Tempora mutantur

Если на западном берегу «Великой Воды» не обошлось без сложностей, то на берегу восточном, куда казаки добрались по Ангаре, через Селенгу, все было гораздо тише. Не так чтобы вовсе в воздусях благорастворение, но, во всяком случае, терпимо, а главное, без крови…

Сперва, столкнувшись с монгольскими всадниками, гости и будущие владельцы сочли за благо не гнать волну, уважительно пообщались с местными, без помех добрались до ставки главного смотрящего – нояна Турухай-Табуна, совсем чуть-чуть, зятя самого Цэцэнхана, одного из «принцепсов» Халхи, пообщались с ним, произвели приятное впечатление и вернулись домой с подарками. По возвращении сообщив коллегам, что, мол, есть за Байкалом «золотая и серебреная руда». Что далее, ясно: раз руда, значит, не страшно, что монголы. Первым пошел в поиск Иван Галкин, в итоге основавший Баргузинск, вторым – хорошо нам известный Иван Похабов, сразу по высадке столкнувшийся с аборигенами и взявший в плен 70 «инородцев», естественно, подданных Турухай-Табуна. Однако прикинув, что к чему, на рожон не попер, – «наше моче столько не стало, потому что люди многие и конны, а живут в скопе и от рек откочевали», – а поехал прямо к нояну, торжественно извинился и вернул пленных, став почти своим человеком. Ему даже помогли добраться до самого Цэцэнхана, которому он очень понравился, одарив потомка Потрясателя Вселенной «великими государевыми поминками» от имени Тишайшего, но (чисто по Достоевскому: широк человек) за свой счет. Планировал даже махнуть в Китай, но тут уж монгольский суверен пропустить почему-то не захотел, так что Иван Иванович вернулся в Енисейск, так и не повидав Великую Стену.

Начали сосуществовать. Потихоньку ясачили бурятов, на что тайджи с ноянами закрывали глаза, не препятствуя, но и своими правами не поступаясь. «Приезжают де, – доносили в Москву, – от мунгальских тайшей в братцкие землицы мунгальские люди и забирают ясак сильно, а оборонять де, государь, ясачных людей служилым людям некем, потому приезжают мунгальских людей человек по двести и по триста, а служилых, государь, людей в острогах за малолюдством бывает мало». В общем, не уступали, но и претензий не предъявляли. Им хватало проблем с Цинами (тогда еще они под них не легли) и Джунгарией (уже вовсю интересовавшейся Халхой), и конфронтация еще и с бородачами, имевшими «огненный бой», была ни к чему. Да и не так плотно «окыштымлены» были бурятские кланы, чтобы скандалить. Русские же атаманы, хотя и закидывали удочки насчет подданства «белому царю», быстро смекнули, с кем имеют дело, и не особо настаивали. Куда нужнее им была дорога в Чжунго, а следовательно, и спокойствие «в мунгальцах».

Но время шло. Мир менялся. Великая Смута в Поднебесной завершалась. Вслед Нурхаци-завоевателю пришел Абахай-победитель. Маньчжуры сломали Ли Цзычена, оттеснили У Саньгуя, выдавили последних Минов далеко на юг, съели юг Монголии, подмяли Халху и проявили интерес к северу. Им не нравилось появление русских на берегах Амура, у своих коренных земель, и они требовали, чтобы тайджи доказали лояльность Пекину. Уже в 1672-м впервые «мунгальские де люди угрожают же войною» Нерчинску. Чуть позже о том же заявляет могущественный Тушету-хан, и вскоре под ближними к фронтиру острожками появляются отряды «мунгальских воровских людей», разоряющие русские поселки и бурятские кочевья. На требования унять подчиненных Тушетухан отвечает либо «ничего не могу поделать, их много, а я один», либо загадочным молчанием.

Вновь, и очень активно начинается агитация среди бурят за откочевку на «голубой Керулен, золотой Онон». Но, хотя эмиссары рвут глотки, успеха не добиваются. Ответ мелкого тайши Инкея, пожилого и мудрого, к чьему мнению многие прислушивались, на поступившее в 1666-м приглашение отъехать в Халху и занять высокий пост при дворе Алтанханов, – «не иду де я в мунгалы и умру де я в своей земле», – повторяли практически везде. Буряты сделали выводы из опыта «большого побега», а кроме того, не простили налетов, вынудивших многие кланы, бросив «породные» пастбища, уйти под защиту острогов, – и совершенно мимо властей, как-то сами по себе начали создаваться объединенные русско-бурятские ополчения, удачно справлявшиеся с «мунгальцами», если тех было не слишком много. А то и контратаковали. Скажем, 1682-й: «селенгинские и нерчинские острогов служилые и промышленные и гулящие люди и ясачные иноземцы, собрався четыреста человек, нерчинских семьдесят человек да иноземцев ясачных людей семьдесят человек, ходили за мунгальскими воровскими людьми и за своим отгонным табуном». И 1685-й: «просят брацкие люди, чтоб великие государи пожаловали их, велели им брацким людям и тунгусам дать русских людей казаков в помочь, чтоб де брацким людям и тунгусам итти на тех мунгальских людей и на соетов в поход». А то и вообще атаковали первыми.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.