I

Теоретически к концу 1809 года, после подписания мира с Австрией в Шенбрунне, Империя достигла зенита могущества. Наполеон уже повсеместно признавался «императором Запада». Его владения были поделены на 130 департаментов, с населением, состоящим из французов, немцев, итальянцев, общей численностью в 44 миллиона человек, и даже Рим (в 1810-м) был сделан французским департаментом. В том же 1810-м шведы провозгласили Бернадотта своим наследным принцем – шведский король был бездетен, желание угодить Наполеону было велико, а Бернадотт был как-никак шурином короля Испании, Жозефа Бонапарта, и очень дружески обошелся с пленными шведскими офицерами в ходе кампании 1806-го, когда его войска взяли ганзейский город Любек, вовсе с Францией не воевавший.

Ну что сказать? Шведы слабо разбирались во французских делах – и тот факт, что Наполеон летом 1809-го не просто отослал маршала Бернадотта из армии в Париж, а сместил его с поста командующего корпусом, как-то прошел мимо них. Взаимное раздражение у всесильного императора Наполеона и у его верного слуги, князя Понтекорво, маршала Жан-Жюля Бернадотта, копилось давно. В ходе кампании 1809 года Бернадотт сделал пару непочтительных замечаний по поводу «…слабеющего военного гения императора…» и сказал, что уж он-то побил бы эрцгерцога Карла каким-нибудь ловким маневром. Наполеону, разумеется, об этом доложили – мир не без добрых людей, считающих, что организовать донос, заодно угодив императору, – это святой долг и высокая обязанность.

Так что, когда Наполеон встретил Бернадотта, летящего галопом в сторону, противоположную фронту неприятеля, он его остановил, спросил, не этим ли ловким маневром он намеревается выиграть сражение, и тут же, не сходя с места, отрешил его от должности. Надо сказать, он был несправедлив – Бернадотт действительно мчался назад, но он просто собирал свою отступившую конницу.

Ну, спорить Бернадотт не мог – и вернулся в Париж. Когда Фуше назначил его командиром над спешно мобилизованными частями национальной гвардии, Наполеон уже знал, что в его армии существует «союз филадельфов», состоящий из офицеров в высоких чинах, что они выражают желание «…установить наконец мир…», что они в основном приверженцы республиканского строя – и что его министр полиции, Фуше, совершенно в курсе их деятельности.

Все это в сумме очень попахивало заговором.

Внешнеполитические дела тоже шли не лучшим образом. Война в Испании шла и шла, и конца ей было не видно. Союз с Россией, на который Наполеон возлагал такие большие надежды, трещал по всем швам. Царь, неопределенно обещавший ему свое содействие в случае войны, содействие это оказал, но довольно странным образом – русские войска маневрировали у австрийской границы, но в наступление не шли, австрийцев всячески избегали и в итоге закончили кампанию, потеряв трех человек убитыми. Надо было быть слепым, чтобы не увидеть тут какого-то тайного сговора – и он действительно существовал. Австрия сняла со своей восточной границы 40 тысяч войск – и использовала их против «…союзника и друга российского императора…».

Сестру царя, великую княжну Екатерину Павловну, руки которой Наполеон как бы неофициально просил, спешно выдали замуж за владетельного герцога Ольденбургского, ее кузена по матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне [1].

Таких князей в Германии было немало, и в Эрфурте они толпились в прихожей Наполеона, не зная, как ему угодить. Поступок царя, от которого зависел брак его сестры, что и говорить, выглядел недружественно. Все это не способствовало заявленной перед лицом всей Европы «…франко-российской дружбе…». Обязательства по континентальной блокаде русские тоже выполняли хуже некуда. Торговля с англичанами шла чуть ли не открыто.

Наполеон гневался и из-за политических осложнений, и из-за личного афронта. А ведь он не знал и еще некоторых очень серьезных обстоятельств.

Например, он и не подозревал о существовании «Анны Ивановны».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.