Возвращение блудного деда
Возвращение блудного деда
Впрочем, многое получая, Дайчин платил сторицей и был не халявщиком, а партнером, хотя, разумеется, младшим. Как писал Григорий Прозрителев, «…с самого начала своей жизни в России и особенно при его правлении калмыки явились фактически пограничным войском. Русское правительство, учитывая все выгоды такого положения калмыков, весьма искуснопользовалось их военными услугами…» В первую очередь, благодаря ему Москва получила возможность снять максимум сил с юго-восточных рубежей, где воины Дайчина приняли на себя всю тяжесть непрерывной, хотя и необъявленной степной войны с ногайцами, – то есть по факту, с Крымом, – поддерживая и прикрывая союзников России на Тамани и Кубани. Его действия облегчили положение Кабарды Большой, Кабарды Малой и черкесов, не подчинявшихся кабардинским князьям. Союз с черкесами был подкреплен и династическим браком: наследный «принц» Мончак, слывший великим воином, по рекомендации Думы взял в жены юную кабардинскую княжну, племянницу астраханского воеводы, князя Черкасского. Это, правда, вызвало скандал в семействе: супруга Мончака, дочь властителя Джунгарии, могучего Батура-хунтайджи, забрав детей, дочь и сына Аюку, вернулась к отцу, но Дайчин считал, что иначе нельзя, а с Дайчином в кочевьях «калмыков» к тому времени уже никто не спорил.
Примерно в 1657-м, «вознесясь выше облаков», – его собственный улус, некогда всего в 160 юрт, насчитывал уже более 100 000 всадников, – старый торгут начал понемногу отходить от дел, приучая Мончака к самостоятельному руководству. В конце марта 1657 года наследниквместе с племянником Манжиком принес Москве личную шерть, заявив, что «отныне вечно калмыцким людем с русскими людьми жить любовно в дружбе» и принял на себя организацию войны с ногаями и посылку ограниченных контингентов в охваченную войной Малороссию. Сам же Дайчин отправился с официальным визитом в Джунгарию, чтобы лично изучить, как там дела и чем следует полагать «новые земли»: новой Родиной или временным пристанищем. Итогом этих наблюдений и многочисленных откровенных бесед со сватом стал окончательный вывод: возвращаться не стоит. Батур-хунтайджи вел дело к окончательной битве с Цинами, мечтая отнять у маньчжуров власть над Китаем и восстановить династию Юань, а по мнению мудрого Дайчина, ничем хорошим это кончиться не могло.
Так что, посетив родные места, переговорив с кем нужно и помолившись, где хотел, старик отбыл назад, на Волгу, уговорив свата отпустить с ним любимого внука, 13-летнего Аюку, которого, как мы помним, увезла от отца оскорбленная второй женитьбой мужа мать. Также успел он уговорить поехать в волжские степи знаменитого Зая-Пандита, великого проповедника буддизма, и даже съездить в Тибет к Далай-ламе, однако от предложенного ему патента на титул «хана калмыков» скромно отказался, заявив: «Подобных мне нойонов, как звезд, как же я буду ханом?» Что было крайне разумно: старик собирался вернуться на Волгу, а реакция Москвы на объявление невесть кем одного из ее вассалов суверенным монархом могла оказаться нехороша.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.