясных «демократических реформ» и заключение пакта о взаимной помощи с СССР – того самого пакта, который СССР так настойчиво пытался навязать финнам после уточнения сфер влияния с господином фон Риббентропом.

Но это было только начало. На следующий день, 1 декабря, с интригующей детективной ссылкой на «радиоперехват» «Правда» поместила сообщение о том, что в финском городе Териоки (Зеленогорск), только что захваченном Красной Армией, сформировано новое правительство «Демократической Финляндии» во главе со старым коминтерновцем Отто Куусиненом, прихватившем себе еще и портфель министра иностранных дел. Кто были остальные шесть министров, не знал никто, но никого это и не волновало. В тот же день «глава правительства», уже не «товарищ», а господин О. Куусинен обратился, как и положено, в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой признать его правительство. М. И. Калинин, естественно, не мог отказать своему старому знакомому и соратнику. На следующий день в Москве состоялись переговоры «глав правительств» СССР и Финляндии. Собрались все свои: Сталин, Куусинен, Молотов, Жданов, Ворошилов и без лишних проволочек подписали договор о взаимопомощи и дружбе. Сталин подарил Куусинену 70 тысяч квадратных километров Советской Карелии со всем населением, а Куусинен продал Сталину Карельский перешеек за 120 миллионов финских марок, острова в заливе и части полуострова Средний Рыбачий за 300 миллионов марок. Кроме того, по сходной цене Куусинен дал согласие на аренду полуострова Ханко.

Договор с Куусиненом вступал в силу с момента подписания, но подлежал ратификации. Обмен ратификационными грамотами должен был состояться «в возможно более короткий срок в столице Финляндии – городе Хельсинки». Однако никакой информации о том, что финский народ откликнулся на призыв газеты «Правда» и начал свергать ненавистное правительство, не поступало.

Поступала как раз обратная информация, что все финны, как один, включая и коммунистов, взялись за оружие, чтобы отстоять свободу и независимость своей родины и дать отпор наглому и подло спровоцированному вторжению. И хотя подобная реакция финнов никого в Кремле не пугала, вызывая лишь снисходительные ухмылки – надо же, «рычащая мышь!» – она вынудила «господина» Куусинена в специальной декларации просить СССР об «интернациональной помощи».

«Законное финское правительство, – говорилось в Декларации, – приглашает правительство СССР оказывать Финляндской Демократической Республике все необходимое содействие силами Красной Армии», чтобы свергнуть «бандитскую белогвардейскую клику», узурпировавшую власть в Хельсинки. Чтобы было кому содействовать, в Ленинграде в спешном порядке формируется армия, поспешно набранная из карелов, вепсов, финнов и т.п.

Первый корпус народной армии Демократической Финляндии назван «Ингерманландия». Уже нет времени пошить для этого корпуса униформу, но выход из положения был найден весьма оригинальный. Из Белостока, где были захвачены польские войсковые склады, были срочно доставлены в Ленинград десятки тысяч комплектов униформы польской армии. Спороли знаки различия, нарядили в эту форму «ингерманландцев», которые, в лихо заломленных «конфедератках», браво промаршировали по Ленинграду… и больше о них никто не слышал.

По стране прошумели митинги, на которых «колхозники Татарии, чабаны Казахстана и хлопководы Узбекистана» требовали свержения «белогвардейской клики в Хельсинки» и приветствовали «новое, законное правительство Демократической Финляндии».

Сталин планировал войну с финнами по образцу немецкого «блицкрига» в Польше. Но у него, увы, не было союзника, который помог бы ему, открыв второй фронт. Казалось, что в этом нет необходимости. Шесть советских армий, численностью более миллиона человек, поддержанные танками и артиллерией, имея абсолютное превосходство на море и в воздухе, вторглись в страну, чья армия при поголовной мобилизации не могла превысить трехсот тысяч человек и практически не имела ни танков, ни авиации. Можно было не сомневаться в быстрой победе. Но ничего подобного не произошло.

Красная Армия сразу же была втянута в ожесточенные бои, показав себя в них плохо обученной и фактически неуправляемой толпой. В сорокоградусные морозы армия начала военные действия, не имея ни полушубков, ни валенок, ни лыж, на которых, кстати, никто не умел ходить. Мобильные отряды финских лыжников, перекрыв немногочисленные дороги Карельского перешейка завалами и минами, быстро парализовали движение огромной, неуправляемой толпы и, смело маневрируя по снежному бездорожью, начали истребление противника.

Две передовые дивизии Красной Армии, наступавшие на Сувантоярви, отрезанные от тылов, вмерзнув в снег, были уже в невменяемом от обморожения состоянии взяты в плен финнами. На Петрозаводском направлении советские войска несли страшные потери, но не могли продвинуться вперед ни на метр.

Выяснилось, что полностью отсутствует какое-либо взаимодействие между родами войск. Армады советской авиации вообще не имели никаких средств взаимодействия с сухопутными войсками и бесцельно бороздили финское небо, не в силах помочь своей истекающей кровью и замерзающей пехоте. Задуманные флотом, также без всякой связи с сухопутными силами, эффектные импровизации ни к чему хорошему также привести не могли. Корабли рвали корпуса о льды Финского залива, подрывались на минах, постоянно проигрывая артиллерийские дуэли с невероятно метко бьющими финскими береговыми батареями. Буксиры с трудом дотащили в Либаву избитый финскими снарядами новенький крейсер «Киров».

Невероятный патриотический подъем охватил все слои финского общества. Трюк, предпринятый Сталиным с помощью своей коминтерновской банды, привел к совершенно обратным результатам. Рабочий класс Финляндии, узнав о «правительстве» Куусинена, опубликовал ответное обращение, в котором, в частности, говорилось:

«Рабочий класс Финляндии искренне желает мира. Но раз агрессоры не считаются с его волей к миру, рабочему классу Финляндии не остается альтернативы, кроме как с оружием в руках вести битву против агрессии…»

Бывшие бойцы Красной Гвардии – участники финской революции 1918 года – коллективно обратились к министру обороны с просьбой зачислить их в финские вооруженные силы для общего отпора врагу. «Дух зимней войны» навечно вошел в историю маленькой Финляндии в качестве синонима единства и героизма народа в борьбе за свою свободу и независимость.

Но вряд ли финский патриотизм мог бы кого-нибудь потрясти в Кремле. В конце концов польский патриотизм был нисколько не меньше. Потрясло другое – невероятно высокая боевая подготовка маленькой финской армии. Старый русский гвардеец генерал Маннергейм – генерал свиты последнего русского Государя – знал свое дело. Призраками носились одетые в маскхалаты финские лыжники по лесам Карельского перешейка, сея смерть, панику, суеверные слухи среди ошеломленных солдат Красной Армии. Невероятно метко била финская артиллерия. Немногочленные финские летчики, усиленные шведскими и норвежскими добровольцами, доблестно вступали в бой с воздушными армадами «сталинских соколов», постоянно одерживая победы в воздушных поединках.

В личном кинозале Сталина крутят финскую кинохронику. Румяные лица финских лыжников под козырьками лыжных кепи. Автоматы «Суоми» на шее. Белизна снега и высокие сосны, возвышающиеся над зарослями елок. Из зарослей, подняв обмороженные руки, выходят стриженные русские мальчики со вздутыми от обморожения лицами. Они в одних гимнастерках – даже без шинелей! – и в кирзовых сапогах. Они идут и идут. Их много – не меньше роты. Финны смотрят на них со смешанным чувством жалости и презрения. Штабеля русских трехлинеек. Финны стаскивают в кучу трупы. Все без шинелей, в одних гимнастерках. Почему без шинелей?! Они сбросили шинели перед атакой, товарищ Сталин. Установить всех поименно! Разобраться в этом безобразии! [14]

С оживленным интересом за столь неожиданным ходом военных действий наблюдают из Берлина, Лондона и Стокгольма, из Токио и Вашингтона, из Парижа и Стамбула.

Прошло уже две недели войны, но Красная Армия, несмотря на подавляющее превосходство, еще не везде сумела преодолеть предполье, отделяющее советскую границу от линии Маннергейма. С восточного же направления, где на карте создавался прекрасный вариант одним кинжальным ударом со стороны Суомуссалми в сторону Ботнического залива разрезать территорию Финляндии пополам и выйти в тыл линии Маннергейма, вообще не удалось продвинуться ни на шаг. Огромная 9-я армия под командованием генерала Виноградова, поддержанная сотнями танков и самолетов, ссылаясь на бездорожье, все сгруппировывалась, перегруппировывалась, но никак не могла опрокинуть две противостоящие ей финские дивизии. Генералу Виноградову совершенно ясно дали понять, что если он не завершит своего победного наступления к побережью Ботнического залива к 21 декабря – к шестидесятилетию товарища Сталина – то великий вождь может и усомниться в его безграничной преданности.

К этому времени Советский Союз уже успели с позором выгнать из Лиги наций как агрессора. Симпатии всего мира были на стороне Финляндии. Разведка давно доложила Сталину, что англичане готовят высадку в Норвегии, чтобы бросить свои войска и авиацию на помощь финнам.

Но и это было не самое главное, что волновало товарища Сталина. А волновало его то, что война на Западе практически не шла. Немцам явно не хотелось вгрызаться в линию Мажино, а союзникам в линию Зигфрида. Все еще очень хорошо помнили, во что обходятся наступающим подобные прорывы. Более того, стороны даже хотя бы для приличия почти не стреляли друг в друга.

Срывался план Сталина, выполнению которого он посвятил всю свою энергию и ради которого готов был пожертвовать всем. Складывался вполне очевидный контрвариант: Гитлер договаривается с Западом, и они совместными силами, воспользовавшись тем, что Сталин завяз в финской войне, нанесут удар, организуют тот самый крестовый поход, которого он так боялся еще со времен гражданской войны. О большой вероятности этого похода предупреждал сам Ленин!

8 ноября фюрер чудом избежал гибели. В этот день по традиции Гитлер встретился с ветеранами своего движения в крупнейшем пивном зале Мюнхена, чтобы отметить очередную годовщину знаменитого «Пивного путча» 1923 года – неудачной попытки нацистов захватить власть, закончившейся для самого Гитлера заключением в тюрьму, где он, просидев более года, написал свою знаменитую книгу «Майн кампф».

На этот раз речь Гитлера была короче, чем обычно. Обрушившись с яростными нападками на Англию, которая с такой легкомысленностью разожгла европейскую войну и упорно не желает одуматься, Гитлер в начале десятого вечера покинул зал вместе со своей свитой, оставив ветеранов наслаждаться впечатлением от своей речи. Минут через двадцать после отъезда фюрера в пивном зале произошел взрыв бомбы, подложенной в колонну позади трибуны. Семь человек были убиты, 63 – ранены. Официально никто не взял на себя ответственность за этот террористический акт.

Немцы, естественно, обвинили во всем английскую разведку. Англичане, в свою очередь, заявили, что взрыв является провокацией гестапо, цель которой вполне очевидна: повысить популярность Гитлера, а заодно ликвидировать ветеранов партии, вечно брюзжавших по поводу того, что «Адольф предал рабочее движение».

Пока «Правда», подыгрывая Гитлеру, крыла англичан, сам Сталин находился в задумчивости. Он лично склонялся к мысли, что взрыв – это «коминтерновские штучки» – любезное напоминание вскормленной им «интершайки», что она недовольна сталинской интерпретацией марксизма-ленинизма и гитлеровской политикой «по еврейскому вопросу». Почерк знакомый. Подобное хулиганство могли совершить, конечно, и сами немецкие коммунисты, открыто считающие Сталина предателем. Сталин приказал провести тщательное расследование, в результате которого было расстреляно десятка два деятелей Коминтерна, а также схвачены и выданы Гитлеру около полутора тысяч немецких коммунистов, бежавших в свое время в СССР.

И как будто всего этого не хватало, на Гитлера обрушилось новое несчастье: 12 декабря англичане перехватили в Южной Атлантике немецкий «карманный» линкор «Граф Шпее» и после короткого боя загнали его в Монтевидео. И хотя со стороны англичан сражались всего два крейсера, перепуганные немцы взорвали свой корабль.

Все это никак не способствовало поднятию у Гитлера боевого духа.

Англичане явно давали понять, что на море, как всегда, хозяева они. Немецкая морская торговля прекратилась мгновенно, как и в 1914 году. Английская удавка уже режет горло, несмотря на поток грузов из СССР. А если бы не было этого потока? Рейху был бы уже конец.

В Москве Сталин угрюмо смотрит на своего старого друга Ворошилова. Маршал ежится под взглядом вождя. Где победа в Финляндии, в которой Ворошилов, столь же малограмотный, как и его патрон, нисколько не сомневался? Настолько не сомневался, что даже не посчитал нужным сообщить о начале военных действий находящемуся в отпуске Шапошникову?!

До недавнего времени в кадрах Красной Армии было пять маршалов. Троих расстреляли, чтобы не умничали. Осталось два. Сталин намекает Ворошилову, что и два маршала – это слишком много. С него хватит и одного Буденного. Ворошилова прошибает холодный пот. Волнуясь и заикаясь, он уверяет Сталина, что к его юбилею – 21 декабря – с финнами будет покончено или по меньшей мере в войне произойдет коренной перелом.

В войска летят строжайшие директивы. На Карельский перешеек лично выезжает НачПУРа Мехлис с полномочиями расстрела на месте кого угодно. В Ленинграде по приказу Жданова очередная часть населения высылается из города и для нагнетения военного психоза вводится затемнение.

Однако запугать финнов введением затемнения в Ленинграде не удается. Их, правда, очень мало. Захлебываясь нашей кровью, они медленно пятятся к линии Маннергейма.

Утром 13 декабря, после ожесточенного боя, советские войска, форсировав реку Тайпален-йоки, попытались с ходу прорвать линию Маннергейма у Ладожского озера. Подгоняемые яростными приказами из Москвы войска без подготовки ринулись на штурм. «Прорвать оборону противника не позднее 20 декабря!» – истерически требовали посыпавшиеся потоком директивы.

16 декабря утренние сумерки в районе финского города Суомуссалми были взорваны громом мощной артиллерийской подготовки. В наступление перешла 9-я советская армия, поддержанная частями 8-й армии, наступавшей из района вблизи финского городка Кухмониэми. В задачу армий входило: прорыв финской обороны с востока, выход в тыл линии Маннергейма, одновременное наступление на крупный финский железнодорожный центр и порт Оулу с выходом на побережье Ботнического залива, что разрезало бы территорию Финляндии пополам. После двухчасовой артподготовки вперед ринулась пехота, поддерживаемая сотнями танков. Танки и пехота одинаково утопали в непроходимом снегу, но упорно рвались вперед. Каждый квадратный метр был минирован противником. Горели танки и автомашины, коченели на обочинах трупы людей и лошадей. Раненым не успевали оказывать помощь, они умирали от обморожения. А противника не было – он растворился в лесу, избегая боевого соприкосновения с наступающими армиями.

На Карельском перешейке по всей протяженности линии Маннергейма кипели бои. Волна за волной советская пехота, поддерживаемая огнем артиллерии и танками, шла на штурм. Волна за волной они ложились в снег, чтобы уже никогда не подняться. Кинжальный огонь финских дотов скашивал всех. Но новые и новые ряды красноармейцев шли в атаку. В тоненьких шинелях, зажав в руках дедовские трехлинейки, проваливаясь по пояс в глубокий снег, подрываясь на минах, они шли и шли на финские доты с той великой жертвенностью, на какую способны только русские люди. Целую неделю шел штурм линии Маннергейма, но кроме немыслимых потерь никаких результатов он не дал. Ни на одном участке ни прорвать, ни даже вклиниться в оборону финнов не удалось. Армия истекла кровью и откатилась на исходные позиции. И, как будто этого было мало, с Карельского фронта пришла страшная весть – финны окружили 9-ю армия и часть 8-й армии. В котле оказалось более 50 тысяч человек. Пробиться к ним невозможно. Их запасы истекают. В столь страшные морозы их неизбежно ждут гибель или сдача…

Таков был подарок к сталинскому шестидесятилетнему юбилею, который пышно отпраздновали в Москве 21 декабря. Вышедшая по этому случаю на шестнадцати страницах «Правда», естественно, вся была посвящена описанию великих деяний величайшего Вождя. Открывалась газета огромной статьей Молотова «Сталин – продолжатель дела Ленина». Затем следовала не менее объемная статья Ворошилова «Сталин и создание Красной Армии». «Сталин – великий локомотив истории» – витийствовал Лазарь Каганович, чья статья была перепечатана почти всеми центральными газетами.

Завершал хор Микоян, озаглавивший свою работу весьма скромно – «Сталин – это Ленин сегодня». Заголовок статьи Микояна перешел на плакаты и стал лозунгом эпохи – «Сталин – это Ленин сегодня!».

Склонный к сентиментальности Гитлер удостоил своего московского друга невиданным набором теплых слов:

«…Пожалуйста, примите мои самые искренние поздравления. В то же самое время я желаю вам лично самого доброго здоровья во имя счастливого будущего народов дружественного Советского Союза. Адольф Гитлер».

Пока по СССР прокатывалась истерия того, что робкие историки впоследствии назовут «культом личности Сталина», в Берлине начальник генерального штаба вермахта генерал Гальдер принимает в тиши своего завешанного картами кабинета советского военного атташе комкора Пуркаева. Им было о чем поговорить.

Немецкие войска уже четыре месяца в нерешительности топтались у линии Мажино. Попытка Красной Армии с ходу прорвать линию Маннергейма закончилась полным провалом. Гальдер полагал, что если вермахт полезет на линию Мажино – результат будет тот же. Он хорошо помнил Верден.

Гальдер переводит разговор с линии Мажино на линию Маннергейма. Пуркаев пожимает плечами. Специфика местности – нет дорог, леса, много озер. Это не дает возможности использовать танки с полной эффективностью. Комкор тщательно подбирает слова. Немцы делятся развединформацией с финнами. Линия Маннергейма, продолжает Пуркаев, в конце концов – он подбирает нужное слово – будет нейтрализована. Беспокоит другое.

Англичане недвусмысленно дали понять, что собираются послать экспедиционный корпус на помощь финнам. Они собираются сделать это через территорию Норвегии, предварительно захватив основные порты этой страны – Нарвик, Тромсе, а может быть, и Осло. Если англичане это сделают, продолжает Пуркаев, то это может иметь самые печальные последствия. В частности, осложнится, а то и вовсе прервется путь из Германии в Мурманск. Кроме того, в английскую орбиту будет втянута Швеция и, конечно, Дания. В итоге осложнения (Пуркаев тщательно подбирает слова) начнутся и на Балтике – может прерваться подвоз железной руды из Швеции в Германию и пока бесперебойные поставки морем из СССР.

Пуркаев хитрит. В Кремле боятся совсем другого. Если англичане высадятся в Норвегии и их войска вступят в бой с советскими частями на территории Финляндии, как ни крути, это означает войну с Англией, чего Сталину пока совсем не хочется.

Кроме того, принимая во внимание полное нежелание Гитлера вести войну с западными демократиями, кто поручится, что при первом же боевом соприкосновении английских и советских войск в Финляндии, англичане не перетянут Гитлера на свою сторону и не начнется объединенный крестовый поход Запада против СССР, о котором пророчествовал Ильич!

Гальдер бросает взгляд на карту. Немецкая разведка со все возрастающей тревогой сообщает о весьма подозрительной активности англичан вокруг Норвегии.

Норвегия, конечно, лакомый кусочек, особенно – ее огромный торговый флот и золотой запас. Если она достанется англичанам, то их удавка станет совершенно нестерпимой. В сейфе Гальдера уже лежат несколько папок предварительной проработки операции «Убюнг Везер» – захвата Норвегии неожиданной высадкой морского и воздушного десанта. Пуркаев знает об этом, знает он и о том, насколько немецкий флот боится этой операции. Она ведь неминуемо означает столкновение с англичанами на море. Чего не знает Пуркаев – это боязни Гитлера, что англичане, захватив Норвегию и надавив на Швецию, перетянут на свою сторону Сталина и с двух сторон раздавят Рейх как тухлое яйцо.

Поздравив друг друга с наступающим Рождеством и с днем рождения Сталина, генералы расстаются, полные новых тревог и сомнений. Гальдер в общих чертах хорошо уведомлен о деятельности комкора Пуркаева в Берлине.

Прекрасный штабист и вместе с тем профессиональный чекист, много лет прослуживший в погранчастях, он знает свое дело и дает немцам разумные и взвешенные советы. Странно то, что сорокапятилетнему комкору почему-то не дают покоя лавры польского ротмистра Сосновского – знаменитого польского разведчика, твердо считавшего, что самой лучшей информацией является «постельная», т.е. полученная от любовниц-секретарш видных партийных и военных деятелей Рейха. Красавец-поляк весьма преуспел на этом поприще, вызвав небывалый шпионский скандал в истории Германии. Пуркаев, видимо, решил превзойти красавца-улана. Он с удовольствием спит с любой юной патриоткой, которую ему подсовывает гестапо, но не для получения секретной информации, а просто так – для собственное утехи. Сбитое с толку гестапо пока старательно составляет альбом фотографий амурных похождений советского военного атташе, еще не решив, что делать с ним дальше…

Кончается 1939 год. В зловещей тишине и странном бездействии застыли на западе немецкая и англо-французская армии. Тишина воцарилась и вдоль линии Маннергейма. Советские войска ждут подкреплений, зализывают раны, перегруппировываются. В снегах Карелии из последних сил бьется окруженная финнами 9-я армия. Все попытки пробиться к отрезанным частям и деблокировать их приводят к новым огромным потерям, но никакого результата не дают. И наконец, становится совершенно очевидным, что 9-я армия уничтожена.

По самым скромным подсчетам, убито и умерло от обморожения более 30 тысяч человек. Около 10 тысяч пропали без вести. Около двух тысяч взяты в плен в полумертвом состоянии. Финны торжественно хоронят своих солдат, погибших в «сражении под Суомоссалми». Все они известны поименно. Их 903 человека. Гремят залпы погребального салюта. Перед финнами открыты просторы практически незащищенной Советской Карелии.

Но силы маленькой страны тают. Армия переутомлена боями. Несмотря на симпатии всего мира, никто не оказывает финнам эффективной помощи. Немцы не могут этого сделать, связанные договором о дружбе с Москвой. Англичане дают крохи – 75 противотанковых орудий, 200 пулеметов и смутные обещания прийти на помощь.

Если Сталин совсем не хочет воевать с Англией, то и англичане не хотят воевать со Сталиным. Глубокие психологи – они твердо верят в свой прогноз: в таком маленьком ареале, как Европа, нет места для двух таких крупных хищников, как Гитлер и Сталин – они неизбежно сцепятся между собой – это, уверены англичане, вопрос ближайшего времени. И тогда, при посильном участии остального мира, они сами уничтожат друг друга.

Английская разведка еще ничего не знает об операции «Гроза», но любовно вылепленные Сталиным Белостокский и Львовский балконы говорят сами за себя. Слишком явно оба трамплина нацелены на Берлин. Они тревожат Гитлера. Он медлит с наступлением на Западе, не решаясь повернуться спиной к своему новому другу, застывшему в столь недвусмысленной позе. Генштабисты успокаивают фюрера. Эти «балконы», объясняет генерал Гальдер, можно рассматривать как трамплины, но можно как голову дрессировщика, засунутую глубоко в пасть льва, – чик, и головы нет. Гитлер недоверчиво смотрит на генерала. – Не беспокойтесь, мой фюрер, объясняет Гальдер, при том «высоком» оперативном искусстве, которое демонстрирует Красная Армия в войне с финнами, при тех морях крови, которыми она оплачивает каждый шаг своего наступления, нам пока нечего беспокоиться. До весны русские завязли на Карельском перешейке – это совершенно очевидно. А там им понадобится время, чтобы прийти в себя после столь неожиданно тяжелой войны. Уже сейчас абвер оценивает потери русских не менее ста тысяч человек. А война не только не окончена, но, можно сказать, еще и не начиналась…

Командарм Шапошников, занятый разработкой «Грозы» и страшно недовольный, что армия используется и истекает кровью в столь ненужной войне, осмеливается предложить Сталину: раз уж демонстрации мощи и блицкрига не получилось, может быть, на этом и закончим? А на уроках этой войны проведем реформу вооруженных сил. Ведь более важные дела предстоят, товарищ Сталин. А куда эта Финляндия денется? Сама потом попросится в состав СССР. В изумлении Сталин вынимает трубку изо рта. Ворошилов и Мерецков, обливаясь потом, с ужасом смотрят на Шапошникова. Нет уж, криво усмехается вождь, уходить с побитой мордой? Нет, нужно победить! Попытки взять линию Маннергейма «на ура!» были прекращены. Началась серьезная подготовка к наступлению. Со всех районов страны подвозились новые дивизии и корпуса, танки и артиллерия. На Карельском перешейке в дополнение к 7-й армии была развернута еще одна – 13-я. Общее количество сосредоточенных против Финляндии войск уже почти равнялось населению этой страны. Артиллерии навезли столько, что для нее не хватало места на Карельском перешейке – орудия стояли колесо к колесу. На аэродромах ЛВО была сосредоточена почти вся боеспособная авиация. Корабли Балтийского флота, неизмеримо превосходящие военно-морские силы финнов, должны были добавить свою артиллерийскую мощь в дело скорейшего разгрома противника.

Солдаты, наконец, были одеты в полушубки и валенки, доставили мази от обморожения, ввели водочное довольствие – так называемые «наркомовские сто грамм». Началась серьезная подготовка к прорыву линии Маннергейма.

Организационно войска были сведены во вновь образованный Северо-Западный фронт, командовать которым был назначен командарм 1-го ранга Тимошенко – человек без какого-либо военного образования, приглянувшийся Сталину еще в годы гражданской войны своей физической силой, беспощадностью и тупостью. Под его руководством начали разрабатывать оперативный план прорыва. Однако ничего нового оперативное искусство командарма Тимошенко не предусматривало. Линию Маннергейма предстояло штурмовать в лоб.

По мере того, как все больше пробуксовывала сталинская военная машина на Карельском перешейке, все более враждебными становились отношения СССР с Франция и Англией. Поздравляя своих читателей с Новым годом газета «Правда» от 1 января 1940 года радостно отмечала в передовой статье:

«Все честные сыновья и дочери Англии, Франции и Америки клеймят позором подлую банду – от римского папы до лондонских лавочников, поднявших весь этот дикий вой по поводу благородной помощи, которую Красная Армия оказывает финскому народу, борющемуся против его угнетателей».

Рой политруков из ГлавПУРа, ринувшийся на фронт вслед за своим шефом Мехлисом, разъяснял бойцам и командирам, что Финляндия вероломно напала на СССР, что эта война является «разведкой боем международного империализма» перед вторжением в СССР. Страшно было уже не то, что об этой позорной войне писалось и говорилось в подобных выражениях, а то, что во все это верили, и верили фактически безоговорочно.

Но Сталин нервничает. Разведсводки совершенно ясно показывают ему, как отнеслось общественное мнение Англии, Франции и Скандинавских стран к его финской авантюре. Постоянно идут сведения о продолжающихся тайных англо-немецких контактах, где муссируется возможность совместного выступления против СССР. В Осло английская резидентура ведет секретные переговоры с правительством Норвегии о пропуске англо-французских войск через ее территорию. А это означает войну с Англией. Совсем не хочется. Воевать с Англией мы еще не готовы. Все жалуются на нехватку рабочих рук. Он, Сталин, начиная с 1937 года, дал команду ежегодно отправлять в ГУЛАГ по полтора миллиона человек, распределяя их в соответствии с нуждами наркоматов. Где эти люди? Кто организовал их мор и повальные расстрелы в прошлом году?

Подписал разнарядку на следующий год – 1 700 000 человек в ГУЛАГ и никого не освобождать. Ну, как так никого – а у кого сроки кончаются? Давать новые. Нет, так не годится, товарищ Сталин, немножко, но освободить нужно. А вторые сроки давать уже на воле. Приятно, когда можно спорить по-большевистски, принципиально, как это делал только Ленин.

Вот так и он, Сталин, – один, как Ленин. Никто его правильно не понимает, всем все приходится разъяснять сотни раз, особенно по вопросам, по которым прямо говорить вообще не полагается. И голова гудит и пухнет от необходимости правильного анализа поступающих данных. Где тут информация, а где дезинформация, подсунутая международным империализмом?!

Вот, Пуркаев из Берлина доносит, что немецкая разведка получила информацию о предстоящем английском десанте в Норвегию. Эту же информацию дает наша разведка в Германии, но предупреждает, что это «деза», пришедшая из Англии. Советская разведка в Англии также указывает, что слухи о предстоящем десанте англичан постоянно циркулируют в кругах близких к Уайтхоллу.

Если англичане сами распространяют дезинформацию о своем десанте, то зачем? Вовлечь скандинавские страны в войну? Но на чьей стороне? Конечно, тут очень важно, чтобы англичане никоим образом в Норвегии не оказались. Нужно отсечь их от Финляндии. Но как это сделать? Самим – никак. Немцы могли бы попытаться, но для них это может очень плохо кончиться.

17 января «Правда» разражается огромной статьей о коварных планах Англии и Франции нарушить самым «гнусным» образом нейтралитет Норвегии и Швеции.

Нельзя сказать, чтобы эта статья была высосана из пальца. Советская разведка добыла копию доклада французского главнокомандующего генерала Гамелена правительству о важности создания нового театра военных действий в Скандинавии.

В то же самое время Гитлер обнаруживает у себя на рабочем столе неизвестно кем переизданную брошюру кайзеровского вице-адмирала Вольфганга Вегенера «Морская стратегия в мировой войне», из которой явствует, что Германия проиграла первую мировую войну только из-за того, что не оккупировала Норвегию.

Гитлер уже сам не может разобраться, кто его все время подталкивает в сторону Норвегии.

Может, действительно следует опередить англичан. Главное – внезапность. Крохотная (145 000 человек) и плохо вооруженная норвежская армия, конечно, ничем ни сможет угрожать вермахту. Но англичане?

Пока Гитлера терзали сомнения, его любимец Розенберг – выпускник Санкт-Петербургского Политехнического института и автор нашумевшей книги о всемирном еврейском заговоре «Миф XX века» – настаивает на том, чтобы фюрер принял и удостоил беседы некоего «замечательного норвежца» по фамилии Квислинг – лидера норвежского «Национального союза», полуподпольной организации, мечтающей о тоталитаризме. Чего не знает Позенберг – это того, что его «старый знакомый» – бывший майор норвежской армии Видкун Квислинг – был завербован советской разведкой еще в бытность его норвежским военным атташе в Москве.

Квислинг сильно преувеличивал возможности своей организации, но врал вдохновенно, как и было приказано. Гитлер внимательно выслушал Квислинга, но сказал бывшему майору, что для него, Гитлера, была бы наиболее желательной нейтральная позиция Норвегии, как и всей Скандинавии.

В тот же день Гитлер совещается с Редером. Оказывается, русские разрешили сосредоточить часть десантных сил в Мурманске. О, это полностью меняет дело. Тут уж англичане никак не смогут среагировать. Гитлер тут же отдает директиву о подготовке захвата Норвегии. Он тем и нравился Сталину, что заглатывал наживку с легкомысленной стремительностью голодного окуня.

3 февраля, опоздав на четыре дня, штаб Северо-Западного фронта командарма Тимошенко представил Сталину новый план прорыва линии Маннергейма.

В принципе, новый план ничем не отличался от старого. Финские укрепления предполагалось штурмовать фронтальной атакой.

В тот же день, после мощной артиллерийской подготовки и бомбардировки с воздуха, 7-я и 13-я армии своими смежными флангами, как стадо буйволов, пошли в лоб на линию Маннергейма. Красную пехоту поддерживали, впервые в практике Красной Армии, крупные танковые соединения. Используя подавляющее превосходство в людях и технике, беспрерывными атаками в течение трех дней советские войска пытались прорвать финскую оборону. Но все было тщетно – все атаки разбивались о непоколебимую стойкость финнов. Волна за волной, как и в декабре, скашивались цепи атакующих, факелами горели бензиновые танки.

Уже впавшие в отчаянье Тимошенко и приставленный к нему Жданов хотели испробовать на линии Маннергейма боевые газы, и только безобразное состояние противохимической защиты в Красной Армии заставило их подавить этот искус. Беспощадными приказами они продолжали гнать все новые и новые массы русской пехоты на укрепления финнов. Непрерывно грохотала артиллерия. Поднимались бомбардировщики, пытаясь пробить дорогу пехоте.

Наконец, после четырехдневных кровопролитных боев, понеся огромные потери, наша армия на двух участках прорвала первую полосу линии Маннергейма. Но вклиниться с ходу во вторую линию финской обороны не удалось. Обескровленная армия снова остановилась, тяжело переводя дух.

Так дело обстояло в центре на Выборгском направлении. На флангах же, на Кегсгольмском и Антреайском направлениях, были полностью уничтожены три советские дивизии, но продвинуться вперед не удалось ни на шаг.

11 февраля Тимошенко бросил на слабеющих финнов новую гору пушечного мяса, которая стала вгрызаться во вторую линию обороны. Часть войск, пройдя в сорокаградусный мороз через огонь финских батарей, по льду залива, вышла в тыл третьей линии обороны. Тимошенко спешил. Приказ Сталина гласил – не позднее середины марта занять Хельсинки.

16 февраля немецкий транспорт «Альтмарк», выполнявший роль судна-снабженца погибшего в южной Атлантике «Графа Шпее», попытался вернуться в Фатерланд, прорвавшись под покровом полярной ночи через английскую блокаду. На «Альтмарке» находился целый отдел абвера с новейшей радиоаппаратурой и целой библиотекой различной секретной документации, включая шифровальные книги, к которым немцы традиционно относились до странности легкомысленно.

«Альтмарк» шел без огней через норвежские территориальные воды, где и был перехвачен двумя английскими эсминцами.

Англичане подняли на «Альтмарке» гордый флаг своей родины и отбуксировали транспорт в Плимут вместе с абверовской секретной библиотекой.

А между тем, советские войска продолжали вгрызаться в железобетонную оборону финнов, неся кошмарные потери. Расширить прорыв на центральном направлении не удавалось.

На побережье Ладожского озера дивизии, прорвавшие первую линию финской обороны, угодили в окружение и методично уничтожались. Части, вышедшие через лед залива в тыл финской обороны, завязли в непроходимом снегу и теряли силы в боях за каждый метр территории.

Но силы становились все более неравными. Со всех уголков Советского Союза эшелоны везли на фронт все новые и новые тысячи тонн пушечного мяса, без промедления бросаемого в мясорубку боев. Финны, понимая, что их силы иссякают, в отчаяньи искали помощи у мира, который им так сочувствовал. Но реальной помощи не было.

Кровные братья – шведы и норвежцы – приходили в ужас от перспективы быть втянутыми в войну с CCCP. Англичане заверяли, что финский вопрос вскоре станет «объектом» тщательного изучения со стороны военного кабинета, но столь же тщательно уклонялись от прямых ответов, советуя в частном порядке попытаться добиться мира со Сталиным. Такой же совет давали и шведы.

Еще в начале января финны пытались завязать с СССР переговоры о возможном заключении мира. С благословения финского министра иностранных дел Таннера в Стокгольм отправилась известная финская писательница Хелла Вуолийоки, где она в течение двух месяцев вела тайные переговоры с «мадам» Коллонтай, но безуспешно.

На Карельском перешейке продолжается мясорубка. 28 Февраля Красная Армия на центральном участке фронта прорывает третью полосу финской обороны, выйдя передовыми частями к Выборгу.

1 марта делается попытка с ходу штурмом овладеть городом. Попытка кончается окружением и разгромом 18-й дивизии Красной Армии. Войска останавливаются и снова ждут подкреплений. 6 марта советские войска снова идут на штурм и снова отбрасываются с большими потерями. Тимошенко делает попытку окружить Выборг. Войска, пробившиеся по льду залива, выходят на южное побережье Финляндии с задачей перерезать железную дорогу Выборг – Хельсинки. Из этого десанта не вернулся никто – все были уничтожены финнами.

Обойти Выборг справа также не удалось. Взорвав шлюзы Сайменского канала, финны затопили всю территорию вокруг города. По грудь в ледяной воде, скашиваемые финскими пулеметами, красноармейцы продолжали жертвовать собой во славу засевших в Кремле политических авантюристов…

Развязка наступила скоро. 7 февраля английский военно-морской атташе в Москве вице-адмирал Леопольд Сименс напросился на прием к наркому ВМФ адмиралу Кузнецову. Адмиралы поговорили о погоде в Москве, находя зиму весьма суровой. Затем англичанин пустился в воспоминания о первой мировой войне, вспомнив, в частности, флотилию английских подводных лодок, воевавшую на Балтике в боевом союзе с русским флотом. Кузнецов помнил об этом событии весьма смутно. Гораздо лучше он знал о налете английских торпедных катеров на Кронштадт в 1919 году, когда были утоплены два советских линкора и плавбаза лодок. Да, согласился англичанин, всякое бывало.

Тем не менее, продолжал он, ему очень нравится в Москве, и он очень сожалеет, что ему, видимо, вскоре придется покинуть столицу России. «Вас отзывают?» – поинтересовался нарком. Сименс помолчал, а затем, глядя прямо в глаза Кузнецову, ответил, что вскоре отзовут не только его, но и весь персонал посольства.

Взволнованный столь странным и непротокольным поведением английского атташе, адмирал Кузнецов немедленно доложил о состоявшемся разговоре Сталину. Однако Сталин знал гораздо больше, чем Кузнецов. На его столе лежало донесение советского посла в Лондоне Ивана Майского, которого накануне вызвали в Форин офис и вручили ноту, где говорилось, что «Правительство Его Величества, пристально наблюдая за действиями Советского Союза в Финляндии, выражает надежду, что у СССР хватит доброй воли, чтобы разрешить затянувшийся конфликт за столом переговоров и прекратить бессмысленное кровопролитие…»

Завершалась нота весьма витиеватой фразой, смысл которой, однако, был совершенно ясен:

«Правительство Его Величества искренне надеется, что Советский Союз не даст перерасти советско-финскому конфликту в войну гораздо большего масштаба с вовлечением в нее третьих стран».

Вместе с тем, по линии разведки советской стороне был подброшен документальный фильм, повествующий о суровых буднях далеких английских гарнизонов, раскиданных на бесчисленных базах необъятной империи. Фильм тут же прокрутили в личном кинозале Сталина. Кроме Сталина, к просмотру был допущен только Поскребышев, хотя в фильме, на первый взгляд, и не было ничего особенного.

Открывался он звуками марша «Правь, Британия морями!» По экрану плыли надстройки и мачты английских линкоров, расцвеченных флагами во время какого-то очередного королевского ревю в Спитхедде. Принцессы королевского дома, улыбчивые, пожимающие руки восторженным морякам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.