Золотой импульс
Золотой импульс
Но никакие балы и приемы не могли задушить основной инстинкт Ротшильдов. Бисмарк называл его «абсурдным желанием оставить каждому из своих детей (обычно многочисленных) такое же состояние, как и то, которое они унаследовали сами».
Бизнес оставался бизнесом, и его продолжали вести оставшиеся три дома. В Англии банк «Н.М. Ротшильд и сыновья» инвестировал огромные суммы в индийские шахты, финансировал алмазный доминион Сесила Родеса в Южной Африке. Все банковские и кредитные операции в Южной Африке осуществлялись с помощью Дома Ротшильдов. Гигантский необработанный алмаз до сих пор лежит на каминной полке в Партнерской комнате в Нью-Корте, а банк по-прежнему поддерживает тесные контакты с «Де Бирс». Во Франции банк «Братья Ротшильд» инвестировал средства в производство электроэнергии, в строительство и эксплуатацию Средиземноморской железной дороги, открыли филиалы в Северной Африке. Банк «Братья Ротшильд» контролировал добычу нефти в Баку и в течение ряда лет был главным конкурентом рокфеллеровского треста. В Австрии банк «Ротшильд и сыновья» при помощи знаменитого 6 %-го «золотого» займа расширил сферу своего влияния на Венгрию. Банк «Кредитанстальт», созданный для борьбы с банком «Кредит Мобилье», превратился в гигантский филиал семейного банка и серьезную финансовую силу, действующую во всех уголках империи Габсбургов.
Таким образом, Семейство не только продолжало поддерживать традиционную «тактику осьминога», но и свято хранило другую, еще более фундаментальную традицию.
Вчитаемся в отрывки из завещания Ансельма. Указания, которые он дает своим детям, и чувства, которые он выражает, являются отражением мыслей и чувств первого патриарха, составлявшего свое завещание под крышей франкфуртского гетто.
Вот что писал в 1874 году этот мудрый космополит и венский патриций: «Я предписываю всем моим дорогим детям жить постоянно в полной гармонии, не позволять ослабнуть семейным связям, избегать любых споров и ссор или судебных разбирательств; проявлять воздержанность и терпимость в отношении друг к другу и не давать злобным страстям захватить их… да последуют мои дети примеру их прославленных дедушки и бабушки; поскольку эти качества всегда обеспечивали счастье и процветание всего семейства Ротшильд, и пусть мои дорогие дети никогда не забудут эту семейную традицию. В соответствии с верованиями моего отца, деда моих детей, который так любил их… да пребудут они и их потомки постоянно в лоне… иудейской веры».
Затем следует рефрен, который повторяется во всех завещаниях Ротшильдов, начиная с самого первого, написанного на Еврейской улице: «Я категорически запрещаю моим детям, независимо от каких бы то ни было обстоятельств, предавать огласке опись моего имущества в суде или каким-либо другим образом… Я также запрещаю производить любые юридические действия, при которых предается гласности размер завещанного имущества, а также предавать его гласности каким-либо другим образом… Каждый, кто не будет следовать этим предписаниям или предпримет какие-либо действия, которые противоречат этим предписаниям, будет рассматриваться как член семьи, оспоривший мое завещание, и будет подвергнут за это наказанию».
В Лондоне Натти не только следовал всем заветам своего отца, но и восстановил традицию своего деда – при посещении биржи занимать место у «колонны Ротшильда» и стоять там неподвижно, опершись на нее. Ритуал предков был восстановлен полностью.
Ротшильды отнюдь не перестали быть «провозвестниками» европейских бирж, но теперь они часто повышали или понижали ставки через посыльного или по телеграфу. В 1873 году венский рынок ценных бумаг начало лихорадить. Это было связано с акциями ряда банков, имитаций успешного банка «Кредитанстальт». Цены на эти акции сначала резко поднимались, а потом падали с катастрофической быстротой. Наконец, на бирже появился агент Ротшильдов. Брокер, желавший как можно скорее продать, приблизился к нему и спросил, не желает ли тот приобрести пакет ценных бумаг на сумму полмиллиона.
– Полмиллиона? – громко переспросил агент. Толпа вокруг замерла. – Да все ваши банки, вместе взятые, сегодня столько не стоят.
Эти несколько слов, подкрепленные авторитетом Ротшильдов, привели к окончательному падению цен. Дюжина псевдобанков исчезла. Таким образом удалось преодолеть банковский кризис 1873 года.
Имя Ротшильд могло не только наводить ужас, но также вдохновлять и вселять надежду. В 1889 году Лондонский дом организовал открытую продажу акций своих рубиновых шахт в Бирме. На следующее утро после объявления лорд Натти не смог въехать на Сент-Суизин-Лейн. Улица, ведущая к Нью-Корту, была запружена народом. Банк впервые выставил на продажу акции горнодобывающих предприятий, и это тут же дало результат. Инвесторы со всего города ринулись вкладывать сбережения в проект Ротшильдов.
Натти с трудом смог пробраться к зданию – кучер и лакей прокладывали ему дорогу в толпе. Однако войти в контору обычным путем оказалось невозможно – все двери были заблокированы людьми. Тогда со второго этажа спустили приставную лестницу – и вот лорд Ротшильд, солидный, бородатый, в котелке, парадном костюме для утренних приемов, с цепочкой и цветком в петлице, торжественно поднялся по ней и проник в свой кабинет через окно, словно ночной вор.
Приставные лестницы лорду не понравились, поэтому в дальнейшем он предпочитал не организовывать публичных распродаж. Ротшильды были и остаются по сей день крайними индивидуалистами – они ведут дела согласно своим представлениям, требованиям и методам. Монархи обычно не устраивают давки на Сент-Суизин-Лейн, и Ротшильды предпочитают одного монарха сотням тысяч лавочников. (Классическим клиентом Банка Ротшильдов считается Леопольд I, король Бельгии. В 1848 году он доверил Французскому дому семейные капиталы на сумму пять миллионов франков. В 1865 году король умер – к этому моменту размер капитала достиг уже двадцати миллионов.)
К несчастью, XIX век подошел к концу – начинался век XX. Королей становилось все меньше, а лавочников – все больше. За счет этой многочисленной клиентуры жирели открытые банки. Но Ротшильды оставались верны себе – Семейство контролировало по крайней мере одно учреждение, основанное на деньги мелких вкладчиков, но никогда ни их симпатии, ни основное направление их бизнеса не сворачивало в эту сторону.
Итак, казалось, Семейство постепенно отходит на обочину деловой жизни, не теряя при этом ни грана своего великолепия. К нему в полной мере относилась поговорка «Солдат спит, а служба идет». Состояние всех ветвей Ротшильдов неуклонно автоматически возрастало – когда они спали, танцевали, упускали выгодные возможности или углублялись в научную деятельность. Ротшильды могли позволить себе все, что Ротшильды могли пожелать. Но риск им наскучил. Вскоре после своего героического восхождения на Нью-Корт Натти высказал свой взгляд на все виды биржевых операций: «Когда в течение дня я говорю «нет» на все предлагаемые мне схемы и предприятия, вечером возвращаюсь домой удовлетворенный и беззаботный».
Один великий герцог спросил однажды Натти, существует ли специальная методика, позволяющая без потерь делать деньги на бирже.
– Разумеется, существует, – ответил Ротшильд, – она состоит в умении продать достаточно рано.
В Вене Альберт часто цитировал своего деда, основателя Дома, Соломона: «Рынок – тот же холодный душ. Надо быстро входить и быстро выходить».
Время шло, и вода в душе становилась все холоднее. Следующие поколения Ротшильдов предпочитали даже не мочить ног. У них появились новые интересы. Они занялись наукой. Старший сын лорда Натти, Лайонел Уолтер, основал гигантский зоологический музей, Тринг. Коллекция музея, которая поддерживалась в прекрасном состоянии, состояла из четверти миллиона экземпляров птиц и двух миллионов насекомых, классифицированных, размещенных на стендах и снабженных подробным описанием. Многие образцы были уникальными, и встретить их можно было только в Тринге. Уолтер, выпускник Кембриджа и первоклассный ученый-натуралист, финансировал научные экспедиции, опубликовал ряд исследовательских работ и издавал научный журнал «Novitates Zoologicae» («Новости зоологии»), который высоко котировался в научной среде.
Коллекция блох, собранная в Тринге, не знала себе равных и привлекала внимание не одних только ученых. Остряки уверяли, что самые ценные образцы обошлись владельцу музея в десять тысяч фунтов, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что они сбежали из семейного банка.
Интересы жуков часто не совпадали с интересами бизнеса, о чем явно свидетельствует следующий факт. Уолтер, безусловно, выполнял свои обязанности в банке, но музей требовал всей его энергии, всего времени и, наконец, все больших расходов. Отец выделял ему щедрое содержание, но со временем оно перестало покрывать расходы на приобретение и содержание сотен тысяч экспонатов. Разумеется, Уолтер играл на бирже, но он не освоил самого главного – умения «достаточно рано продать». Результат – деньги пропали. Далее Уолтер не нашел ничего лучшего, как занять большую сумму и в качестве покрытия застраховать жизнь отца, втайне от него, на 200 000 фунтов. К несчастью, коммерческая хватка Уолтера была намного слабее его научных талантов. Он не смог предвидеть всех последствий своего проекта, поскольку не учел самого главного. Страховые компании часто разделяли крупные риски с другими фирмами. В данном случае риск был разделен с Объединенной страховой компанией, основанной Н.М. Ротшильдом, во главе которой стоял сам лорд Ротшильд.
Однажды, просматривая последние отчеты своей корпорации, он обнаружил страховой полис на себя самого, выпущенный собственным сыном. С этого момента Уолтер был освобожден от всех обязанностей в Нью-Корте. Однако впоследствии семейство могло гордиться карьерой таксидермиста Уолтера – он стал первым известным ученым в семье Ротшильд.
Несколько представителей Семейства из поколения Уолтера закончили жизнь трагически. Его брат, Натаниэль Чарльз, и венский кузен Оскар покончили с собой. Брат Оскара, Георг Ансельм, провел последние годы в психиатрической лечебнице. Соперники Семейства решили, что силы его иссякли. Старый лев одряхлел, решили они – и ошиблись. Все, кто попытался фамильярничать с ним, отскакивали окровавленные, со следами мощных когтистых лап. Лев, благодушно развалившийся на диванных подушках, мог, как и прежде, сгруппироваться и нанести смертельный удар.
Первым ощутил на своей шкуре когтистую лапу льва-Ротшильда французский депутат правого толка Банту. В 1876 году он организовал так называемый «Всеобщий союз» (Union General), некую смесь банка и антисемитской партии. В специальном заявлении сообщалось о намерении «объединиться с целью мощного рычага, на основе инвестиций католиков…». Разве не пора положить конец отжившей свое республиканской финансовой системе, к которой прочно присосались евреи? Все денежные христиане, в глубине души ненавидевшие придворных евреев Ротшильдов, с радостью восприняли предложенную концепцию. Каждый представитель реакции внес свою лепту в фонд Банту, который вскоре набрал четыре миллиона франков, свободных от каких-либо обязательств, то есть достаточно солидный начальный капитал. Затем Банту вступил в союз с Банком Лиона и Луары. Вместе они выпустили акции, цена которых мгновенно взлетела с 500 до 2000, а потом и выше. Теперь Банту был готов к полномасштабной священной войне – он распространил ее на Австрию и образовал прочные связи с Ландербанком, давним конкурентом ротшильдовского «Кредитанстальт». Таким образом Банту, сам того не подозревая, вступил на порочный путь Перейра, владельца банка «Кредит Мобилье». Как и в случае Перейра, Ротшильды предоставили врагам достаточно времени (не месяцы, как в прошлый раз, а несколько лет) для развития и расширения. Клан мрачно следил за действиями новоявленного врага.
В 1881 году клан начал действовать – как всегда, решительно и беспощадно. Ротшильды скупили пакеты акций противника, а затем сбросили их все одновременно, добившись резкого падения цены. Первый же мощный удар львиной лапы сшиб Банк Лиона. Банту воззвал о помощи. Он призвал на борьбу всех христиан (и все христианские деньги) – но напрасно. Между 5 и 20 января 1882 года акции «Всеобщего союза» упали на 2090 пунктов – 3050 до 950. И наконец, на Венской бирже грянуло черное воскресенье – Банту и большинство банков, вступивших с ним в союз, были уничтожены.
Остановить панику, охватившую финансовые рынки Европы, была способна только та сила, которая ее начала, – Ротшильды. И Ротшильды начали скупать акции – Банту больше не существовал, а Семейство и христианский мир выжили вместе.
Через восемь лет этот континентальный спектакль был вновь разыгран, с небольшими изменениями и на другой сцене – на Британских островах. Соперником Ротшильдов в Лондоне был не банк-однодневка, как «Всеобщий союз», а один из крупнейших и старейших коммерческих банков, Дом Баринга. Его глава, лорд Ревелсток, давно мечтал показать этим выскочкам Ротшильдам, где раки зимуют.
Идеальной возможностью для реализации его мечты, казалось, был аргентинский бум 1886 года. Мобилизовав все свои ресурсы и далеко превысив допустимые возможности, Дом Баринга не допустил участия Ротшильдов ни в одном из аргентинских проектов. Банк, например, полностью взял на себя реализацию десятимиллионного проекта по строительству моста, но, несмотря на все мыслимые усилия, не смог найти достаточное количество инвесторов.
На этот раз Семейство имело возможность не предпринимать никаких действий, Ротшильды просто ждали – плод должен был созреть. И вот осенью 1890 года в Английском банке было получено известие о том, что Дом Баринга не в состоянии покрыть взятые на себя обязательства на сумму 21 миллион фунтов.
Банк Баринга играл важную роль в обеспечении стабильности британской финансовой системы, и его падение могло привести к катастрофическим последствиям. Финансисты и промышленники Сити один за другим стали предоставлять гарантии банку Баринга. В роли спонсора выступил Английский банк, но все было напрасно – требовалась поддержка крупнейшей финансовой империи – Банка Ротшильдов.
Все взоры с нетерпением и надеждой были направлены на Партнерскую комнату в Нью-Корте. Какое решение примет Семейство на этот раз? Захочет ли оно поддержать своего главного конкурента?
Семейство поддержало Банк Баринга, и не на одном, а на двух уровнях. Оно предоставило гарантии – и своим именем, и своими капиталами. (Точную сумму частных инвестиций, потребовавшихся для разрешения кризиса, так никто никогда и не узнал.) Для поддержки тонущего врага Ротшильды подключили все свои мощные международные связи. Благодаря вмешательству Натти к решению задачи был привлечен Альфонс Парижский, который добился дополнительных трех миллионов фунтов золотом от Французского банка в качестве гарантий для Дома Баринга.
Задача была успешно решена – кредит доверия Лондона остался незыблемым. 15 ноября 1890 года управляющий Английским банком смог объявить о том, что Дом Баринга успешно ликвидировал все свои обязательства.
– Когда вы высказываете благодарность Английскому банку, – сказал он, – следует помнить о той необходимой и энергичной поддержке, которую нам оказали очень многие, и в первую очередь лорд Ротшильд, чье влияние на Французский банк обеспечило нам такую помощь… без которой мы не смогли бы обойтись.
Резюмируя все сказанное выше, можно уверенно констатировать, что Ротшильды по-прежнему представляли собой мощную силу не только в светских гостиных, но и на финансовых рынках мира. И это положение оставалось неизменным до тех пор, пока не раздались выстрелы в Сараеве.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.