Чазов или Андропов?

Чазов или Андропов?

Вот как вспоминал в 1992 г. этот эпизод Е. И. Чазов: «10 ноября, после трех праздничных дней, я, как всегда, в 8 утра приехал на работу (обратите внимание на время. – А. О.). Не успел войти в кабинет, как раздался звонок правительственной связи и я услышал срывающийся голос Володи Собаченкова из охраны Брежнева, дежурившего в этот день: «Евгений Иванович, Леониду Ильичу нужна срочная реанимация». Через 12 минут Е. И. Чазов, если верить ему, уже был в Заречье[945].

«Из рассказа Собаченкова, – читаем мы в воспоминаниях главного кремлевского врача далее, – я узнал, что жена Брежнева, которая страдала сахарным диабетом, встала в 8 часов утра, так как в это время медицинская сестра вводила ей инсулин. Брежнев лежал на боку и, считая, что он спит, жена вышла из спальни. Как только она вышла (т. е. около 8 часов – А. О.), к Брежневу пришел В. Собаченков, чтобы его разбудить и помочь одеться. Он и застал мертвого Брежнева»[946].

«Две проблемы встали перед мной, – отмечает Е. И. Чазов, – как сказать о смерти Брежнева его жене, которая только 30 минут назад вышла из спальни, где несколько часов лежала рядом с умершим мужем, а вторая – кого и как информировать о случившейся ситуации»[947].

Нельзя не обратить внимания на то, что Е. И. Чазов, как вытекает из его воспоминаний, констатировал смерть генсека, даже не осмотрев его, только на основании слов В. Собаченкова, хотя последний, судя по всему, в этом не был уверен, так как считал необходимым вызов реанимации.

По свидетельству Е. И. Чазова, прежде всего он решил поставить в известность о случившемся Ю. В. Андропова, но, опасаясь, что его могут подслушать КГБ или же МВД, позвонил не самому Ю. В. Андропову, а его секретарю и попросил последнего, чтобы Юрий Владимирович срочно позвонил на дачу Л. И. Брежнева. А затем, услышав в трубке голос Ю. В. Андропова, пригласил его приехать в Заречье, что тот и сделал[948].

В 2000 г. Е. И. Чазов издал новые воспоминания, снабдив их названием «Рок», в которые внес некоторые коррективы. В частности, он признал выдуманной рассказанную им историю со звонком секретарю Ю. В. Андропова. Согласно сделанному уточнению, приехав на дачу в Заречье, он сам поставил Ю. В. Андропова в известность о случившемся: «По правительственной связи я нашел Ю. Андропова в машине по дороге на работу»[949].

О том, что Е. И. Чазов поймал Ю. В. Андропова в машине по дороге на работу, свидетельствует и заместитель начальника личной охраны Ю. В. Андропова подполковник Борис Клюйков: «В этот день мы выехали, как обычно, с дачи на работу и, когда проехали Триумфальную арку и, не доезжая, наверное, метров 300–400 до станции метро «Кутузовская», услышали звонок. Звонил Чазов. Он переговорил с Юрием Владимировичем, и Юрий Владимирович мне говорит: «Борь, разворачиваемся, едем к Леониду Ильичу на дачу». Мы развернулись и поехали на дачу»[950].

Спрашивается, почему же первоначально Е. И. Чазов скрыл этот факт? И не просто скрыл, но и сочинил вместо него совершенно далекую от действительности историю?

Бросается в глаза еще одна деталь. Приведенная версия главного кремлевского врача находится в противоречии с воспоминаниями некоторых других лиц, которые в это утро находились на даче в Заречье.

По утверждению В. Т. Медведева, первым примерно через полчаса, т. е. около 9.30, на дачу приехал Ю. В. Андропов, затем Е. И. Чазов и только после этого реанимация[951]. О том, что Юрий Владимирович приехал раньше Евгения Ивановича, со слов Виктории Павловны пишет Ю. М. Чурбанов[952]. Об этом же рассказывала писателю В. В. Карпову и сама Виктория Петровна[953].

Зачем же главному кремлевскому врачу понадобилось искажать реальную картину?

А затем, чтобы скрыть один очень важный факт. Если Ю. В. Андропов появился на даче раньше Е. И. Чазова, это означает, что последний поставил его в известность о смерти генсека еще до того, как сам прибыл в Заречье! Но ведь В. Собаченков сообщил ему лишь о том, что Леониду Ильичу плохо.

Из этого вытекают два вывода. Или, кроме В. А. Собаченкова, Е. И. Чазову звонил еще кто-то, более авторитетный на этот счет, и Евгений Иванович скрывает данный факт. Или же он и без этого знал, что никакая реанимация Л. И. Брежневу не поможет!

Есть в мемуарах Е. И. Чазова еще одна деталь, которая находится в противоречии с другими.

В своих первых воспоминаниях он заявил, что он появился на работе в 8.00 и буквально через несколько минут ему позвонил В. Собаченков. Между тем, если верить В. Т. Медведеву, В. Собаченков сменил его около 8.30, а Л. И. Брежнев, как явствует из воспоминаний В. Т. Медведева, В. В. Богомолова и В. Немушкова, был обнаружен без сознания около 9.00.

Особого внимания заслуживает внимания и эпизод со звонком Ю. В. Андропову.

По свидетельству его сына, Юрий Владимирович «выезжал на работу» «к 10 утра». Однако при этом он отмечал, что это относится к тому времени, когда он был генсеком [954] и когда его здоровье начало быстро ухудшаться.

А как обстояло дело до этого?

Выступая 24 марта 1983 г. на заседании Политбюро ЦК КПСС, К. У. Черненко упомянул существующее решение, которое устанавливало рабочий день для членов Политбюро в пределах от 9.00 до 17.00[955]. Как отмечал позднее В. Ф. Грушко, Юрий Владимирович отличался пунктуальностью[956]. Следовательно, к 9.00 он должен был быть на Старой площади. «Он, – пишет P. A. Медведев, – появлялся в своем рабочем кабинете ровно в 9 часов утра»[957].

Если это было действительно так, то у станции метро «Кутузовская», где его нашел звонок Е. И. Чазова, Ю. В. Андропов мог быть не позднее 8.50. Но тогда получается, что Е. И. Чазов поставил Ю. В. Андропова в известность о смерти генсека не только до того, как появился в Заречье сам, не только до того, как ему позвонил В. Собаченков, но и до того, как генсек был обнаружен охраной в неподвижном состоянии.

Не здесь ли кроется объяснение отмеченных ранее противоречий в показаниях О. Сторонова, а также между воспоминаниями О. А. Захарова и В. Т. Медведева, В. Т. Медведева и О. Сторонова, В. В. Богомолова и В. Немушкова.

Эти противоречия еще ждут своего объяснения.

«Присоединившись к тем, кто делал искусственное дыхание», В. Немушков «не заметил, как появился Ю. В. Андропов». «Я оборачиваюсь, – вспоминал он, – смотрю, стоит Андропов – в проеме дверном. Да, Андропов и Чазов»[958].

«В спальне, – пишет Е. И. Чазов, – я застал Собаченкова, производившего, как мы его учили, массаж сердца. Одного взгляда мне было достаточно, чтобы увидеть, что Брежнев скончался уже несколько часов назад»[959].

На самом деле еще полтора часа назад Леонид Ильич был жив. И даже согласно подписанному самим же Е. И. Чазовым медицинскому заключению, смерть наступила «между восемью и девятью часами»[960].

Может быть, Е. И. Чазова подвела память, и он исказил реальное положение дел задним числом? Нет, имеющиеся в нашем распоряжении мемуарные свидетельства показывают, что он констатировал смерть Л. И. Брежнева сразу же, как только появился на даче, даже не осмотрев его и не выслушав лечащего врача.

Когда В. Немушков увидел в проеме двери Ю. В. Андропова и Е. И. Чазова, то услышал слова последнего: «Юрий Владимирович, уже бесполезно, уже пошли трупные пятна»[961].

На основании трупных пятен действительно можно судить о смерти человека. Однако О. Сторонов, который находился в это время в спальне Л. И. Брежнева, заметил, что у него «начинает синеть голова» лишь «в двенадцатом часу» или «где-то уже в двенадцать»[962].

Кому же верить?

Для того, чтобы понять это, необходимо вспомнить, что когда около 9 часов в спальне генсека появился О. Богомолов, Л. И. Брежнев был «еще теплый». Прибежавший сюда в то же время B. Немушков тоже вспоминает, что когда он прикоснулся к ногам Леонида Ильича, они были «теплые», поэтому у него не возникло даже мысли, что он мертв[963]. К этому нужно добавить свидетельство Виктории Петровны, из которого явствует, что через некоторое время после приезда в Заречье Е. И. Чазов сообщил ей, что Леониду Ильичу «сделали укол длинной иглой, давление вроде поднялось… А потом резко опустилось»[964].

Чтобы оценить значение этого факта, следует учесть, что артериальное давление – это результат кровообращения, которое происходит под действием работы сердца. Следовательно, если после 9.00 у Леонида Ильича наблюдалось изменение давления, это означает, что к этому времени он был еще жив и находился в бессознательном состоянии.

В связи с этим утверждение О. Сторонова о том, что голова Л. И. Брежнева начала синеть в двенадцатом часу или же даже в двенадцать часов, заслуживает особого внимания. Дело в том, что обычно трупные пятна появляются через 0,5–2,0 часа после наступления смерти. Следовательно, сердце Л. И. Брежнева остановилось между 9.30 и 11.00.

Из этого явствует, что констатировав, сразу же по прибытии в Заречье, смерть Л. И. Брежнева Е. И. Чазов руководствовался не медицинскими показаниями, а совершенно другими соображениями, не имеющими к медицине никакого отношения.

В связи с этим следует обратить внимание на то, что делал и как вел себя Ю. В. Андропов.

Отмечая, что «первым – не «скорая помощь» и не Чазов! – первым приехал Андропов», Ю. М. Чурбанов далее сообщил следующий интересный факт: «Охрана ему сразу же доложила о случившемся. Андропов забрал бронированный портфель с документами и увез. Что в нем было, не знаю. Охранники его всегда носили за Брежневым. То ли там были материалы пленума, то ли еще что-то. Вскрывали его уже потом»[965].

Когда Ю. М. Чурбанов появился на даче, Ю. В. Андропова он уже не застал и о том, что происходило до этого, узнал от тещи. От нее же ему стало известно и об изъятии «бронированного портфеля» «со сложными шифрами»[966].

Со ссылкой на «людей, близких к семье Брежнева» журналист Ю. Изюмов тоже сообщает, что когда Ю. В. Андропов прибыл на дачу, то «никому ни слова не говоря, он прошел в спальню, взял там небольшой черный чемодан и уехал… На вопрос о том, что было в чемодане, Виктория Петровна ответить не могла. Леонид Ильич ей говорил, что в нем «компромат на всех членов Политбюро», но говорил со смехом, как бы шутя»[967].

Хотя данный эпизод давно уже известен в литературе, никто пока не задумался над вопросом: а могли кто-нибудь забрать этот портфель до того, как врачи официально констатировали смерть генсека? Ответ на этот вопрос может быть только один: нет.

Следовательно, забрав «бронированный портфель», Ю. В. Андропов тем самым независимо от врачей констатировал смерть Л. И. Брежнева. Более того, если верить Е. И. Чазову, покидая дачу, он сказал ему: «Надо срочно собирать пленум ЦК»[968].

Таким образом Ю. В. Андропов, по сути дела, дал понять, что о действительной борьбе за жизнь Л. И. Брежнева не может быть и речи.

И хотя, по свидетельству В. Немушкова, «Брежнева пытались спасти всеми доступными способами: делали в сердечную мышцу укол адреналина, применяли электрошок»[969], независимо от того, могли эти средства дать положительный результат или же нет (когда-нибудь на этот вопрос ответят медики), смертельный приговор Л. И. Брежневу уже был вынесен.

Поскольку Ю. В. Андропов уехал сразу же после прибытия реанимационной машины, это произошло около 9.30. По имеющимся данным, из Заречья он поспешил на Старую площадь[970], где мог быть примерно в 10.00.

О. Сторонов утверждает, что как только Л. И. Брежнев был обнаружен неподвижным, В. А. Собаченков известил о случившемся не только Е. И. Чазова и Ю. В. Андропова, но и A. A. Громыко[971]. Виктор Немушков вместо A. A. Громыко называет в этом ряду Д. Ф. Устинова[972]. Можно понять, почему охрана поставила в известность о случившемся Е. И. Чазова. Маловероятно, чтобы одновременно с ним был уведомлен Ю. В. Андропов. И совершенно невероятно, чтобы этой чести были удостоены A. A. Громыко и Ф. Д. Устинов.

В действительности, по свидетельству A. A. Громыко, о смерти Л. И. Брежнева его поставил в известность Ю. В. Андропов: «Рано утром 10 ноября 1982 года мне позвонил Андропов и сообщил: «Леонид Ильич Брежнев только что скончался»[973].

По свидетельству О. Гриневского, 10 ноября на 11.00 в МИДе была назначена встреча с A. A. Громыко. Однако когда он явился к этому времени, министра иностранных дел на своем рабочем месте не застал. Оказалось, что «Громыко неожиданно уехал к Андропову в ЦК… Говорили, что туда же в ЦК срочно выехал и Устинов. Зачем, никто не знал»[974].

Встретившись с Ю. В. Андроповым, A. A. Громыко и Д. Ф. Устинов отправились в Заречье, куда они, по всей видимости, прибыли около 10.30. Со ссылкой на «людей, близких к семье Брежнева» уже упоминавшийся журналист Ю. Изюмов сообщает, что в тот день Ю. В. Андропов был на даче в Заречье дважды: сначала забрал «черный чемоданчик». «А затем официально явился во второй раз, как будто здесь и не был»[975].

О. Сторонов вспоминает, как Ю. В. Андропов, A. A. Громыко и Д. Ф. Устинов вошли в спальню Л. И. Брежнева, как «стояли над телом Леонида Ильича и обсуждали, кому теперь руководить страной. Дмитрий Федорович предложил кандидатуру Андропова. Возражений ни у кого не было»[976].

Во время этого исторического разговора Л. И. Брежневу еще продолжали делать искусственное дыхание, и О. А. Сторонов слышал все это, так как находился «у тела Леонида Ильича»[977].

Только после того, как Ю. В. Андропов, A. A. Громыко и Д. Ф. Устинов покинули спальню, врачи прекратили борьбу за жизнь Леонида Ильича и констатировали смерть. Таким образом, смерть Л. И. Брежнева была констатирована не ранее 10.30. Однако в сообщении о смерти и в медицинском заключении она была сдвинута, как минимум, на два часа раньше.

Только после этого Викторию Петровну пустили в спальню. «Дали посидеть с ним, а затем говорят: «Больше нельзя, пока не совсем застыл, надо получить анализы». Потом врач тихо сказал мне на ухо, что лопнул сосуд»[978].

После того, как Виктория Петровна и другие находившиеся в Заречье родственники Л. И. Брежнева простились с ним, тело покойного было отправлено в морг. «Тело в морг, – пишет В. Т. Медведев, – я повез сам. Последний раз – один на один. Машину раскачивало, ноги и руки развязались, я всю дорогу пытался их соединить и думал, как все ничтожно перед смертью, был ты первым, а вот теперь умер и не нужен никому»[979].

Видимо, вернувшись во второй раз из Заречья, Ю. А. Андропов поставил в известность о смерти генсека М. С. Горбачева, но сделал это не по телефону, а пригласив к себе в кабинет: «Ровным голосом он рассказал, что Виктория Петровна – жена Брежнева – попросила срочно сообщить ему о смерти Леонида Ильича и передать, что его ждут на даче в Заречье. Никого другого видеть она не хотела. Андропов уже побывал там, беседовал с Чазовым, сотрудниками охраны. Смерть наступила за несколько часов до приезда бригады «скорой помощи»[980].

Получается, Ю. В. Андропова не хотел, чтобы другие знали, что в известность о смерти его поставил Е. И. Чазов. Но почему? А потому, что он тоже понимал: Е. И. Чазов не мог констатировать смерть по телефону.

Видимо, после того, как Ю. В. Андропов, A. A. Громыко и Д. Ф. Устинов покинули Заречье, о смерти Л. И. Брежнева были поставлены в известность начальник 9-го управления КГБ СССР Ю. В. Сторожев, председатель КГБ СССР В. В. Федорчук, члены и кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК КПСС. Когда это было сделано и кто занимался оповещением, мы пока не знаем.

«Однажды морозным ноябрьским утром, – вспоминает Б. И. Стукалин, – позвонил М. В. Зимянин и, ничего не объясняя, попросил срочно приехать к нему. В приемной секретаря ЦК я застал Е. М. Тяжельникова, В. Г. Афанасьева, Р. И. Кослапова, Л. М. Замятина и еще нескольких работников аппарата ЦК». Прислушавшись к их разговорам, Б. Стукалин понял, что умер Л. И. Брежнев[981].

Вскоре их всех пригласили в кабинет М. В. Зимянина, и он поставил перед ними задачу «подготовить тексты двух документов – некролога и обращения к партии и народу». Для этого всех приглашенных разделили на две группы[982]. Б. Стукалин, Р. И. Косолапов и Л. М. Замятин получили поручение составить текст обращения[983].

Среди тех, кто в то утро был приглашен к М. В. Зимянину, находился и A. C. Черняев, благодаря записи в его дневнике, мы знаем, что это было «около 11»[984].

По всей видимости, одновременно с этим началась подготовка и медицинского заключения о смерти Л. И. Брежнева. Удовлетворило оно не всех. Так, М. Т. Косарев, касаясь в своем интервью вопроса о причине смерти Л. И. Брежнева, осторожно сказал: произошла «по-видимому, остановка сердца»[985]. Свои сомнения на этот счет выразил и В. В. Богомолов[986].

Утверждая, что смерть Л. И. Брежнева «была странной», Н. Дебилов сообщил: «В последние недели жизни ему стали часто вместо снотворного давать таблетки-пустышки. Они не действовали, Леонид Ильич плохо спал, злился. Вдруг мне звонит буфетчица, просит подойти. Говорит, что Леонид Ильич попросил фужер водки. Какие-то товарищи порекомендовали вместо таблеток, чтобы лучше спалось. «Какой налить?» – спрашивает. Откуда мне знать? Он сам выбрал фужер среднего размера. Прошло несколько дней, и его не стало»[987].

То, что для Л. И. Брежнева «вместо лекарств» «специально изготавливались» «точные по внешнему виду «пустышки», подтверждает Е. И. Чазов[988]. По его свидетельству, «производство таблеток-пустышек, по виду и упаковке ничем не отличавшихся от настоящего снотворного» было организовано «в лабораториях КГБ» еще при Ю. В. Андропове[989].

Первоначально Е. И. Чазов утверждал, что из этой лаборатории «пустышки» получал Ю. В. Андропов, который и передавал их Л. И. Брежневу[990]. А поскольку из воспоминаний Н. Дебилова явствует, что Леонида Ильича продолжали снабжать «пустышками» и после того, как Ю. В. Андропов покинул Лубянку, возникает вопрос, кто и как передавал «пустышки» генсеку накануне его смерти?

Имея представление о характере взаимоотношений между Ю. В. Андроповым и В. В. Федорчуком, во второй книге своих мемуаров Е. И. Чазов скорректировал свою первоначальную версию, отметив, что, «пустышками» генсека «снабжал В. Чебриков», а «передавал их Брежневу один из охранников В. Медведев»[991]. Делалось ли это с ведома нового шефа КГБ или за его спиной, Евгений Иванович умалчивает.

Между тем, как установил Д. А. Волкогонов, Леонид Ильич имел привычку делать «рабочие записи», т. е. вести что-то подобное дневнику. Из этих рабочих записей явствует, что Ю. В. Андропов продолжал передавать генсеку «пустышки» и после того, как покинул Лубянку. «Юрий Владимирович, – писал Д. А. Волкогонов, – почему-то незадолго до смерти генсека несколько раз передавал Брежневу «желтенькие», а тот бесхитростно помечал об этом в своих «рабочих записях»[992].

Когда в 1995 г. В. Легостаев впервые обратил внимание на череду странных смертей, начиная с А. А. Гречко и кончая К. У. Черненко[993], Российская академия медицинских наук откликнулась на это гневным письмом[994].

Однако когда в 1997 г. В. Легостаев обратил внимание на расхождение показаний Е. И. Чазова с показаниями других лиц в описании смерти Л. И. Брежнева и, поставив вопрос об убийстве Л. И. Брежнева, потребовал от Е. И. Чазова объяснений[995], он предпочел промолчать и, издав в 2000 г. новые воспоминания, отделался на этот счет только эмоциональным всплеском.

Хранит с тех пор молчание и Академия медицинских наук.

Между тем у версии об убийстве Л. И. Брежнева появились и другие сторонники[996]. Причем некоторые авторы почти прямо связывают его с передачей генсеку «пустышек»[997].

И хотя бесспорных доказательств в пользу этой версии не приведено, отмеченные выше противоречия в воспоминаниях Е. И. Чазова, а также его упорное молчание на этот счет придают ей правдоподобность.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.