Революционная субкультура

Революционная субкультура

Идеологией антиправительственно настроенных граждан было так называемое народничество. У его истоков стояли А. И. Герцен и знаменитый бунтарь — анархист М. А. Бакунин. Это было социалистическое течение, порожденное европейскими революциями 1848 года. В тот год полыхнуло во Франции, Германии, Италии и Австро — Венгрии. Однако широкие массы трудящихся от этих революций не получили ровным счетом ничего. Поэтому Герцен и Бакунин были глубоко разочарованы в Европе. Им стало казаться, что ничего хорошего (с их точки зрения) там произойти не может. Оставалась Россия.

Идеология народничества сводилась к следующему. У России- де собственный путь, она сможет в своем развитии проскочить мимо капитализма, поскольку подавляющее число населения в ней составляют крестьяне и существует крестьянская община — коллективное землевладение. Народники полагали общину ячейкой будущего социалистического общества. Надо только убрать чуждую народу власть — а дальше всё будет хорошо.

Эти идеи начали распространяться перед 1861 годом. В те времена радикально настроенная молодежь ожидала, что освобождение крестьян вызовет революцию. Самое смешное, возникновению этих настроений активно способствовали представители противоположного лагеря — «крепостники», противники освобождения крестьян. Они всячески запугивали Александра II перспективой бунта в момент объявления «воли» — и запугали достаточно серьезно. Манифест об освобождении крестьян был подписан 19 февраля. Однако

«Его держали в секрете две недели только потому, что через неделю, 26 февраля, начиналась масленица. Боялись, что в деревнях пьянство в эти дни вызовет бунты. Даже масленичные балаганы перевели в этом году с Дворцовой площади на Марсово поле, подальше от дворца, из опасения народного восстания. Войскам были даны самые строгие инструкции, каким образом усмирять беспорядки».

П. А. Кропоткин, революционер

Однако все прошло, в общем, тихо.

«Если что-нибудь могло вызвать мятежи, то именно запутанная неопределенность условий, созданная законом. А между тем, кроме двух мест, где были возмущения, да небольших беспорядков, кое — где созданных главным образом непониманием, вся Россия оставалась спокойной — более спокойной, чем когда-либо. С обычным здравым смыслом крестьяне поняли, что крепостному праву положен конец, что пришла воля».

П. А. Кропоткин

Я не зря привел высказывания анархиста Кропоткина. Если уж он, жаждавший бури, пишет так, значит, так и было. Однако радикалы, ожидавшие революции, полагали, что не все потеряно. Дело в том, что в 1863 году должны были быть подписаны так называемые уставные грамоты, определявшие размеры отведенной крестьянам земли и взимавшихся за пользование ею повинностей. Полагали, что когда крестьяне осознают условия освобождения (а они на самом деле были очень тяжелыми), то все-таки взбунтуются. В 1861 году была создана организация «Земля и воля», которая объединяла кружки в 14 городах (всего около 300 человек). Однако ничего сделать землевольцы не сумели.

П. Г. Зайчневский (кстати, сын генерала) в прокламации «Молодая Россия» писал:

«Когда будет призыв «в топоры», тогда бей императорскую партию, не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам! Помни, что тогда, кто не с нами, тот будет против; кто против, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами».

В 1862 году жандармы повязали лидеров — писателя Н. Г. Чернышевского и критика и публициста Д. И. Писарева. Но что самое главное — и в 1863 году бунта не случилось.

Кроме того, большое разочарование вызвало поднявшееся в тот же год очередное восстание в Польше. К полякам российские радикалы относились с большим пиететом, как же — «борцы за свободу» Однако выяснилось, что основную движущую силу восстания составляют польские дворяне, которые прежде всего мечтают восстановить свои прежние вольности — то есть безграничную власть над «хлопами».[7] Кстати, царское правительство, осознав это, освободило тамошних крестьян на куда более льготных условиях, нежели в России. После этого ловить повстанцам было нечего. В общем, «Земля и воля» в 1864 году сама собой тихо сошла на нет.

Тем не менее народническая идеология продолжала распространяться. Александр И, кроме освобождения крестьян, провел некоторые либеральные реформы. Земского и городского самоуправления (именно тогда появились городские думы). Судебную — был отменен суд по сословиям, введен суд присяжных. Реформу образования — Университетский устав 1863 года вводил для высших учебных заведений частичную автономию университетов, а также выборность ректоров и деканов. И кое-что еще.

Однако радикалам хотелось большего, а точнее — всего и сразу. Правда, некоторое время не было ответа на главный вопрос: «Что делать?» Так что шестидесятые годы — это множество кружков, в которых шли бесконечные споры на тему «как нам обустроить Россию». Некоторое оживление вносили только многочисленные «студенческие истории»: ребята в вузах бузили по любому поводу и без оного.

Постепенно в добавление к прежним идеологам стали появляться новые. К примеру, Петр Ткачев, который называл свои взгляды «якобинством». Он вполне разделял основной постулат Бакунина, что народ — «коммунист[8] в душе», но полагал, что ему надо подмогнуть с помощью государственного переворота, осуществленного небольшой кучкой заговорщиков. Куда большую роль сыграл Петр Лавров, который полагал, что надо идти в народ и нести туда светлые идеи социализма.

При этом народнические кружки не делились по «измам». Сторонники всех идеологий уживались на одних и тех же тусовках. Не то чтобы мирно, но все же Н. А. Морозов, впоследствии видный революционер, оценивал эту среду «как студенческое движение протеста».

К концу шестидесятых народники более всего стали похожи на… молодежную субкультуру. Только, в отличие от хиппи или панков, эта субкультура была резко политизирована. Хотя и теперь такие есть — например, антиглобалисты или скинхеды и антифа.

Сходство между тем поразительное. Имелся даже такой важный признак современных субкультур, как собственная мода. Тогдашние бунтари носили длинные волосы, щеголяли в косоворотках и шароварах, в грубых сапогах. Наибольшим шиком считалось иметь дырявые сапоги. Плюс — широкополая шляпа. Откуда взялся последний атрибут, понять сложно, наверное — от итальянских революционеров Гарибальди, которые были очень популярны. В холодную погоду к этому добавлялся наброшенный на плечи шотландский плед. Таков был облик «нигилиста». Видок ничего себе — в «Сайгоне»[9] бы оценили.

Кстати, чаще всего этот термин — «нигилист» — употребляли те, кому субкультура не нравилась. Сами же народники его насмешливо адресовали тем своим товарищам, которые слишком увлекались «прикидом» и громкими речами на публику. А таких, разумеется, было много.

Имелись у народнической субкультуры и свои «культовые произведения». Самым главным был роман Чернышевского «Что делать?» При всех своих весьма сомнительных литературных достоинствах, книга продержалась в разряде «культовых» более четверти века! Так, она произвела огромное впечатление на семнадцатилетнего В. И. Ульянова, человека совершенно иного поколения.[10] А в шестидесятых — семидесятых годах книгой не просто зачитывались — многие пытались претворить изложенные там идеи в жизнь. К Чернышевскому подверстывался Писарев, который покорял своим отрицанием всяческих авторитетов. А остальные авторы — по вкусу.

Впечатление народническая литература производила сильное.

«Места тогдашних социально — революционных изданий, где возвеличивался серый простой народ, как чаша, полная совершенства, как скрытый от всех непосвященных идеал разумности, простоты и справедливости, к которому мы все должны стремиться, казались мне чем-то вроде волшебной сказки».

Н. А. Морозов

Главное разделение в этих кружках было на «радикалов» и «либералов». Правда, под вторым словом понималось не то, что впоследствии. Тогда уже имелись либералы в классическом понимании — сторонники демократии западного типа, но их было немного. В среде народников либералами называли тех, кто высказывался против резких движений. Их считали болтунами. Радикалам же хотелось действовать.