ЧЕТВЕРГ, 26 ИЮНЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЧЕТВЕРГ, 26 ИЮНЯ

Именно в этот день, в 9 часов утра, в соответствии с решением командования Юго-Западного фронта должен был начаться контрудар четырех мехкорпусов фронта по прорвавшейся к Дубно танковой группировке противника. Именно этот день и стал первым днем танкового сражения.

Прежде чем приступить к подробному описанию хода и результата этой операции, постараемся как можно точнее представить итоги четырехдневного оперативного развертывания советских войск, их дислокацию, а также состав и расположение сил противника. Никакой линии фронта, в прямом смысле этого слова, на Западной Украине в тот день не существовало. Были отдельные районы боевых действий, отдельные рубежи обороны не потерявших еще боеспособность частей 5-й и 6-й армий, а также дороги и мосты, по которым (часто вперемешку друг с другом) двигались механизированные колонны танковых дивизий вермахта и Красной Армии.

В целом ситуация на северном фланге Ю-3. ф. сложилась следующим образом (см. Карта № 4). На правом фланге 5-й армии, в лесисто-болотистом районе украинского Полесья, немецкая пехота медленно продвигалась в направлении Ковеля. В полосе обороны 6-й армии немецкая пехота оттеснила советские войска на 40—50 км от границы, на рубеж городов Яворов и Жолкев (Нестеров).

На направлении главного удара, в узком 50-километровом «коридоре» на стыке 5-й и 6-й армий, наступали два танковых корпуса противника: 3-й ТК в составе 14-й и 13-й танковых и 25-й моторизованной дивизии и 48-й ТК в составе 11-й и 16-й танковых и 16-й моторизованной дивизий. Они двигались по двум практически параллельным маршрутам: 3-й ТК — в направлении Луцк — Ровно, 48-й ТК — на Берестечко — Дубно. К исходу дня 25 июня немецкие танковые колонны растянулись на десятки километров, так что указать какое-то точное местонахождение каждой из вышеперечисленных дивизий практически невозможно. Наибольшего продвижения добился 48-й ТК: наступающая в первом эшелоне 11-я тд, заняв главными силами Дубно, передовыми отрядами уже наступала на Мизоч — Острог, а дивизии второго эшелона корпуса (16-я танковая и 16-я моторизованная) растянулись на 50 км вдоль дороги Берестечко — Козин — Кременец (см. Карта № 6).

3-й ТК вермахта, встретивший на Луцком шоссе в первые дни войны упорное сопротивление советских войск, ценой больших потерь занял 25 июня Луцк, но с ходу продвинуться дальше на Ровно не смог. Тогда немецкое командование решило несколько «перестроить ряды»: 14-я тд и 25-я мд начали с боями прорываться на северо-восток, к реке Горынь, в районе Цумань — Клевань — Деражно, а 13-я тд ушла на юг к Дубно, вероятно, с целью выхода на шоссе Дубно — Ровно (см. Карта № 5).

Таким образом, три из четырех немецких танковых дивизий (13, 14, 16-я) оказались утром 26 июня сосредоточенными в окрестностях города Дубно. К началу боевых действий в составе этих трех дивизий числилось всего 438 танков, в том числе 139 Pz-III с 50-мм пушкой и 60 Pz-IV. Вот и все силы противника, которые теоретически могли бы принять участие в «крупнейшем танковом сражении у Дубно». На самом деле, с учетом потерь, понесенных немцами за четыре дня наступления, боеготовых танков у них должно было оставаться еще меньше. Что же касается еще одного танкового корпуса (14-го ТК в составе 9-й тд и двух моторизованных дивизий войск СС), входившего в состав 1-й ТГр вермахта, то он находился в резерве командующего группой и к этому времени не перешел еще советскую границу — причем по самой простой причине. 26 июня Гальдер делает в своем дневнике следующую запись: «Находящийся еще в резерве танковый корпус фон Виттерсгейма нельзя двинуть на фронт вследствие крайне плохих дорог, которые и без того перегружены обозом и не могут быть использованы для переброски танков...» [12].

Что могло реально противопоставить этим силам противника командование Юго-Западного фронта?

22-й МК был уже разгромлен, 16-й МК передан в состав Южного фронта, малочисленный и плохо укомплектованный 24-й МК оставался во фронтовом резерве, самый мощный 4-й МК под руководством Власова и Музыченко просто игнорировал приказы командования фронта и от участия в намеченном контрударе самоустранился. Таким образом, утром 26 июня принять участие в танковом сражении могли бы четыре мехкорпуса: 9, 19, 15 и 8-й. Клин, вбитый немецкими танковыми дивизиями от Радехова до Дубно, разделил ударную группировку Юго-Западного фронта на две неравные части: слабую «северную» (9-й МК Рокоссовского и 19-й МК Фекленко) и несравненно более мощную «южную» (8-й МК Рябышева и 15-й МК с приданной ему 8-й танковой дивизией 4-го МК).

Даже с учетом потерь и неразберихи первых дней войны Юго-Западный фронт все еще располагал огромными силами. В составе одной только «южной» ударной группировки к началу войны числилось более 1,5 тыс. танков. Бесспорным было и качественное превосходство: полтысячи новейших КВ и Т-34 против двухсот средних (во всех смыслах слова «средний») танков Pz-III и Pz-IV в трех танковых дивизиях немцев.

Первоначально (Боевой приказ штаба фронта № 0015 от 21.00 24 июня) командование Ю-3. ф. планировало начать контрнаступление утром 25 июня, но, убедившись в том, что 8-й мехкорпус и 8-я танковая дивизия 4-го мех-корпуса не успевают даже выйти в исходный район (не говоря уже о времени, необходимом для рекогносцировки местности и разведки противника), перенесло начало контрудара на утро 26 июня. Боевой приказ штаба фронта № 0016 гласил:

«1. К вечеру 25.6.41 г. противник сосредоточил в районе Радзехув до двух-трех танковых и одной моторизованной дивизий.

Основная задача войск правого крыла Юго-Западного фронта — разгром в течение 26.6.41 г. радзехувской группировки противника.

2. Главный удар по механизированной группе противника нанести 8-м и 15-м механизированными корпусами, последний с 8-й танковой дивизией, в соответствии с задачами, поставленными этим соединениям приказом № 0015 на 25.6.41 г. Исходное положение для атаки занять к 4.30 26.6.41 г. Начало атаки - 9.00 26.6.41 г.

Военно-воздушным силам фронта с 4 часов начать бомбометание по местам скопления танков противника с целью максимального подавления к началу атаки. Атаку предварить и сопровождать мощными ударами с воздуха.

3. Командующему 5-й армией генерал-майору Потапову объединить под своим командованием 9-й и 19-й механизированные корпуса и занять ими исходный рубеж для атаки на фронте Грудек, Рымно (оба пункта 8 км юго-западнее Луцка) с целью содействовать 8-му и 15-му механизированным корпусам в разгроме радзехувской группировки атакой вдоль железной дороги (Луцк, Броды). Исходный рубеж занять к 4.30 26.6.41 г. Начало атаки — 9.00 26.6.41 г.

4. Обозначение своего расположения танками — серия красных ракет. Опознавательные знаки авиации — покачивание на левое крыло» [29, стр. 28].

Приказ № 0016 не мог быть выполнен даже теоретически: танковая группировка противника уже покинула район г. Радехов и ушла на восток, к Дубно, и далее. Указанный исходный рубеж для атаки «северной» группировки (Грудек — Рымно, юго-западнее Луцка) был день назад занят противником; что же касается 9-го и 19-го МК, то они еще только выходили в район г. Ровно (т.е. находились в 60—80 км восточнее указанного им исходного района). В результате вместо предусмотренного в приказах № 0015 и 0016 удара с юга и с севера в общем направлении на Берестечко «южная» группировка пыталась наступать от Броды на Берестечко, а «северная» — от Ровно на Дубно.

Уже одно это несовпадение затрудняло организацию взаимодействия «южной» и «северной» группировок. В реальности же никакого взаимодействия не было вовсе.

Судя по документам командования мехкорпусов и послевоенным мемуарам оставшихся в живых генералов, командование Ю-3. ф. даже не поставило командиров в известность о планах и действиях соседей. Так, бывший командир 8-го МК генерал Рябышев пишет, что только во второй половине дня 27 (двадцать седьмого) июня на командный пункт корпуса «прибыл начальник автобронетанковых войск фронта генерал-майор Р.Н. Моргунов.

Он сообщил, что с северо-востока на Дубно должны наносить контрудар по противнику 9-й мехкорпус генерал-майора К.К. Рокоссовского из района Клевань, а 19-й мехкорпус генерал-майора Н.В. Фекленко — из района Роено.

Эта информация для меня была неожиданной. Затем генерал Моргунов уехал в 15-й мехкорпус, и никаких распоряжений от него не последовало...» [113].

В докладе о боевых действиях 43-й танковой дивизии (19-й МК) читаем:

«...за все время марша, вплоть до 26.6.41 г., никакой информации от высших штабов о положении на фронте штаб дивизии не имел». А что же изменилось после 26 июня? Читаем дальше: «...никаких данных о противнике и действиях наших частей на фронте штаб дивизии не имел, наша авиация также для ориентирования по обстановке ничего не дала...» [28, стр. 236, 237].

Дважды Герой Советского Союза B.C. Архипов — в те дни командир разведбата 43-й танковой дивизии — в своих воспоминаниях пишет:

«...когда вечером 26 июня... наша дивизия вышла к Дубно, никто из нас не знал, что с юга успешно продвигается к нам навстречу 8-й мехкорпус генерала Д.И. Рябышева... Подобная ситуация повторилась и на следующий день, когда мы и наши соседи, стрелки 36-го корпуса, вышли на подступы к Дубно, но не знали, что в город уже ворвалась 34-я танковая дивизия полковника И.В. Васильева из 8-го мехкорпуса...» [109].

В мемуарах маршала Рокоссовского читаем:

«...Никому не было поручено объединить действия трех корпусов. Они вводились в бой разрозненно и с ходу... По отдельным сообщениям в какой-то степени удавалось судить о том, что происходит на нашем направлении. Как идут дела на участках других армий Юго-Западного фронта, мы не знали. По-видимому, генерал Потапов был не в лучшем положении. Его штаб за все время, что я командовал 9-м мехкорпусом, ни разу не смог помочь нам в этом отношении...» [111].

К этому следует добавить и то, что все командиры во всех отчетах в один голос говорят об отсутствии какого-либо взаимодействия с авиацией, которая не только не «сопровождала атаку мощными ударами с воздуха», но и не обеспечила наступающие танковые части истребительным прикрытием и разведывательной информацией. Разумного объяснения этому найти совсем уже невозможно, так как авиация Ю-3. ф. насчитывала к 24 июня без малого тысячу самолетов [190]. Где же они были? Куда летали? Какая в эти дни могла быть более важная задача, нежели поддержка наступления ударной танковой группировки фронта?

Вернемся, однако, к последовательному изложению событий.

Ранним утром 26 июня из района южнее Ровно двинулась в бой 43-я танковая дивизия 19-го мехкорпуса (см. Карта № 5). К сожалению, загадочный «танковый падеж» не обошел стороной и эту, покрывшую себя в те трагические дни неувядаемой славой дивизию: из 237 танков, имевшихся в наличии до начала боевых действий, в атаку пошла сводная танковая группа в составе 2 танка КВ, 2 танка Т-34 и 75 танков Т-26.

О том, как развивались события, мы узнаем из сохранившегося доклада командира 43-й тд полковника И.Г. Цибина:

«...командование 43-й дивизии остановило отступающую пехоту и артиллерию 228 стрелковой дивизии, расположило их и отдало приказ о вступлении в бой совместно с танковой дивизией. После восстановления необходимого порядка было принято решение на немедленную атаку...

Артиллерия дивизии (43-й гап), двигавшаяся на тракторной тяге со скоростью 6 км в час, находилась еще в пути и к началу атаки открыть огонь не могла. В распоряжении дивизии не было представлено ни одного самолето-вылета, так что получить какие-либо данные о том, что происходит в глубине обороны противника, штаб дивизии не мог, в то время как авиация противника продолжала господствовать в воздухе, корректировала огонь и вела наблюдение за нашими действиями...

В 14.00 танки дивизии выступили в атаку, имея впереди два танка КВ и два танка Т-34, с ходу развернулись и ураганным огнем расстроили систему ПТО и боевой порядок вражеской пехоты, которая в беспорядке начала отступать на запад. Преследуя пехоту противника, наши танки были встречены огнем танков противника из-за засад и с места, но вырвавшимися вперед КВ и Т-34 (которых в этой дивизии было всего четыре штуки. — М.С.) танки противника были атакованы, а вслед за ними — и танками Т-26...

Танки противника, не выдержав огня и стремительной танковой атаки, начали отход, задерживаясь на флангах, но быстро выбивались нашими танками, маневрировавшими на поле боя. Танки KB и Т-34, не имея в достаточном количестве бронебойных 76-мм снарядов, вели огонь осколочными снарядами и своей массой давили и уничтожали танки противника и орудия ПТО...

Бой длился около 4 часов... Противник, отходя в Дубно, взорвал за собою мосты, лишив таким образом дивизию возможности прорваться в Дубно на плечах его отходящей пехоты...» [28, стр. 237-239].

Быть может, с некоторым преувеличением, но зато гораздо нагляднее описывает этот день командир разведывательного батальона 43-й тд B.C. Архипов (вступивший в войну уже в звании Героя Советского Союза и закончивший ее дважды Героем). В своих воспоминаниях он пишет:

«...когда вечером 26 июня мы гнали фашистов к Дубно, это уже было не отступление, а самое настоящее бегство. Части 11-й танковой перемешались, их охватила паника. Она сказалась и в том, что кроме сотен пленных мы захватили много танков и бронетранспортеров и около 100 мотоциклов, брошенных экипажами в исправном состоянии. На подходе к Дубно, уже в сумерках, танкисты 86-го полка разглядели, что к ним в хвост колонны пристроились восемь немецких средних танков — видимо, приняли за своих. Их экипажи сдались вместе с машинами по первому же требованию наших товарищей. Пленные, как правило, спешили заявить, что не принадлежат к национал-социалистам, и очень охотно давали показания. Подобное психологическое состояние гитлеровских войск, подавленность и панику наблюдать снова мне довелось очень и очень не скоро — только после Сталинграда и Курской битвы...» [109].

Чудо, конечно же, не произошло. Дивизия Цибина, еще до боя превратившаяся фактически в батальон легких танков, не смогла взять Дубно и разгромить стянутые к этому городу две танковые (11-ю и 13-ю) дивизии противника. Еще менее успешно развивалось наступление 40-й танковой дивизии 19-го мехкорпуса. Дивизия эта была «танковой» только по названию — из 158 боевых машин 139 были легкими танкетками Т-37 с пулеметным вооружением (дивизия только начала свое формирование, и пулеметные танкетки использовались как учебно-боевые машины). К северу от Дубно, на рубеже реки Ик-ва, 40-я танковая дивизия была разгромлена во встречном бою с частями 13-й танковой и 111-й пехотной диви-1ий вермахта. Не многим смог помочь и наступающий с севера 9-й мехкорпус (точнее говоря — две его недоукомплектованные дивизии без артиллерии и мотопехоты). В хо-пе боя 26 июня корпус Рокоссовского так и не смог прорвать оборону 299-й пд вермахта и выйти на соединение с 40-й танковой дивизией 19-го мехкорпуса.

В последующие два дня положение «северной» группировки советских войск значительно ухудшилось. Немцы, подтянув из района Луцка 14-ю танковую и 25-ю метризованную дивизии, сами перешли в наступление от Дубно на Ровно и далее к реке Горынь. Рокоссовский вспоминает:

«...выехав с группой офицеров штаба на высотку в расположении ведущих бой частей 20-й танковой дивизии, я наблюдал движение из Дубно в сторону Ровно огромной ко-юнны автомашин, танков и артиллерии противника.

А к нашему рубежу обороны с юга шли и шли немецкие части...»

С тяжелыми боями остатки 9-го и 19-го мехкорпусов к 28 июня были отброшены на 40—70 км от Дубно, в район Клевань — Тучин — Гоща, где они и закрепились на рубеже реки Горынь. Город Ровно — административный центр и важный дорожный узел Западной Украины — был захвачен противником. И тем не менее свою часть общей задачи бойцы и командиры Рокоссовского и Фекненко выполнили: малочисленная и плохо вооруженная «северная» группировка отвлекла на себя три из четырех танковых дивизий 3-го и 48-го корпусов вермахта, тем самым в огромной степени облегчив положение гораздо более мощной «южной» группировки. Образно говоря, отчаянная атака 19-го и 9-го мехкорпусов заставила немцев повернуться лицом на северо-запад, подставив тем самым свою почти ничем не защищенную спину под удар огромного танкового «колуна» 15-го и 8-го мехкорпусов.

Вероятнее всего, немцы тогда этого не понимали. Странно и прискорбно, что и командиры Красной Армии, судя по всему, не знали ни реального соотношения сил, ни всей выгоды своего положения. Вот как комиссар 8-й МК Попель описывает в своих воспоминаниях совещание, которое происходило в штабе корпуса накануне наступления:

«...Завтра занимаем исходный район и во взаимодействии с корпусом Карпезо (15 МК) наносим фланговый удар по группировке противника, состоящей, если верить разведке, из пяти танковых (???) и четырех механизированных дивизий... Я прикидывал на клочке бумаги — пять танковых и четыре механизированных — примерно две тысячи (???) танков... Численный и технический перевес (???) немцев заставлял нас...» И т.д.

Фраза о «техническом превосходстве немцев», увы, не случайна. Приведем еще один фрагмент из воспоминаний Попеля:

«...Немцы пристреляли мост, и прямо в лоб переправляющемуся танку врезается снаряд... А он как ни в чем не бывало сворачивает направо и направляется в нашу сторону. Выходит, противотанковые пушки немцев не берут лобовую броню. Полезное открытие! Оно поднимает дух наших людей...» [105].

Полезное открытие ??? Советский Союз еще в тридцатые годы закупил в Германии эту самую 37-мм противотанковую пушку! Причем когда в ходе полигонных испытаний выяснилось, что реальная бронепробиваемость оказалась ниже заявленной, то начался большой скандал (оказалось, что советские стандарты на оценку бронепробиваемости были значительно жестче немецких) [87]. И для чего же тогда комиссия Тевосяна объездила в 1940 г. все немецкие танковые заводы? Для чего тогда был закуплен лучший на ту пору немецкий танк Pz-III, для чего гоняли его на испытательном полигоне в Кубинке? Куда же пошли результаты этих испытаний, в ходе которых с «тройки» сняли все характеристики, вплоть до шумовых? Получается, что все эти протоколы, украсившись грозными грифами «совершенно секретно», просто легли мертвым грузом в сейфы?

После того как 8-й МК вынужден был потратить четыре дня на бессмысленные марши, командование фронта потребовало начать немедленное наступление. Выбор направления удара (от Брод на Берестечко) по меньшей мере странный. Даже на современной карте автомобильных дорог Украины между этими городами невозможно обнаружить ни одной приличной дороги. Местность покрыта лесом со множеством мелких речушек. А от Брод на Дубно идет главная магистраль, идет по совершенно открытой местности — ни одного «зеленого» пятна на карте...

Корпусу пришлось начать атаку без рекогносцировки, без серьезной разведки противника, без артподготовки. От обещанной авиадивизии в небе до конца дня так и не появилось ни одной эскадрильи. Фактически развернутые левее полосы наступления мехкорпуса две стрелковые дивизии (139-я и 141-я), как пишет Попель, «и слыхом не слыхали о наступлении корпуса. А могли бы очень помочь». Сосед слева — 15-й мехкорпус — продолжал судорожные метания по лесу в районе Буек — Топорув и в атаку 26 июня так и не пошел. Именно вечером 26 июня и произошел кошмарный инцидент с закапыванием в землю живого командира 15-го МК, после чего корпус потерял боеспособность и на весь следующий день (наступление на Берестечко 15-го МК начал только в полдень 28 июня). 8-я танковая дивизия 4-го мехкорпуса, переданная в оперативное подчинение 15-го МК, все еще ползла со средней скоростью 20 км в сутки от Львова к

Буску и в контрударе 26 июня никакого участия не приняла...

И тем не менее — «против лома нет приема». Несмотря на всю безобразную подготовку и организацию наступления, даже действуя в одиночку, 8-й мехкорпус достиг 26 июня некоторого успеха.

12-я танковая дивизия генерал-майора Т.А. Мишанина при поддержке артиллерии и мотопехоты преодолела заболоченную местность и к 11 часам утра форсировала речку Слоновку. К 16 часам в ожесточенном бою 24-й танковый полк этой дивизии захватил селение Лешнев (20 км к северу от Брод). У Лешнева произошел и первый танковый бой, после которого — как следует из мемуаров Попеля — немногие уцелевшие немецкие танки вынуждены были спасаться бегством: «Немцы дрогнули и под прикрытием взвода Pz-IV пустились наутек. Бежали откровенно, беспомощно, трусливо... Наши КВ потрясли воображение гитлеровцев...»

В документе (Доклад командира 8-го МК о боевых действиях корпуса с 22 по 29 июня 1941 г.) события 26 июня описаны гораздо более сдержанно:

«...Корпус атаковал обороняющиеся части 16-и бронетанковой дивизии противника в общем направлении Броды, Берестечко, Боремель, но, встретив организованное сопротивление противника, прикрывавшегося непроходимой для танков болотистой рекой и уничтожившего все переправы через эту реку, развить темп наступления не смог.

Части 12-й танковой дивизии, атакуя противника, форсировали р. Слонувка и вышли в район артиллерийских позиций, захватив к исходу дня высоты севернее Лешнюв и уничтожив при этом 3 батареи и 4 танка противника.

В этом бою 12-я танковая дивизия понесла большие потери в личном составе и материальной части: 8 танков было подбито в бою, 2 танка завязли в болоте, кроме того, авиацией противника были уничтожены все тракторы артиллерийского полка и большая часть орудийных расчетов.

34-я танковая дивизия к исходу дня овладела районом Хотын, Редкув, Коморувка, уничтожив при этом 3 батареи, 2 батальона мотоциклистов, захватила два штаба батальонов и 4 танка противника... В этом бою 34-я тд потеряла 5 танков, из коих 4 танка были подбиты противником и 1 танк сгорел...» [28, стр. 167].

Как бы то ни было, но корпус наступал, и до Берестечко оставалось менее 20 км. Казалось бы, еще немного — и наметившийся успех можно будет превратить в прорыв оперативного масштаба. И это отнюдь не дилетантские прожекты. Генерал Рябышев в своих послевоенных мемуарах пишет:

«...Обстановка для 8-го мехкорпуса складывалась благоприятно. Прикрывалась группировка немцев не сплошь, а на отдельных участках, ее войска были разбросаны на дорогах. В отличие от этого, соединения 8-го мехкорпуса занимали выгодное положение на флангах и в тылу вражеских диви-шй... Отправляя в штаб фронта донесение об успешных действиях корпуса, я полагал, что командующий примет решение развить успех корпуса, разгромить врага и отбросить его к границе (выделено мной. — М.С.)» [113].

Стоит отметить и тот отрадный факт, что успех был достигнут ценой минимальных (в сравнении с исходной численностью) потерь боевой техники: 12-я танковая дивизия потеряла в бою 8 танков, еще два завязли в болотах, потери 34-й тд составили всего 5 танков. Теперь оставалось добиться, наконец, активных действий от мечущегося по лесам 15-го мехкорпуса, наладить взаимодействие с пехотой и артиллерией, прикрыть наступающие ганки с воздуха — и тогда спасти немцев от разгрома могло только чудо.

Чудеса иногда случаются. Чаще всего их делают сами поди. Помните, как в книжках про стародавние времена пишут: положил преступник голову на плаху, взмахнул палач топором — а тут как раз и скачет гонец с указом «нашего доброго короля» о помиловании... Нечто подобное и произошло в ночь с 26 на 27 июня 1941 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.