Лишенные наследства
Лишенные наследства
Все это, однако же, было потом. А пока по краю поползли слухи: дескать, перепись производится ради экспроприации у саха всего скота. Откуда ползло, – из ата уусов «Тыгиненков» или из самого острожка, – наверняка сказать трудно. Скорее, второе. Но многие поверили. В феврале 1642 года саха уничтожили пять довольно крупных отрядов сборщиков ясака, занимавшихся переписью, – к слову, все они были людьми из ближнего круга воеводы, – заодно побив и попавших под горячую руку промышленников. А потом, в начале марта, более 700 всадников, собранных Бэджэкэ, Окурееем и Чаллаем, старшими сыновьями Тыгына, осадили Ленский острог. Однако на сей раз союзников у них было мало. Даже из близких «царскому» дому большинство предпочло занять нейтралитет. Кто-то опасался, что «принцы», победив, «почуют волю, загордятся». Кто-то считал себя обязанным подчиниться посмертной воле «царя», а не прихоти его потомков. Кому-то пришлось по душе торговать с «длинноносыми». Кто-то просто полагал, что платить ясак все равно придется, а решать, кому платить, не его дело, так что пусть разбираются сами. Но, пожалуй, решающую роль сыграла позиция очень авторитетного тойона Мымака, ата уус которого, Нам, находился в долине Туймаада. Он изначально выступал против мятежа, мотивируя это четко и ясно, а когда его не послушались, начал тайно сноситься с Якутском, информируя воеводу о происходящем, а параллельно продолжая агитировать мятежных князцов. Логика его аргументов была совершенно четкой. Во-первых, его род был одним из первых покорен Тыгыном, натерпелся всякого и не хотел больше, считая русских скорее освободителями, нежели врагами. Во-вторых, Нам, в случае провала бунта, попал бы под раздачу в первую очередь, и кому-кому, но Мымаку следовало подстилать соломки побольше.
А главное, у мудрого человека не было никаких сомнений насчет соотношения сил. «Что толку с того, – говорил он, – что мы убьем сейчас эту жалкую кучку? Убьем и убьем. Потом неизбежно придут другие русские, за дело возьмутся всерьез и всех нас перебьют». Как бы то ни было, осада не задалась: жалкая кучка служилых, мучаясь к тому же холодом, голодом и цингой, держалась, отражая огнем попытки штурма, – довольно слабые, потому что боотуры были сильны в ближнем бою, но совершенно не умели брать крепости, даже крохотные, а поджечь обледеневшие постройки нелегко. Неудачи провоцировали ссоры, князцы злились, еда кончалась, и, в конце концов, дружинки тойонов начали уходить из-под Якутска, несмотря на угрозы и просьбы «царевичей». В итоге пришлось уходить в свои ата уусы и им, – а Головин, получив в апреле подмогу (вернулись, наконец, казаки из верховьев Лены), ударил сам. К концу мая один за другим наскоро обустроенные «бунташные острожки» были взяты (благо дерево уже могло гореть). 23 пленника из числа самых знатных (в основном, «Тыгиненки», как главные «смуте заводчики») были публично выпороты и повешены, а все остальные, «пришедшие в разум» вовремя, получили прощение. Оставшиеся же в стороне от бунта даже и поощрение в виде снижения ясака «на некое время» (Мымак и вовсе пожизненно).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.