4

4

Ошибка в указании инициала автора (в авторизованном изд. — A. Tarnowski), по-видимому, унаследована из эссе В. В. Шульгина «Украинствующие и мы» (Белград, 1939), что позволяет предположить, что именно по этому произведению Ульянов излагает идею ксендза Валериана Калинки (1826—1886), члена парижского бюро, подготавливавшего восстание 1863 г., о перерождении малороссов в украинцев. У Шульгина фрагмент на с. 167—170 текста С. Тарновского воспроизводится с купюрами и перестановкой фрагментов; в других же источниках часто используются апокрифические переводы этого текста, содержащие неточности и даже добавления. Ниже приводится соответствующий фрагмент источника ссылки, снабженный моим переводом.

«Pomi?dzy Polsk? a Rosj? siedzi lud licznie rozrodzony, wielomilionowy, kt?ry ani polskim, ani rosyjskim nie jest. Nie jest polskim z urodzenia, bo m?wi innym j?zykiem; nie sta? si? nim z wiary i wychowania, bo si? chowa? w?a?nie w innej wierze i szkole; nie stal si? nim z historii i cywilizacyi, bo Polska zaniedba?a takim go zrobi? przez dzieln? i ci?g?? a ?agodn? akcj? swojej cywilizacji. Przyswoi?a sobie i przywi?za?a to, co by?o o?wiece?sze i szcz??liwsze; reszt? — nier?wnie liczniejsz? — zostawi?a w?asnemu losowi, i cudzemu przemys?owi. A gdy pr?cz tego da?a jej si? we znaki, nie dziw, ?e ten cudzy przebieg?y przemys? z tego skorzysta?. S?usznie to czy nies?usznie, m?drze czy niem?drze, dla Rusi samej ?le czy dobrze, to pytanie inne; fakt jest ten, ?e Rusin za Polaka si? nie ma, by? nim nie chce, cz?sto go nienawidzi. Je?eli za? za czas?w panowania i si?y, Polak do siebie go przyci?gn?? i na siebie przerobi? nie zdo?a?, to tem mniej zdo?a to dzi?, kiedy sam jest slaby, a tamten silniejszy ni? bywa?. Silniejszy naprz?d przez to, ?e si? ?ywiej i powszechniej czuje w swojej narodowej ?wiadomo?ci; silniejszy dalej przez samo os?abienie ?ywio?u polskiego, [s]t?pionego pod rz?dem rosyjskim; silniejszy wreszcie przez to, ?e ca?a d??no?? i si?a wieku sprzyja ?ywio?om demokratycznym, wi?c to spo?ecze?stwo, kt?re nie ma w sobie innych, sam? sil? rzeczy idzie w g?r? samo nie wiedz?c jak, i cho?by samo nic po temu nie zrobi?o w demokratycznych poj?ciach, nami?tno?ciach i prawach znajduje oparcie, si??, podstaw?, wrota otwarte do ?ycia i znaczenia. Je?eli wi?c dawniej nie zosta?o, to teraz tem bardziej nie zostanie ono polakiem. Prawda, ?e czasy to niedawne, jak ka?dy Rusin, byle o?wiecony, mia? patriotyczni polski tak dobrze jak my, a nienawi?? kry?a si? tylko w sercach wyj?tk?w. Jednak mi?dzy tymi a usposobieniem og??u musia? by? jaki? poci?g wrodzony, skoro si? ta nienawi?? tak rozesz?a, i te czasy zgodnego wsp?lnego patriotyzmu mo?e kiedy wr?c?, lecz nie pr?dko: tak jak cz?owiek, kt?ry dziecinn? wiar? utraci?, mo?e j? odzyska?, ale po wielu udr?czeniach duszy i walkach w my?li, i nigdy ju? tak prostoduszn?, wrodzona, jak by?a, tylko wyrozumowan?, na przekonaniu opart?; silniejsz? i lepsz? zapewne, ale inn?.

Lud wiejski nie czuje si? w swojej narodowo?ci, ale nie lubi Lacha jako pana, jako bogatszego, i jako cz?owieka innej wiary. Ludzie o?wieceni Lacha nie lubi? bardziej ni? on, i w tej niech?ci go utrzymuj?. Wszyscy razem za? s? materialnie pod panowaniem, moralnie pod wp?ywem Rosyi, kt?ra m?wi podobnym j?zykiem, wyznaje wiar? t?sam? — albo na ni? oboj?tnych i niemy?l?cych, bezwiednie, opornych gwa?tem i krwi? nawraca, kt?ra si? Rusi? nazywa, g?osi oswobodzenie od Lach?w i jedno?? w slowia?skiem braterstwie, a grunta i lasy Lach?w rozdaje gdzie mo?e, obiecuje, gdzie jeszcze rozdawa? nie mo?e. Czyli jednem s?owem proces historyczny za Kazimierza rozpocz?ty, przez Jadwig? posuni?ty, zako?czony post?pem wiary i cywilizacji zachodniej o dwie?cie mil na wsch?d, przegrywa si? w drugiej instancyi w naszych oczach. Reakcja Wschodu na Zach?d, zacz?ta buntem Chmielnickiego, nast?puje coraz bardziej i cofa nas w ?redniowieczne piastowskie granice: wyrok jeszcze nie pad?, ale sprawa stoi bardzo ?le.

Jak si? broni?? czem? Si?y niema, o prawo nikt nie pyta, a s?awiona cywilizacja chrze?cija?ska zachodnia, sama siebie odst?puje i zaprzecza. A wi?c zgodzi? si? i za?o?onymi r?kami patrze? jak

„coraz nowa Syczy nasuwa si? hydra

i roztacza doko?a dzikiej kr?lestwo pustyni?“

A nie! Kto si? czuje poddanym Jadwigi i Batorego, kto wie, ?e duch ???kiewskiego w nim by? powinien; kto ich godnym by? nie ma zrozumienia, ale wie, ?e wiernym by? ma obowi?zek, ten nie da zabra? bez obrony tego, co oni Bogu, Ko?cio?owi, ludzko?ci, ojczy?nie zdobyli: b?dzie broni? do ostatka, bo dop?ki ?yje, jest za to odpowiedzialnym. Nie do?? bronili ojcowie r?k? i or??em kiedy mogli — niech ich B?g s?dzi a ?askawie — ale darmo, my za to musimy broni?, cho? nic nie mamy, i nic nie mo?emy.

Gdzie zapora przeciw temu potopowi, co po wszystkich moralnych prawach wszystkie materialne ?luzy zerwa?, i wali, zbli?a si?, buchnie lada dzie? i wszystko zatopi? Gdzie? Mo?e w odr?bno?ci tego ruskiego ludu. Polakiem on nie b?dzie, ale czy koniecznie ma by? Moskalem? I tym go B?g nie stworzy?, nie na to go przeznaczy?; tym go tylko zrobi? mog? okoliczno?ci, nienawi?ci i w?asne i cudza przebieg?a przemoc i przemocna przebieg?o??. Ta ?wiadomo?? i pragnienie odr?bno?ci, kt?re Rusin zaczyna mie?, ezy one same wystarcz?, ?eby si? oprze? rosyjskiej absorpcji i asymilacji? Nie: to nie jest Polak, kt?ry cho? po?kni?ty nie da si? strawi?. Polak ma inn? dusz? i w tem sil? odporn? tak?, ?e strawionym by? nie mo?e; ale mi?dzy dusz? Rusina a Moskala, takiej r??nicy zasadniczej, takiej granicy nieprzebytej niema. By?aby ona, gdyby ka?dy z nich mia? inn? wiar?: i dlategoto Unia by?a dzie?em politycznie tak m?drym, jej zaniedbanie tak zgubnym. Ru? plemiennie z natury inna, gdyby z sumienia i ducha by?a katolick?, w takim razie Rosja prawdziwa zosta?aby wr?con? w swoje przyrodzone granice i w nich zatrzyman?, a nad Donem i Dnieprem i Czarnem Morzem by?oby co innego. Jakieby by?o to co?? B?g jeden zna przysz?o??, ale przez naturalne uczucie plemiennej odr?bno?ci, mog?oby z czasem doj??, do umi?owania cywilizacji odmiennej, a w ko?cu — z ma?ych pocz?tk?w — do zupe?nej odr?bno?ci duszy. Skoro ten lud budz?cy si? obudzi? si? nie w polskich uczuciach i ?wiadomo?ci, niech?e zostanie przy swoich, ale te niech b?d? z Zachodem dusz?, ze Wschodem tylko form? po??czone. Na tamten fakt dzi? ju? poradzi? nie mo?emy, o taki jego na przysz?o?? kierunek i obr?t winni?my si? stara?, bo tylko tym sposobem mo?emy jeszcze utrzyma? Jagiello?skie nabytki i zas?ugi, zosta? wiernymi pos?annictwu Polski, utrzyma? te granice cywilizacji, jakie ono zakre?li?o. Ru? jest krajem i ludem, kt?rego trzeba umie? si? wyrzec, na to, by go nie straci?; niech ona b?dzie sob? i niech w innym obrz?dku b?dzie katolick?, a wtedy i Rosj? nie stanie si? nigdy i do braterstwa z Polsk? powr?ci. A gdyby nawet — przypu?ciwszy najgorsze — do tego nigdy przyj?? nie mia?o, to i w takim razie jeszcze lepsza Ru? samodzielna, ani?eli Ru? rosyjska; je?eli Hry? nie mo?e by? moim, m?wi znana dumka, niech przynajmniej nie b?dzie „ani mnie ni tobie.“ To og?lne historyczne i polityczne przekonanie o Rusi ca?ej. Ru? galicyjska gra w tej sprawie rol? najwa?niejsz?, stanowcz?, bo ona jedna ma jeszcze ?rodek zbawienia dusz ruskich i uratowania narodowej odr?bno?ci ruskiej duszy — Uni?. Rola za? — i wi?cej jak rola, bo historyczna i religijna missya Polak?w w Galicji jest — nie przeszkadza? narodowym d??eniom i wzrostowi Rusi, szanowa? je, pomaga? im nawet, bo tym sposobem u?mierzy si? z czasem nienawi?? do Lacha; szanowa? Uni? i strzedz jej jak oka w g?owie i przez ni? wzmacnia? mi?o?? wiary, sta?o?? tej wiary, jedno?? Rusi z Ko?cio?em. Program prosty i jasny, kt?ry by?by nawet ?atwy do wykonania w praktyce, gdyby strona druga, ruska, tak samo rzecz rozumia?a. Utrudnia go ta nienawi?? Polski, kt?ra tam jest i kt?ra znowu po stronie polskiej budzi naturalne obawy i nieufno?ci, a? nadto usprawiedliwione calem post?powaniem rz?dz?cych stronnictw ruskich, od roku 1848 a? do Che?mskich i Hnilickich apostazyj, a? do ostatnich socyalnych i wszech rosyjskich propagand i proces?w».

(«Между Польшей и Россией живет многомиллионный народ, ни польский, ни российский. Эти люди —не поляки: ни по происхождению, потому что изначально говорили на другом языке; ни по вере и воспитанию, исподволь исповедуя собственные. Не стал этот народ поляками и в результате общественного развития, поскольку Польша упустила случай сделать его таковым вследствие слабого влияния своей культуры. Польша ассимилировала и привязала к себе наиболее образованных и удачливых из них; прочих же — несравненно более многочисленных — оставила на произвол судьбы и предоставила влиянию других. А поскольку к тому же дала им страдальческую жизнь, то неудивительно, что хитрые чужаки воспользовались этим. Правильно это или ошибочно, мудро или неразумно, плохо или хорошо для Руси — вопрос другой; факт остается фактом, что русин не хочет быть с поляком, часто его ненавидит. Если поляк не смог привлечь его и переделать в себя подобного во времена, когда имел власть и силу, то тем более не сможет сделать этого сегодня, когда он ослаб, а русин стал сильнее. Русин сегодня стал сильнее потому, что более энергичен и национально сознателен, потому, что ослаб польский фактор, притупленный влиянием российской власти; сильнее, наконец, вследствие роста демократических тенденций, поскольку общество, лишенное чужеродных элементов, имеет тенденцию к стихийному подъему даже если не предпринимается никаких усилий по его демократизации, расширению прав, отворению ворот к жизни. Так что если в прежние времена это не произошло (т. е. переделать русина в поляка не удалось.— L.), теперь сделать этого тем более не удастся. Правда, еще в недавние времена каждый просвещенный русин, как и мы, был польским патриотом, а скрытая ненависть в сердцах — исключением. Тем не менее, между его настроениями и настроениями общества в целом должно существовать естественное притяжение, вследствие чего времена патриотического единства могут вернуться, однако это произойдет не скоро: так человек, утративший наивную детскую веру, может вновь обрести ее, испытав душевные муки и мысленные терзания, но уже не бесхитростную, врожденную, каковой она была, но основанную на убежденности, наверное, более сильную и стойкую, но в чем-то иную.

Сельский люд пока еще не проникнут национальным самосознанием, но не любит ляха как господина, богатея и иноверца. Просвещенные русины ненавидят ляха еще больше, чем простонародье, и в этом солидаризуются с последним. Все вместе, они находятся материально под господством, нравственно же под влиянием России, которая говорит похожим языком и исповедует ту же веру,— или невольно обращает в нее безразличных и немыслящих, упрямых же насилием и кровью заворачивает,— той России, которая [именно] себя называет Русью, провозглашает освобождение от ляхов и единение в славянском братстве, и при этом раздает земли и леса ляхов, где может, и обещает их повсюду, где раздать еще не может. Одним словом, на наших глазах дело идет к проигрышу во второй инстанции того исторического процесса, который начался при Казимире, затем был продолжен Ядвигой и привел к продвижению западной веры и цивилизации на 200 миль к востоку. Контрнаступление Востока на Запад, начатое бунтом Хмельницкого, катится все дальше и отбрасывает нас к средневековой границе [династии] Пястов. Окончательный приговор еще не вынесен, но дело обстоит хуже некуда.

Как защититься? Чем? Силы нет, о праве никто не вспоминает, а хваленая западная христианская цивилизация сама отступает и отрешается. Согласиться с этим и с опущенными руками смотреть, как „каждый раз надвигается новая шипящая гидра, расстилая вокруг дикое царство пустыни“ (неточная цитата из: А. Мицкевич. Конрад Валленрод. Повесть вайделота: 1010, 1012.— L.)? Но нет! Тот, кто чувствует себя подданным Ядвиги и Батория, кто знает, что в нем быть должен дух Жолкевского; кто не просто понимает, что должен быть достойным их, но знает, что быть верным им — его обязанность, тот не даст забрать без защиты того, что они Богу, Костелу, человечеству, отчизне добыли: будет защищать до конца, потому что пока живет, ответственен за это. Пусть тех, кто недостаточно защищал дела отцов своих с оружием в руках, благосклонно судит Бог, а нам следует это защищать, пусть даже мы ничего не имеем и не можем.

Где преграда против этого потопа, который, порушив все нравственные права, сорвал и материальные замки и катится, сбивая все на своем пути, несется неостановимо, приближается и однажды затопит всё вокруг? Где? Быть может, в отдельности (читай: сепаратизме.— L.) этого русского (малорусского) народа. Поляком он не будет, но неужели он должен быть москалем? Москалем его Бог не создал, не на то его предназначил; москалем его могут сделать только обстоятельства, испытываемая им ненависть, коварное насилие и насильственная коварность — и своя собственная, и чужая. Самосознание и стремление к национальной самостоятельности, которыми русины начинают проникаться, недостаточны для того, чтобы предохранить их от поглощения Россией и ассимиляции. Нет, русин это не поляк, который, даже будучи проглоченным, не даст себя переварить. У поляка душа иная, и сила сопротивления в нем такая, что переваренным, поглощенным он не станет. Но между душой русина и москаля такой кардинальной разницы, непреодолимой границы нет. Она была бы, если бы они исповедовали разную веру; и потому-то Уния была политическим делом столь мудрым, а запущение этого дела — столь губительным. Если бы [южно]русское племя, по натуре своей иное, по сознанию и духу было католическим, то коренная Россия вернулась бы в свои природные границы и в них оставалась, а по Дону, Днепру и Причерноморью было бы нечто иное. Каково же было бы это „нечто”? Одному Богу ведомо будущее (?), но из естественного сознания племенной отдельности могло бы со временем возникнуть пристрастие к иной цивилизации и в конце концов к полной отдельности души. Раз уж этот пробуждающийся народ просыпается не с польскими чувствами и не с польским самосознанием, пускай останется при своих, но пусть будет связан с Западом душой, а с Востоком только формой. На этот факт мы сегодня повлиять уже никак не можем, но мы должны позаботиться о развороте в таком направлении в будущем. Только таким путем можем мы еще удержать ягайловские приобретения и заслуги, только так можем остаться верными призванию Польши удерживать те границы цивилизации, которые она начертала. Надо признаться самим себе, что Русь — это страна и народ, от которого надо суметь отказаться ради того, чтобы не потерять вовсе; пусть она будет сама собой, и будет католической, хоть бы и в ином обряде, а тогда и Россией никогда не станет и вернется к братству с Польшей. А если даже — допустим наихудшее — этого не случится, то и в таком случае лучше иметь [Малую] Русь самостоятельную, нежели Русь российскую. Если Грыць не может быть моим, то, как говорится в известной прибаутке, пускай, по крайней мере, не будет он „ни моим, ни твоим“. Вот общий взгляд, исторический и политический, на Русь в целом. Галицкая Русь в этом деле играет самую важную роль, потому что только она имеет средство для спасения душ русских и национальной идентичности русской души — Унию. Наша же роль — и больше, нежели роль, так как является исторической и религиозной миссией поляков в Галиции,— состоит в том, чтобы не препятствовать национальным устремлениям и росту Руси, уважать их, даже помогать им, поскольку таким путем уймется со временем ненависть к ляху; уважать Унию и беречь как зеницу ока, и с ее помощью укреплять любовь к вере, постоянство этой веры, единство Руси с Костелом. Вот простая и ясная программа, которую можно было бы даже легко реализовать на практике, если бы другая сторона, русинская, понимала ее так же. Затрудняет ее выполнение существующая у русинов ненависть к Польше, которая снова будит естественные (!) опасения и недоверие к польской стороне, объясняемые поведением ведущих русинских партий с 1848 г. вплоть до Хелмских и Глинских расколов, вплоть до современных общественных процессов и российских пропагандистских кампаний».)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.