V
V
Отметим явную угрозу: Наполеон не только подчеркнуто говорит о том, что «…кое-что понимает в военном деле…», но и Польша становится военным лагерем, прямо на русской границе. А русской эта граница стала совсем недавно, во время Третьего Раздела Польши, в 1795 году. Россия получила земли к востоку от Буга и линии Немиров – Гродно, общей площадью 120 тыс. км2 и населением 1,2 млн человек, но дворянство в этих землях как было в основном польским, так и осталось. В свое время этот факт послужил одним из веских факторов в пользу принятия Тильзитского договора – в 1807 году прошло всего 12 лет после присоединения этих территорий, и в случае перехода французских войск через Неман русскому командованию можно было вдобавок к этому ожидать и восстания в тылу. Наполеон в Тильзите обещал царю «…не создавать Польского Королевства...» – но то было в Тильзите. Вопрос «континентальной блокады» особо не затрагивался, а между тем русский рубль стоил сейчас, в 1812-м, по сравнению со своей стоимостью до Тильзита, всего 26 копеек. И это влекло за собой то обстоятельство, что бутылка шампанского в Петербурге теперь стоила не 3 руб. 75 копеек, а полных 12 рублей.
Шампанское – шампанским, но были, однако, и еще более насущные предметы (что бы ни думали на этот счет гвардейские офицеры), которые закупались за границей. Кофе, чай, сахар стоили теперь тоже вчетверо дороже – и все из-за запрета на торговлю с Англией, причем запрет этот Наполеон разрешал и нарушать в тех случаях, когда французским промышленникам требовался хлопок или красители вроде индиго.
В 1811 году во Франции грянул экономический кризис. Резко упал спрос на товары, производившиеся во Франции на экспорт. В сущности, это был эффект «бумеранга» – огромные поборы и контрибуции, разорявшие и побежденных, и подневольных «союзников», снижали их покупательские возможности. K этому добавлялись сокрушительные потери для их экономики, по необходимости следовавашие из «континентальной блокады», – но Наполеон связи между вздорожавшей до 12 рублей бутылкой шампанского и падением спроса на него в Москве и в Петербурге не усмотрел. А вот в попытке Александра как-то поправить дела со стремительно падающим курсом русского рубля он, напротив, усмотрел злостный подрыв самой идеи «континентальной блокады». И раздражение его еще и усилилось после введения в России запретительных тарифов на предметы роскоши. Сам он мог, по выражению К. Нессельроде, «…вводить штыками трианонский тариф…», но своему «союзнику» и «партнеру», Александру Первому, он вообще, в принципе, отказывал в праве вводить тарифы, выгодные его собственной стране. Прибавим к этому удивительную бестактность – постоянным мотивом Наполеона в его беседах с русскими послами была та мысль, что вот «…Павел Первый был победоносен в Италии, а приобрел только долги…», в то время как Александр, проиграв Наполеону две войны, приобрел и Финляндию, и кое-что в Белостоке, и в Галиции, и в Молдавии – а все потому, что Наполеон хорошо к нему отнесся…
Ну что сказать? Еще в давние времена у кадета Буонапарте в Военной Школе в Бриенне отмечалась прискорбная нехватка светских способностей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.