III

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

III

Иллюстрацию этого тезиса мы можем позаимствовать у Толстого – вот как он передает разговор молодых русских военных и дипломатов, беседующих в своем кругу накануне Аустерлица:

«И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Herr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais.

Господин генерал Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, князь Гогенлоэ и еще Прш… прш…, как все польские имена (нем. и франц.).

– Taisez-vous, mauvaise langue, – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы третий, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.

– Замолчите, злой язык».

И Толстой совершенно прав. Высшие круги российского дворянства говорили на французском, и превосходное знание этого языка было непременным условием для карьеры. Единственный человек, который был в более или менее близком окружении Александра Первого и французский которого был слабоват, – это генерал Милорадович.

Долгоруков характеризует его как «русского», но он был выходцем из сербской среды, над ним и над его якобы французским произношением охотно посмеивались.

Александр I говорил по-французски гораздо чище, чем Наполеон.

Это обстоятельство – свободное владение высшими русскими офицерами французским, служившим «лингва франка» для всей Европы, – имело свои преимущества. Согласно Д.Чандлеру, русская армия имела в наличии достаточное число хороших солдат, но их грамотность оставляла желать лучшего. Офицерский корпус имел те же недостатки – пехотные офицеры нижнего и среднего звена не очень-то разбирались в картографии, гвардейские и кавалерийские офицеры, как правило, выходцы из богатых дворянских семей, военное дело (как ремесло) не изучали. Промежуточный слой между армией и высшим командованием – штабы, инженерная служба, артиллерия – все это требовало технически подготовленных людей.

Вакансии часто заполнялись из числа прибалтийских дворян, так называемых «русских немцев». Пушкинский Германн из «Пиковой дамы» не случайно – инженер. И незаполненных мест в этих службах было вполне достаточно. Так что обладающие нужным опытом иностранцы, бегущие из Европы от Наполеона, на русской службе вполне могли пригодиться.

А поскольку все они говорили по-французски и непосредственно с солдатами не общались, то особых проблем и не возникало. В русской армии, например, в то время служил Клаузевиц, знавший свое дело очень хорошо. Иностранцы служили России и в качестве дипломатов. Например, Убри, оказавшийся столь полезным, и появившийся совсем недавно в окружении царя Карло-Андреа Поццо ди Борго, тот самый корсиканец, который соперничал с братьями Бонапартами на Корсике. После подавления движения Паоли он нашел убежище в Англии, а теперь был привлечен в Петербург в качестве «консультанта по Наполеону».

Военный советник де Санглен – он давно жил в России и относился скорее не к иностранцам, а к «русским немцам», – ведавший военной полицией в армии Барклая де Толли, был, как уже и говорилось, человеком дельным. Его рапорты наблюдения за графом Нарбонном и сопровождающими его лицами весьма подробны. Они включали в себя, в частности, список людей, с которыми он по дороге к Вильно встречался. Вот что пишет на эту тему К. Военский:

«…усердные агенты директора военной полиции час за часом следили за времяпровождением именитых французских путешественников, отмечая даже такие подробности, как «menu» завтрака Себастиани и Роган-Шабо.

Для вящего «присмотра» к Нарбонну нанимается камердинер, некий Станкевич, очевидно тайный агент, а квартальный надзиратель Шуленбер, «переодетый во фрак», входит в дружбу с прислугой графа и беседует с ней по-немецки. Словом – ничто, по-видимому, не было упущено, дабы собрать возможно подробные сведения о каждом шаге французского посла и его свиты с самого вступления его на русскую территорию…»

Советник де Санглен полагал, что миссия Нарбонна носит характер разведывательный и что он старается собрать как можно больше данных о русской армии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.