Во дворце Мальборо

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Во дворце Мальборо

Самый грандиозный триумф Семейства – по иронии судьбы – стал возможен только благодаря упорному стремлению Ротшильдов не отступать от своей веры. Два старейших университета Британии, Оксфорд и Кембридж, в течение большей части XIX века допускали в свои стены только прихожан англиканской церкви. Каждый студент должен был произнести присягу на верность принципам англиканской церкви. Но если в Оксфорде студенты приносили клятву при поступлении на первый курс, в Кембридже – перед выпускными экзаменами. Поэтому Натти, Лео и Альфред поступили в Тринити-колледж в Кембридже (чтобы получить образование, а не диплом об окончании). Даже в наши дни, когда все ограничения на религиозной почве уже устранены, Ротшильды по традиции учатся в Кембридже. А в 1850-х годах это обстоятельство свело их с веселым кембриджским студентом Берти, которого также знали как принца Уэльского.

Дружба между будущим королем Англии и внуками ученика из гетто возникла внезапно, быстро окрепла и прошла через всю их жизнь. Тесное общение Берти с Натти, Лео и Альфом, а потом и с Ферди (австрийским Ротшильдом, Фердинандом) вызывало много толков. О приятелях сплетничали газеты, это огорчало управляющего королевским двором, министры твердили ее величеству, что такая дружба не доведет до добра, что принц может непреднамеренно сообщить государственные секреты частной фирме, и так далее, и тому подобное… Но все выходило совсем наоборот. Берти получал от Ротшильдов самую свежую информацию и часто знал больше премьер-министра. Эта дружба волновала все слои общества в Англии и евреев по всему миру.

День за днем дворцовый вестник сообщал, что принц Уэльский посетил лорда Ротшильда в Тринге, охотился с господином Леопольдом Ротшильдом в Лейтон-Баззард или плавал на яхте с господином Фердинандом Ротшильдом в Рэмсгейте. Ротшильды гораздо чаще многих аристократических семей могли написать на приглашении на свой званый вечер: «…и будете иметь честь приветствовать Его Высочества Принца и Принцессу Уэльских…» И в час испытаний, когда Берти предстал перед судом в качестве свидетеля по делу о разводе, утешал его не кто иной, как Альфи. Звуки его фортепиано скрасили бессонную ночь в клубе «Амфитрион».

Но еще чаще друзья встречались во дворце Мальборо, где Берти окружил себя своим собственным, невикторианским двором. Здесь произносили тосты, вальсировали, делали ставки, одалживали друг другу деньги – бурлил золотой век. «Мальчики дворца Мальборо» стали примером для золотой европейской молодежи, а мальчики-Ротшильды были неотъемлемой частью этой компании, которая, несмотря на свое видимое легкомыслие, сделала королевскую семью гораздо более популярной.

Это признала и сама королева, но потребовалось еще много усилий со стороны трех братьев Ротшильд, а также участие четвертого – Ферди – для того, чтобы Виктория сделала первое движение в сторону Семейства.

Здесь надо сказать несколько слов о самом Ферди, представителе австрийской ветви. Он женился на Эвелине, сестре Натти, Лео и Альфи. Эвелина умерла при родах через 18 месяцев после свадьбы, и Ферди решил остаться в Англии. Он превратился в типично английского Ротшильда: построил дом в Лондоне неподалеку от своих кузенов, стал членом палаты общин от Эйлсбери, когда Натти перекочевал в палату лордов. Он основал детскую больницу имени Эвелины Ротшильд в Лондоне и школу имени Эвелины Ротшильд в Иерусалиме. На Рождество он посылал по фазану каждому возчику Лондона, а те в благодарность прикрепляли ленты с цветами Ротшильдов – синим и желтым. Он был эксцентричен и щедр одновременно. Часто он устраивал балы, причем приглашения рассылал в самый последний момент, так что дамы не успевали обзавестись новыми вечерними туалетами. Ферди компенсировал эти неудобства тем, что заказывал им новые туалеты у лучших кутюрье к следующему балу.

Но самое главное его чудачество дало Южной Англии один из красивейших ландшафтов. В 1874 году Ферди приобрел у герцога Мальборо Лодж-Хилл, один из самых заброшенных и пустынных уголков Бакингемшира. Ротшильда восхитил вид с вершины холма. 2700 акров земли обошлись ему в 200 000 фунтов при покупке, а затем потребовали все новых и новых финансовых вливаний. Чтобы сделать место пригодным для жизни, пришлось срыть вершину холма, подвести воду из водоема, находящегося в 14 милях от Лодж-Хилла, построить небольшую железную дорогу, чтобы доставлять грузы от станции к месту строительства, привезти из Нормандии лошадей-тяжеловозов, которые поднимали все необходимое по склонам.

Затем надо было осушить болота, провести ирригацию, насадить деревья. Ферди любил каштаны – и завез сотни взрослых каштанов, каждый из которых приходилось тащить 16 лошадям, и множество кустарников.

На крутых склонах были устроены террасы. И вот заброшенное пустынное место превратилось в парк с аллеями, огромными цветочными клумбами, фонтанами, скульптурными группами, выполненными Жирардоном, известнейшим скульптором XVII века, и вольерами для птиц.

Когда ландшафт был готов, Ферди задумался о том, какое здание подойдет к нему лучше всего. Он рассматривал антологии европейской архитектуры и выбрал все лучшее, характерное для его любимых старинных замков. Замок должен был иметь две башни, как в замке де Ментенон, мансардные окна, как в замке Анет, трубы – как в замке Шамбор и лестницы – как в Блуа.

Для внутренней отделки были доставлены оригинальные стенные панели из Европы, приобретено два полотна Гварди с видами Венеции, ковры Бовэ и севрский фарфор, полотна Гейпатера, Ван Хейдена, не говоря уже о Ватто и Рубенсе, приобретенных позже наследниками.

Не прошло и десяти лет, как на фоне типично английского ландшафта возник роскошный французский мираж, сверкающий белым мрамором. В замке было 222 комнаты, и по сей день он остается абсолютно непревзойденным образцом нестандартного уюта.

Весь мир смотрел и восторженно замирал. На субботне-воскресных званых вечерах (термин «уик-энд» в конце XIX века еще не был изобретен) хозяин собирал персидского шаха, германского императора, Генри Джеймса, Роберта Браунинга (в гостевой книге вы найдете росписи Ага-хана и серии премьер-министров от Бальфура до Уинстона Черчилля). Берти обессмертил лестницу из Блуа, сломав на ней свою царственную лодыжку.

Слухи об этом уникальном явлении достигли ушей ее величества королевы Виктории, и 14 мая 1890 года она совершила невиданный поступок – она нанесла частный визит. Виктория хотела собственными глазами увидеть, что соорудил этот Ротшильд на месте срытого холма. Небольшой инцидент испортил впечатление. Лорд Хартингтон, впоследствии герцог Девонширский, совершил оплошность – вместо того чтобы поцеловать королеве руку, он ее пожал. В результате в дальнейшем во время визита она уже никому не протягивала руки. Королеву провезли по всему поместью, потом она осмотрела дворец – все галереи, вестибюли, гостиные и не могла не согласиться с другими посетителями.

– Хозяин был восхитителен, – заявила она, – так же как и само место.

Этот день растопил ее сердце. Виктория стала тепло относиться к Семейству. Бывая на континенте, она часто навещала Алису, сестру Ферди. Она даже использовала курьеров Ротшильдов для пересылки своих частных сообщений – она считала их курьеров более надежными, чем дипломатические каналы. Степень ее доверия к Семейству стала очевидна после ее смерти, когда Натти, назначенный доверенным лицом по распоряжению имуществом Дизраэли после его смерти, обнаружил несколько «чрезвычайно частных писем», написанных королевой «ее дорогому премьер-министру». Натти взглянул на письма и переслал их королю Эдуарду, который один раз сам внес коррективы в письма матери (а не наоборот), – Эдуард письма сжег.

Эта дружба никак не ослабила преданности Ротшильдов к иудаизму. Напротив, иногда казалось, что в опасности находится англиканская церковь. 19 января 1881 года принц вызвал настоящую бурю возмущения, явившись на церемонию бракосочетания Лео в главную синагогу на Грейт-Портленд-стрит. Ему понравилась кошерная еда на свадебном ужине, и он беззаботно хохотал над еврейскими анекдотами. Впоследствии они стали его страстью, а поскольку Натти разделял эту слабость принца, Лондонский дом Ротшильдов стал не только крупным международным центром, но также крупнейшим центром, где коллекционировали рассказы про Мойшу и Изю.

Писали, что один из иностранных дипломатов, барон фон Экардштейн, получил от Ротшильдов специальное поручение – собирать и передавать им еврейские анекдоты, которые рассказывали за границей, особенно каламбуры с Берлинской биржи. Экардштейн не только собирал их, но и передавал по телеграфу в Нью-Корт, откуда они немедленно поступали во дворец Мальборо.

Архивариусы Лондонского банка, которые заботливо охраняют множество секретов, сохранили также остроумные еврейские анекдоты, переданные по телеграфу благородным прусским дворянином.

Кое-что было сделано. Еврейский вопрос был поставлен в повестку дня Ревельского совещания. Английский посол в Петрограде писал Натти: «Из моего отчета вы увидите, что русский премьер-министр обдумывает возможные улучшения, которые должны коснуться многих евреев в России».

Примерно в это время лондонский раввин сказал следующее: «В отличие от христиан мы, евреи, не признаем мессию, но святое Семейство у нас есть». Продолжив эту мысль, можно сказать, что у евреев было не одно, а несколько святых семейств, ведь кроме английских Ротшильдов были и другие. Итак, чтобы завершить ротшильдиану конца века, отправимся во Францию и Австрию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.