А) Религия

А) Религия

Во втором разделе данной главы мы обсудим вопрос, оказала ли какое-либо влияние философия на сексуальную жизнь римлян и насколько сильным было это влияние. Сейчас же рассмотрим отражение сексуальной жизни в римской религии.

Нет ничего удивительного в том, что первобытный человек видел в плодородящей силе нечто таинственное и божественное. Шопенгауэр утверждает, что в сексуальных побуждениях проявляется «сокровеннейшая сторона природы, сильнейшая воля к жизни», а такие древнегреческие поэты и мыслители, как Гесиод и Парменид, называли Эрос Первоисточником, Творцом, Принципом, который породил все сущее. Точно так же сексуальные побуждения обожествляли многие другие народы – и не последние среди них римляне.

Именно в этом смысле отчетливее всего проявляется колоссальная разница между классическим и христианским представлением о сексуальной жизни. В древности, особенно в Греции и Риме, сила плодородия вполне бесхитростно рассматривалась как создающая новую жизнь и, следовательно, как нечто заслуживающее почестей и обожествления. Но христиане видели все сексуальное в первую очередь как бездуховное и бессознательное, требующее подавления силой духа, иначе же перерастающее в такие дикие излишества, которые подавляют все прочие проявления души. В этом смысле христианство позаимствовало идеи Платона. Именно он, как мы увидим ниже, одним из первых перестал доверять чувствам и объявил им священную войну. Мы можем согласиться с мнением Ницше, что «деградация» началась именно с этого философского отношения к чувствам; можно также сказать, что пересмотр представлений о сексе являлся составной частью «прогресса цивилизации», – все зависит от точки зрения. Но по крайней мере ясно, что в античную эпоху люди, которые не придерживались доктрин Платона и подобных мыслителей, подходили к сексу все так же бесхитростно и примитивно. В сексе они видели что-то существенно природное, однако содержащее в себе и проявляющее божественную силу.

В этом отношении можно упомянуть заблуждение, которое встречается во многих книгах по данной теме. Эта ошибка состоит в том, что из постоянного присутствия сексуальной символики в античном искусстве и из сексуального характера некоторых античных праздников делается вывод о какой-то «аморальности» или «испорченности» общества древних времен. Даже Буркхардт в своей книге о Константине говорит о «постыдных культах» – замечание, которое показывает, что, встав на христианскую точку зрения, ученый не сумел справедливо оценить эти культы. Точно так же древнейшие христианские авторы нападали на обряды, смысла которых они уже не понимали. Например, Августин в своем великом труде «О граде Божием» (vi, 9) со своей точки зрения критикует все римские свадебные обычаи, связанные с сексом, и объявляет их наполовину смехотворными, наполовину отвратительными. В частности, он называет наиболее шокирующим его обычаем mos honestissimus et religiosissimus matronarum («весьма почетный и благочестивый обычай матрон»), но сам же признает, что в нем нет ничего непристойного и отвратительного, как у деградировавших народов. Разумеется, естественно, что все подобные первобытные религиозные обряды со временем редуцируются к своей чисто чувственной стороне и начинают служить лишь для потворства низменным инстинктам. Блох весьма справедливо указывает в упоминавшейся выше книге (с. 514): «Эта церемония представляла собой лишь примитивный способ почтить сексуальные начала и столь же примитивные сексуальные упражнения, выполнявшиеся в честь божеств плодородия. Но в результате частых изменений она действительно превратилась в сексуальную оргию, и в таком виде, естественно, принимала самые эксцентричные и неестественные формы, сводясь к непристойным разговорам, онанистическим процедурам и сексуальным извращениям». Однако мы не должны забывать, что извращения не являются истинным содержанием этих обрядов.