* * *

* * *

Итак, подведем некоторые итоги. В пятерке маршалов — два слесаря, окончившие начальную школу, вахмистр-самоучка, подпоручик с двухлетним военным образованием и один полковник. Из четырнадцати сухопутных командармов семеро закончили военные училища, из них четверо — Николаевскую Академию Генерального штаба. Имелось также буйное племя «легендарных» начдивов и комбригов, в основном вовсе не отягощенных образованием. Зато почти все — каратели, до самых ноздрей залитые кровью крестьян, казаков, «кавказцев» и прочих «азиатов».

Между прочим, Иоаким Иоакимович Вацетис как-то сказал:

«Если бы это зависело от меня, я бы не давал высоких постов тем, кто не имеет хотя бы трехлетней практики командования полком. Только этот пост вырабатывает в командире организатора, администратора, тактика и оператора, стратега и политика, арбитра и воспитателя. Академия для офицера — это полк».

Но таковых среди высшего советского «генералитета» насчитывалось всего лишь четыре-пять человек, остальные почти сразу «прыгали» в комдивы и командармы. Для сравнения: Б. М. Шапошников, окончив основной и дополнительный курсы Николаевской военной академии, был назначен всего лишь командиром роты и командовал ею два года.

Понятно, что пролетарская революция подняла на самый верх свои, пролетарские кадры. Однако стремительное развитие военного дела и военной техники в 1930-е годы предъявляло к профессиональным качествам полководцев более высокие требования, чем умение скакать «на горячем боевом коне», рубить «контру» и травить газами крестьян.

Впрочем, формально все «видные» военачальники имели дипломы «академиков». Только вот качество этих дипломов было несопоставимым с дореволюционным, ввиду низкого общего образовательного уровня обучаемых, а также глубокого презрения основной их части к буржуазным наукам вообще, к военным — в частности. Вдобавок, эти науки преподавали бывшие царские генералы и полковники, «с узким военным кругозором», не понимавшие по своей «политической отсталости» определяющей роли классовой борьбы.

Первый набор слушателей в Академию Генерального штаба РККА был объявлен в ноябре 1918 года. Более половины абитуриентов являлись выходцами из рабочих и крестьян, из них 25 % имели только начальное образование. Главную роль при поступлении играли следующие факторы: а) рекомендации от двух членов РКП(б); б) собственный партстаж; в) опыт военной работы в Красной Армии. Вступительные экзамены для «буревестников революции» упростили до предела, по сути превратив их в фикцию.

Начальник академии в 1919–1921 гг. А. Е. Снесарев писал:

«Нет языков, математика за 4 класса, не требуются даже военные уставы, политически ценные люди принимаются подчас и с совсем слабыми знаниями, центр тяжести испытаний перенесен был на „общее развитие“ — термин, просторный для ошибок, но оказавшийся единственно целесообразным».

Срок обучения определили в шесть месяцев (правда, позже срок увеличили). Это крайне мало, если учесть, что в царское время на «академика» нужно было учиться 2–3 года, имея уже за плечами 12 лет общего и военного образования. Вступительные «испытания» включали тогда экзамены по русскому и двум иностранным языкам (!), общей тактике, артиллерии, верховой езде, уставам родов войск, математике, географии, общей и русской истории.

Естественно, учебные программы и планы преподавателям пришлось перестроить в соответствии с особенностями обучающихся. Начинать приходилось «от самых элементарных ступеней военного познания». Были также выброшены все «ненужные» и «неусвояемые» предметы вроде астрономии, высшей математики, географии, геодезии, древней истории, а вместо них появились безусловно необходимые курсы марксизма и тактики революционных боев.

Будущий маршал и начальник Генерального штаба РККА Кирилл Афанасьевич Мерецков (1897–1968) вспоминал:

«Но даже шесть месяцев подряд никто не слушал лекции. Обычно люди, проучившись некоторое время, убывали в действующую армию, чтобы потом возвратиться и доучиваться. Так случилось и со мной. Некоторым пришлось курсировать так три-четыре раза. Чаще всего зимой учились, а летом воевали»…

Поэтому первый выпуск «красных генштабистов» состоялся только в октябре 1921 года. Академию «успешно окончили» столь известные в Красной армии люди, как А. М. Мерецков (четыре класса сельской школы), П. Е. Дыбенко (четырехлетнее городское училище), И. В. Тюленев (пять классов реального училища экстерном), И. Ф. Федько (начальная школа), В. Д. Соколовский (учительская семинария). Начдив В. И. Чапаев (согласно аттестации, «почти безграмотный») сбежал, недоучившись, поскольку, как он сам писал в рапорте на имя начальства, «всё это уже прошел в боях».

К тому времени, с учетом сокращения вооруженных сил, данное учебное заведение перепрофилировали на подготовку кадров тактического звена управления, сделав его общевойсковой Военной академией РККА. Высший и старший комсостав в течение последующих 15-и лет проходил подготовку на различных курсах.

Молодые «краскомы» пробелы в образовании компенсировали стремлением к знаниям, усердием в учебе. Что же касается высокопоставленных орденоносцев, то они были неизлечимы в своем воинствующем невежестве. Вот, например, поступает в академию «червонный казак» Дмитрий Шмидт:

«На вступительных экзаменах Шмидт был трогательно беспомощен… Прихрамывая, со своей огромной саблей на боку, он медленно подошел к столу.

— Назовите годы правления Петра Великого, — попросили его.

— Не имею представления, — сухо ответил он.

— Назовите войны Екатерины Второй.

— Я их не знаю.

Генералы переглянулись между собой, и Мартынов повторил вопрос:

— Назовите нам годы правления Екатерины Великой и год ее смерти.

— Меня тогда не было на свете и это меня не интересует.

…Это взорвало Мартынова:

— Господа, это недопустимо! Я отказываюсь экзаменовать далее этого кандидата.

Тут вмешался комиссар академии, и этот замечательный кавалерист был принят при условии, что он пообещает сдать экзамен позже, когда у него будет больше времени на изучение истории, что практически означало — никогда».

Жаль, не дожил до 1941 года этот «замечательный кавалерист» (его расстреляли как «врага народа», «троцкиста» и, разумеется, «иностранного шпиона»), уж он бы непременно «надрал хвост» подлецу Гудериану.

Не было никакого толку и от «учебы» С. М. Буденного, «сплошь и рядом опрокидывавшего шаблонную теорию ведения войны». Вообще трудно представить, каким образом можно в 50 лет получить сразу высшее военное образование, не имея до того вообще никакого. Да к тому же без отрыва от служебных обязанностей «по внедрению в гущу армии правильных взглядов на обеспечение дальнейшего роста конницы» и забот по «осеменению маток».[11]

Жена маршала Егорова рассказывала о компании, окружавшей Семена Михайловича:

«Здесь собирались соратники по Конной армии, ветераны походов во времена гражданской войны: Апанасенко, Косогов, Тюленев, Щаденко, Тимошенко, Городовиков, Кулик. Десятки раз я слышала пересказы каждого о личной доблести и геройстве в походной жизни. Тщеславие. Наигранная поза, стремление быть на виду, ревность ко всему молодому, обгоняющему их, были характерными чертами этой кампании».

Помощник инспектора кавалерии РККА Б. К. Верховский на допросе в НКВД показал:

«Система угодничества доводилась до того, что мы не только позволяли маршалу Буденному бить нас по лицу, но даже сами подставлялись под удары и затем в знак преданности целовали ему руки» (!!!).

* * *

В период с 1926 по 1933 годы ряд крупных советских военачальников побывал в командировке в Германии для участия в маневрах рейхсвера или обучения в тамошней академии. В их числе были Алкснис, Белов, Дубовой, Дыбенко, Егоров, Корк, Левандовский, Примаков, Триандафиллов, Тухачевский, Уборевич, Фельдман, Эйдеман, Якир и многие другие — всего более 150 человек.

Те из них, кто хотел учиться, умел наблюдать, думал о грядущей войне, сумели многое почерпнуть из этих поездок. Начальник Военной академии имени Фрунзе Р. П. Эйдеман писал в отчете в августе 1928 года:

«Присматриваясь к рейхсверу, мы имели возможность убедиться, что мы, быть может, сами того не замечая, уже весьма многое в вопросе организации занятий, в вопросах организации боя и управления переняли от немцев… Не всё, конечно, у немцев идеально, но все же немецкая армия — это армия, которая хранит в своем командном составе лучшие традиции мировой войны…

Общая установка — на маневренную войну. Борьба с проявлением позиционных тенденций. Из этого основного курса на маневренную войну вытекают требования тактики и техники, отсюда же ставка на подготовку гибкого, быстро реагирующего на обстановку аппарата управления (маневры не столько для подготовки войск, сколько для аппарата управления), нажим на технику отдачи приказов и приказаний и командный язык».

Напротив, «заслуженные революционные бойцы» пребывание за границей сводили к приятному проведению времени. Например, Дыбенко в основном употреблял «шнапс» и коньяк в кампании с командующим Кавказской армией К. А. Авксентьевским. Поэтому дважды «академик» Павел Ефимович так и не узнал, что «американский» язык — это английский, а Константин Алексеевич допился до того, что попытался изнасиловать квартирную хозяйку и всю прислугу в доме. Пришлось героя упаковать и отправить в Москву малой скоростью.

Великий стратег Тухачевский, совершивший поездку в Германию в 1932 году, ничего полезного для себя не обнаружил. В своем докладе на имя Ворошилова он дал командованию германской армии нелицеприятную оценку:

«Руководящий состав рейхсвера мыслит себе войну в формах последнего, маневренного периода, империалистической войны. Он не способен представить себе новые формы боя, вытекающие из нового вооружения: авиации, танков, автоматической винтовки и прочего».

* * *

И вот такие люди разрабатывали советскую военную доктрину, мобилизационные и оперативные планы, заказывали технику и вооружение, обучали войска, готовили армию к войне.

К какой? Да к той самой, к которой неустанно призывали готовиться Ленин и Сталин: к войне с «отсталыми» буржуазными странами с целью вовлечения все новых и новых государств в «Мировую Республику Советов».

Как заметил в свое время А. А. Свечин, «в безвоздушном пространстве стратегия существовать не может; она обречена расплачиваться за все грехи политики». Еще Фрунзе, закладывая основы советской военной доктрины, требовал:

«Поставить работу военных штабов так, чтобы Красная Армия могла выполнить свои задачи на любом операционном направлении и в любом участке возможного грядущего фронта. Границы же этого фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка старого света…

Отсюда вытекает необходимость воспитывать нашу армию в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых наступательных операций…

Наш командный состав должен воспитываться преимущественно на идеях маневрирования… Это вытекает из классовой природы рабоче-крестьянской армии и в то же время совпадает с требованиями военного искусства».

Итак, советская стратегия изначально рассматривала новую войну («грядущую битву с империализмом») исключительно как наступательную, захватническую, колонизаторскую. Официально было провозглашено и многократно повторено в различных документах и речах, что «будущая война» будет вестись не ради заключения выгодного мира путем разгрома вооруженных сил противника, а за присоединение новых земель и населения к «братской семье» советских народов. Коммунистам, как и нацистам, постоянно не хватало «жизненного пространства». Оттого и воевать собирались на чужой территории, вернее, за чужие территории:

«Ведь каждая занятая нами территория является после занятия уже советской территорией, где будет осуществляться власть рабочих и крестьян… мы тоже будем расширяться в социалистическую коалицию, когда будут вспыхивать новые социалистические революции или когда нам придется занимать тот или иной район, находящийся под владычеством капитала» (Фрунзе).

У Тухачевского, самого «крупнокалиберного» красного теоретика, это называлось «расширением социалистического базиса войны».

* * *

Рассуждая о характере будущих войн, М. В. Фрунзе уверенно заявлял, что «они будут приближаться по типу к нашей гражданской войне. А раз так, то в целом методы позиционной войны не будут иметь широкого применения».

Соответственно, на вооружение были взяты идеи маневренной войны, с широкой моторизацией сухопутных войск и с мощной воздушной поддержкой.

Правда, старые профессора, вроде Свечина, Снесарева или Верховского, пытались поднять вопрос о выгодах оборонительного образа действий и даже докатились до утверждения, что «нужно иметь возможность утрачивать территорию». Не поняли они сущности «классовой стратегии», а потому взгляды их были отвергнуты как «буржуазно ограниченные и отсталые». Ведь только «стратегия сокрушения» капитализма давала возможность освободить угнетенных всех стран. «Своей земли не отдадим ни пяди!» — провозгласил Сталин, а с ним не поспоришь.

Но, поскольку «сокрушить» всех врагов сразу все же не представлялось возможным, была разработана теория ведения последовательных операций. В 1923 году Тухачевский писал:

«Ряд последовательно введенных уничтожающих операций, соединенных непрерывным преследованием, может заменить собой уничтожающее сражение, которое было лучшим видом столкновения в прежних армиях».

Таким образом, «красные теоретики» выстроили следующую схему:

а) конечная цель операции — сокрушение (полный разгром) живой силы противника;

б) метод действий — непрерывное наступление;

в) средство — длительное оперативное преследование, избегающее пауз и осуществляемое рядом последовательных операций, из которых каждая является промежуточным звеном на пути к конечной цели.

Наиболее эффективным способом ведения наступательных действий советская военная мысли признала нанесение противнику ударов огромной пробивной силы по всей глубине его порядков. Нанесение таких ударов требовало применения на избранном направлении «всесокрушающего тарана» — глубокоэшелонированной массы пехоты, танков, артиллерии, поддержанных авиацией, с одновременной «авиамотомехборьбой» в тылах противника и с применением химического оружия.

После прорыва обороны «таран» совершает обходной маневр, либо осуществляет преследование противника, «покуда он (противник) не будет приперт к какой-либо преграде или к району, который он не сможет оставить». При этом, «контрудар противника будет более всего выгоден победоносно наступающему, ибо дает последнему возможность сломать и уничтожить контрнаступление врага».

Как видим, никаких выводов из польской кампании, когда один короткий контрудар превратил в неуправляемое стадо все его таранные массы, Тухачевский не сделал.

* * *

При этом полководцы-каратели, полководцы-оккупанты пребывали в уверенности, что народы СССР поют от счастья гимны, имея столь мудрых вождей как Сталин и его подручные, и таких выдающихся военачальников, как они сами, тогда как трудящиеся всех других стран «стонут под ярмом угнетателей» и ждут не дождутся, когда же придет Красная Армия. Поэтому, как только начнется война, рабочий класс капиталистических держав в едином порыве встанет на защиту «своего международного социалистического отечества» и развернет «повстанческое движение в тылу у наших врагов». В 1929 году Тухачевский пророчествовал:

«Кроме того, не нужно забывать, что при будущих столкновениях с империалистическими государствами мы неизбежно столкнемся с таким серьезным фактором, как социалистическое рабочее движение во враждебных нам странах… В ходе войны положение капиталистических стран будет ухудшаться. Война империалистическая будет превращаться в войну гражданскую».

В соответствии со столь любимой Тухачевским и прочими выдающимися красными полководцами «классовой стратегией», по мере завоевания новых областей советскими войсками, они будут неуклонно усиливаться вливающимися в их ряды пролетариями:

«Наиболее выгодное уничтожение (живой вооруженной силы — В.Б.) достигается путем пленения противника, так как, помимо ослабления неприятельской армии, пленные экономически укрепляют тыл победителя».

Идея активного наступательного метода нашла свое отражение в разработанной в СССР теории глубокой наступательной операции. Ее создателями были В. К. Триандафиллов (1894–1931), Б. М. Шапошников, К. Б. Калиновский, А. Н. Лапчинский (1882–1938), В. Д. Грендаль (1884–1940) и другие бывшие офицеры царской армии. Теория предусматривала одновременное нанесение ударов противнику на всю оперативную глубину его обороны, для чего имелось в виду использовать высокие боевые возможности современной артиллерии, танковых и механизированных войск, авиации и воздушно-десантных соединений.[12]

Проведение операции сводилось к тому, чтобы решить две основные задачи. Во-первых, взломать фронт неприятельской обороны ударом танков, артиллерии, пехоты и авиации на всю ее тактическую глубину. Во-вторых, развить тактический успех в оперативный немедленным вводом в прорыв подвижных войск. Было признано, что наступательная операция наиболее полно развивается в масштабе фронта.

Считалось, что для такой операции необходимо создать, как минимум, двойное превосходство в силах и средствах над противником, иметь в своем распоряжении 2–3 ударные и 1–2 обычные общевойсковые армии, сильную авиационную группу и подвижную группу, состоящую из танковых и механизированных соединений, способную развить успех и самостоятельно удерживать важные районы или объекты в оперативной глубине противника. Ведущая роль во фронтовой операции отводилась ударным армиям.

Глубину фронтовой операции красные теоретики определили в 250 км, а ширину полосы наступления в 150–300 км. Темп продвижения пехоты предусматривался 10–15 км, подвижных войск до 40–50 км в сутки.

Для обеспечения высоких темпов наступления и обеспечения конечных целей операции войска фронта строились в два эшелона. Танки, поддержанные массированными ударами авиации и парашютными десантами, должны были, прорвав оборону, наносить удар на глубину 100–120 км. Общевойсковые армии, составлявшие второй эшелон, расширяли прорыв и закрепляли достигнутый успех. Фронтальный удар должен был перерастать в операцию на окружение и уничтожение обороняющегося противника.

Была также разработана тактика глубокого наступательного боя. Сущность ее заключалась в одновременном массированном применении войск и техники для атаки на всю глубину боевого порядка противника с целью его окружения и уничтожения.

Одновременное подавление всей глубины вражеской обороны предполагалось достигать непрерывным воздействием авиации на резервы и тылы обороняющихся войск, решительным продвижением танков дальнего действия, безостановочным наступлением пехоты станками непосредственной поддержки, а также стремительными действиями механизированных и кавалерийских соединений в тылу неприятеля. Танковым войскам отводилось особое место:

«Быстро и дерзко проникая в глубину походных порядков противника, танки попутно (не ввязываясь в длительный бой) сбивают разведывательные и охраняющие органы противника, опрокидывают успевшие развернуться на огневых позициях батареи, вносят в ряды развертывающегося противника общее расстройство, сеют панику и срывают организацию и управление развертывающимися для боя войсками… Глубокая атака танков ведется со всей возможной стремительностью».[13]

На первое место при этом ставилась «необходимость глубоких действий танков через все расположение развертывающегося противника, чтобы парализовать его попытки к наступлению, вырвать инициативу и не допустить организованного развертывания его главных сил».

Из этого следует, что удар надо наносить внезапно, по противнику, не успевшему развернуться в боевые порядки. Удар красных войск должен быть внезапным — без объявления войны, с осуществлением комплекса мер по стратегической и тактической маскировке.

Теория глубокой операции придавала большое значение завоеванию господства в воздухе в начальном периоде боевых действий. Поскольку был сделан вывод о том, что современные войны «будут начинаться внезапно, без формального объявления войны», постольку господство в воздухе планировалось достичь внезапными ударами по аэродромам противника до начала военных действий на земле. Соответственно, приоритет при строительстве ВВС получили фронтовые бомбардировщики среднего радиуса действия и самолеты-штурмовики.

* * *

В феврале 1933 года Красная Армия получила официальное руководство к действию — «Временные указания по организации глубокого боя».

Оборонительные действия в оперативно-стратегическом плане не рассматривались даже теоретически. Оборонительные действия войск разрабатывались лишь на тактическом уровне — оборона полка, дивизии, корпуса в рамках общего стратегического наступления. Говорить об оперативной обороне в армейском масштабе «считалось как-то неприлично и чуть ли не противоречило нашей наступательной доктрине» (Иссерсон). Такой маневр, как планомерное отступление на заранее подготовленные позиции в масштабах фронта или армии считался вредным и просто невозможным. Бывший главком вооруженных сил РСФСР С. С. Каменев заявлял:

«Планомерный отход как таковой, не должен иметь места. Армия, не говоря о более крупных войсковых соединениях, должна при неудачном ходе операции действовать более сложным и более осмысленным по своим конечным достижениям маневром, имея своей задачей контрудар с переходом в решительное контрнаступление».

Идея активного наступательного метода ведения войны воплотилась во всех предвоенных уставах, а также в замыслах оперативно-стратегических игр и учений. Эти положения были отражены в Полевом уставе 1936 года, разработанном под непосредственным руководством Тухачевского и Егорова:

«Всякое нападение на социалистическое государство рабочих и крестьян будет отбито всей мощью Вооруженных Сил Советского Союза с перенесением военных действий на территорию напавшего врага. Боевые действия будут вестись на уничтожение. Достижение решительной победы и полное сокрушение врага являются основной целью в навязанной Советскому Союзу войне».

* * *

В соответствии с основными положениями военной доктрины велось военное строительство.

В период бурного технического переоснащения и реорганизации РККА Тухачевский получил возможность претворять свои теории в жизнь. Еще в бытность командующим войсками Ленинградского округа, он в январе 1930 года представил наркому обороны Ворошилову докладную записку, в которой предложил значительно увеличить численность армии военного времени (до 260 дивизий) и количество боевой техники; для создания своих любимых «таранных масс» он запросил 50 тысяч танков, а к ним 40 тысяч самолетов (между тем, в соответствии с одобренной Политбюро ЦК ВКП(б) программой, к концу первой пятилетки планировалось иметь в составе РККА 5500 танков и 3500 самолетов всех типов).

Ворошилов, старательно избегавший высказывать свое мнение по любому серьезному вопросу, передал письмо Сталину вместе с отрицательным заключением Штаба РККА. Иосиф Виссарионович, озабоченный хозяйственными проблемами, покрутил пальцем у виска и обозвал план Тухачевского «канцелярским максимализмом», способным загубить все народное хозяйство, чему Климент Ефремович немало порадовался. Однако на самом деле Сталин весьма сочувственно относился к идее «военизации страны», просто соизмерял ее с экономическими возможностями.

Ограбление деревни в процессе коллективизации позволило обрести «большие капиталы», обозначились также первые успехи ускоренной индустриализации. Поэтому уже в начале 1931 года программа строительства РККА была пересмотрена в сторону увеличения личного состава и насыщенности войск со временным вооружением (смета наркомата обороны, по сравнению с «до переломным» 1928 годом, выросла более чем в 10 раз!).

В июле 1931 года Тухачевский был назначен заместителем председателя РВС СССР и начальником вооружений РККА. С 1932 года «тракторные» и «паровозостроительные» заводы уже выпускали более трех тысяч танков в год, примерно столько же самолетов производили советские «мебельные фабрики».

С 1933 года Штаб РККА планировал свои мероприятия на «установление по военному времени такого масштаба развертывания, при котором Красная Армия смогла бы вести борьбу с любой коалицией мировых капиталистических держав и нанести армиям этих держав решительное поражение» и на «закрепление за РККА первого места в мире по всем решающим видам средств борьбы».

Мобилизационный план 1934 года предусматривал развертывание вооруженных сил численностью 4,8 млн. человек (включая 149 стрелковых и 22 кавалерийских соединений первой очереди); количество танков в строю должно было составить 9000.

Новый мобилизационный план М-8, утвержденный в конце 1937 года, предусматривал увеличение мобилизуемых сил уже до 8,6 млн. человек (в том числе 6,4 млн. человек в формированиях первой очереди). Первой в мире Красная Армия приступила к созданию механизированных бригад и корпусов, авиационных армий и воздушно-десантных сил.

Конечно, принципиально новой стратегии Тухачевский не создал, но он интересовался новыми веяниями в военной теории, живо на них откликался, стремился оснастить войска самой передовой техникой. Вместе с Уборевичем он внес большой вклад в строительство современной армии. Конечно, были допущены определенные ошибки, так ведь и начинать им пришлось практически с нуля.

Сам Михаил Николаевич сильно увлекался всевозможными «военными модами» и техническими новинками: универсальными пушками и безоткатными орудиями, ракетами и «воздушными авианосцами», радиоуправляемыми катерами, танками, самолетами, торпедами. С его подачи, щедро финансировались и совсем экзотические проекты вроде отклоняющей вражеские снаряды электромагнитной установки, «лучей смерти» или «подземных танков».

Но, во-первых, далеко не все из этих разработок были совсем бесполезными, например, радиолокационные установки или радиоуправляемые фугасы. А во-вторых, если во всех ошибках в военном строительстве виноват один Тухачевский, то чего тогда стоили все остальные вожди и полководцы, в частности, нарком обороны, начальники артиллерийского, автобронетанкового и прочих управлений?

* * *

Герои Гражданской войны, в зависимости от того, под чьим началом им довелось совершать свои подвиги или злодейства (выбор определения зависит от убеждений читателя), делились на своеобразные кланы — «конармейцев», «червонцев», «пехотинцев», «котовцев», «чапаевцев». Каждый из них приписывал себе исключительную роль в победоносной оккупации собственной страны и увлеченно интриговал против конкурентов в борьбе за влияние, посты, признание заслуг.

Самую мощную группировку составили ветераны Первой Конной армии. У истоков ее создания стоял сам «товарищ» Сталин. Он заботливо отбирал, расставлял и оберегал «свои кадры» и в годы войны, и в период радикального сокращения Красной Армии, способствовал их выдвижению на руководящие посты. Эти люди были его надежной опорой в период борьбы с Троцким, а подпускать «чужих» к командным высотам они не имели ни малейшего желания. В Первой Конной начиналась карьера С. М. Буденного и Б. М. Шапошникова, А. И. Егорова и Г. И. Кулика, С. К. Тимошенко и И. Р. Апанасенко, Е. А. Щаденко и А. В. Хрулева, И. В. Тюленева и А. А. Гречко.

Напротив, «червонные казаки», составлявшие ядро военной оппозиции, в ходе борьбы с троцкизмом были оттеснены на вторые роли, считали себя обиженными — мало власти, мало почестей, мало привилегий — и отчаянно фрондировали.

«Пехотинцы» имели меньше возможностей отличиться в маневренной Гражданской войне, и вообще их было маловато, зато они представляли наиболее образованную и думающую часть командного состава. Среди них преобладали бывшие офицеры старой армии. Группировку Буденного — Белова — Тимошенко они считали «рутинерами, недостаточно понимающими современное военное дело», а Кулика так вообще обозвали «фейерверкером».

В свою очередь, Ворошилов и Буденный терпеть не могли «красавчика-дворянчика» Тухачевского; именно по их инициативе в мае 1928 года Михаила Николаевича отрешили от поста начальника штаба РККА и направили командовать Ленинградским округом. Дворянин, умник, пишет статейки, играет на скрипочке, якшается с иностранцами, к тому же — выдвиженец Троцкого.

Сталин, начав формировать свою команду для будущей Большой войны (Великого Освободительного похода в Западную Европу), принял сторону более близких, проверенных и понятных ему конармейцев. Все прочие крупные военачальники, особенно те, кто пользовался авторитетом в войсках, демонстрировал самостоятельность мышления, смел «свое суждение иметь», подлежали ликвидации, согласно принципу, сформулированному еще одним из древних греческих тиранов: «Нет человека — нет проблемы».

Для сотрудников НКВД, получивших опыт подготовки политических судилищ над видными деятелями партии, не составило особого труда «слепить» еще одно дело. На всех выдвиженцев Троцкого, тем более голосовавших за него в ходе дискуссий 1920-х годов, давно были заведены особые папки, куда аккуратно подшивали все доносы и каждое неверно сказанное слово.

В ходе следствия по делу Каменева—Зиновьева чекисты дальновидно готовили «компромат» на военных с «сомнительным политическим лицом». Например, участники «параллельного троцкистского центра», директор Камерного театра (!) Ричард Пикель и заместитель директора завода «Магнезит» Ефим Дрейцер, поведали о том, что якобы они объединили всех военных, оставшихся верными Троцкому, в единую подпольную организацию, задачами которой являлось убийство Сталина и Ворошилова, и проведение государственного переворота в пользу Троцкого, Зиновьева, Каменева. Кроме того, много полезных материалов можно было извлечь из фактов поездок высших военных начальников в Германию, Италию и другие страны.

Собственно дело о военно-фашистском заговоре в Красной Армии уже было готово, оставалось лишь выбить из заговорщиков собственноручные признания и показания на других «членов подпольной организации».

Самыми первыми в 1936 году чекисты арестовали комкоров В. М. Примакова (14 августа) и В. К. Пугну. Им инкриминировали участие в некой троцкистско-зиновьевской «боевой группе».

* * *

Виталий Маркович Примаков родился в 1897 году. Будучи гимназистом, в разгар мировой войны распространял среди солдат Черниговского гарнизона антивоенные листовки, за что его выслали летом 1915 года в Восточную Сибирь. После падения монархии вернулся домой «заслуженным революционером», вошел в Киевский комитет большевиков, был избран делегатом 2-го Всероссийского съезда Советов. В Петрограде он оказался в нужное время. В октябре 1917 года Примаков командовал одним из отрядов Красной Гвардии при взятии Зимнего дворца и ликвидации мятежа Керенского—Краснова.

В январе 1918-го сформировал полк Червонного казачества, который превратился в бригаду, затем в дивизию, затем в 1-й конный корпус. Воевал на Украине с петлюровцами, немцами, деникинцами, врангелевцами, польскими легионерами и махновцами; в Средней Азии «усмирял» басмачей, то бишь, крестьян, восставших против ужасов советизации. Не имевший никакого военного опыта и военного образования недоучившийся гимназист Примаков проявил в боях «умелое командование» и «личное геройство», отмеченное тремя орденами Красного Знамени.

Правда, бывал иногда слишком крут, даже угодил под суд ВЦИК за расстрелы собственных красноармейцев. Конечно, во время войны наркомвоенмор Троцкий ввел в Красной Армии децимации (расстрел каждого десятого), а комиссар 46-й стрелковой дивизии Мехлис практиковал даже порку красноармейцев шомполами. Но на сей раз дело происходило не в боевой обстановке и не в Средней Азии, а под Шепетовкой, мирной осенью 1922 года. Прокурорская проверка выяснила, что бесчинные расправы в Червонном корпусе — дело житейское, способ укрепления дисциплины. Но все обошлось: 25-летнего «красного атамана», учтя его революционные заслуги, судить не стали, а отправили учиться на Высшие курсы комсостава.

С лета 1924 года Примаков начальствовал в Высшей кавалерийской школе, в 1925 году съездил в Китай, затем командовал 1-м стрелковым корпусом. Принадлежал к троцкистской военной оппозиции, посему в 1927–33 годы сидел военным атташе в Афганистане и Японии. Поразмыслив, Виталий Маркович «честно, без двурушничества, без обмана» написал заявление о разрыве с троцкизмом. Далее он командовал 13-м корпусом в Приволжском округе, был помощником командующего Северо-Кавказского округа, инспектором высших учебных заведений РККА, в 1931 году посетил Германию.

На досуге сочинял мемуары о славных червонных казаках и их героическом командире, стихи о прекрасной жизни в Советской стране, фантазии на тему «мирового пожара». Военно-теоретическими изысканиями не увлекался. В 1935 году Примакову присвоили звание комкор и назначили на должность заместителя командующего Ленинградским военным округом. Такое отношение к себе он считал несправедливым и в знак протеста вместо трех комкоровских ромбов носил знаки различия командарма 2-го ранга.

* * *

Витовт Казимирович Путна (1893–1937) был из крестьян. В царской армии к 1917 году дослужился до ускоренно выпущенного прапорщика, командовал батальоном, в котором, естественно, «вел революционную пропаганду». Гражданскую войну окончил командиром 27-й Омской стрелковой дивизии. Сражался на Восточном фронте против Колчака и на Западном с «белополяками», заслужил два ордена Красного Знамени.

Третьего ордена был удостоен «за исключительную военную доблесть и мужество, проявленное при ликвидации Кронштадтского мятежа». Участвовал в боях с «бандитами» на Нижней Волге.

В 1923 году окончил Высшие курсы комсостава. В 1924–25 годы был военным советником в Китае. Затем возглавил Управление военно-учебных заведений РККА. В 1921-м году стал командиром 2-го стрелкового корпуса, но в том же году уехал военным атташе в Японию, а оттуда в Финляндию. На служебной карьере сказалось участие в троцкистской оппозиции.

Но Витовт Казимирович вовремя раскаялся. В 1931–34 годы командовал корпусом и Приморской группой войск Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. В июле 1934 года Путну отправили военным атташе в Англию. В августе 1936-го отозвали в Москву для срочного доклада наркому обороны и по приезде сразу же арестовали.

* * *

В сентябре «взяли в оборот» комкора С. А. Туровского, заместителя командующего войсками Харьковского округа (соратник Примакова, в прошлом начальник штаба Червонного казачества); комдива Д. А. Шмидта, командира 8-й механизированной бригады (тоже червонный казак и активный троцкист); комдива Ю. В. Саблина, коменданта Летичевского укрепленного района (бывший левый эсер, один из организаторов мятежа в июле 1918 года); комбрига М. Ю. Зюка — командира 25-й Чапаевской дивизии; полковника И. Л. Карпеля — начальника штаба 66-й стрелковой дивизии; майора Б. И. Кузьмичёва — начальника штаба 18-й авиационной бригады (голосовал когда-то за Троцкого и давно числился «неблагонадежным»).

На десятый день непрерывных допросов дважды орденоносец майор Кузьмичёв подписал показания о том, что в 1935 году он, совместно с другими троцкистскими агентами, участвовал в подготовке неудавшегося покушения на жизнь Ворошилова во время посещения оным Киевской оперы. Эту сказку чекисты явно сочинили по примеру убийства премьер-министра Столыпина. Но на маршала она произвела потрясающее впечатление. Значит, действительно, все эти Тухачевские и Якиры не просто сволочи и интриганы, а натуральные враги!

Комдив Д. А. Шмидт, «человек отчаянной храбрости», в 1927 году публично грозился отрезать товарищу Сталину уши, но, как только оказался в тюремной камере, тут же загнусавил: «всей своей кровью, всеми мыслями принадлежу и отдан только делу партии, делу Сталина». Тем не менее, через месяц и он признался, что замышлял убийство Ворошилова и самого генерального секретаря партии!

Примаков, Туровский и Путна поначалу не осознали своего положения и не проявили склонности к сотрудничеству с «органами товарища Ягоды». Самое большее, в чем они были согласны покаяться — так это в том, что не любили Ворошилова и Буденного, враждебно о них высказывались.

Факт «не сознания фигурантов», в совокупности с рядом проколов в деле разгрома «троцкистско-зиновьевского центра», утвердил Сталина во мнении, что генеральный комиссар государственной безопасности Генрих Григорьевич Ягода (1891–1938) «оказался не на высоте своей задачи».

Осенью 1936 года Ягоду на посту главного карателя страны сменил «железный нарком» Николай Николаевич Ежов, а мягкотелых дознавателей в апреле 1937-го — следователи-ударники А. А. Авсеевич и З. М. Ушаков. Благодаря их стараниям, уже в начале в мая комкоры «раскололись» и подписали протоколы о своем участии в заговоре, назвав фамилии 60-и сообщников, в том числе Тухачевского, Дыбенко, Гамарника, бывшего главкома С. С. Каменева (успевшего, на свое счастье, к тому времени отойти в мир иной) и «глубоко законспирированного троцкиста» Якира.

Один из бывших сотрудников палаческого ведомства позже вспоминал: «Работа Авсеевича руководством Особого отдела ставилась в пример другим следователям. Авсеевич после этого стал эталоном в работе с арестованными».

Примерно в те же дни бывший заместитель наркома внутренних дел Г. Е. Прокофьев и бывший начальник Особого отдела М. И. Гай, арестованные в рамках чистки данного ведомства, дали нужные показания о «преступных связях» Тухачевского, Уборевича, Корка, Эйдемана, Шапошникова и других военачальников с гнусным отравителем Ягодой, который по ночам опрыскивал из пульверизатора кабинеты верных ленинцев каким-то страшным ртутным ядом и успел таким злодейским способом умертвить Вячеслава Менжинского (в 1934 г.), Валериана Куйбышева (в 1935 г.) и Максима Горького (в 1936 г.).[14]

Последовала новая волна арестов. В апреле 1937 года — начальника кафедры организации и мобилизации Академии Генштаба комкора М. И. Алафузо; в начале мая — члена военного совета СКВО армейского комиссара 2-го ранга Г. И. Векличева и командующего войсками Уральского ВО трижды орденоносца комкора Б. С. Горбачева, тоже щеголявшего с петлицами командарма. А в соседних камерах Лефортовской тюрьмы уже полтора месяца сидело предыдущее командование округа: комкор И. И. Гарькавый и его заместитель комкор М. И. Василенко.

Чекисты работали споро, весело, по методике, разработанной еще мастерами Сыскного приказа и Тайной канцелярии: «Для начала испытуемого надо привести в изумление». Первым делом с легендарных комбригов, комдивов и комкоров срывали знаки различия и ордена, после чего незамедлительно давали в морду.

Полковому комиссару П. П. Любцеву следователь разъяснил сразу: «Ты теперь не комиссар, а говно, если захочу, будешь меня в жопу целовать, держась за штаны следователя, от нас все зависит».

12 мая взяли командарма 2-го ранга А. И. Корка. Он сломался на вторые сутки допроса и написал заявление на имя Ежова: да, существует план проведения дворцового переворота, создан оперативный штаб в составе Тухачевского, Путны, Уборевича, Эйдемана и самого Августа Ивановича.

15 мая был арестован друг Тухачевского комкор Б. М. Фельдман, всего за три недели до этого назначенный заместителем командующего войсками Московского ВО, и заместитель командующего Закавказским округом комкор И. К. Кутяков. Еще через два дня — командующий ВВС Дальневосточной армии комкор А. Я. Лапиньш и начальник автобронетанковых войск ОКДВА комдив С. И. Деревенцов.

* * *

Борис Миронович Фельдман был призван в царскую армию в 1913 году. В мае 1918-го вступил в РККА. Гражданскую войну окончил командиром 55-й стрелковой дивизии. С 1926 года — начальник штаба Ленинградского военного округа. В 1927-м ездил учиться в Германию. С 1934 года был начальником Управления по начальствующему составу РККА.

Фельдман, на которого у чекистов и показаний-то не было, сразу продемонстрировал стремление к сотрудничеству, «честно признав», что является участником военно-троцкистского заговора, матерым шпионом, завербованным Тухачевским в начале 1932 года. Кроме того, он назвал других «членов подпольной организации» — начальника штаба Закавказского военного округа Савицкого, начальника инженерной академии Смолина, заместителя начальника Автобронетанкового управления комдива М. М. Ольшанского — всего более 40 командиров и политработников.

После доклада Ежова об успехах следствия Сталин санкционировал арест главных фигурантов. 21 мая взяли начальника Управления боевой подготовки комкора К. А. Чайковского. 22 мая прямо из президиума Общемосковской партийной конференции выдернули комкора Р. П. Эйдемана, соратника Примакова и Уборевича.

* * *

Роберт Петрович Эйдеман родился в 1895 году, окончил реальное училище, в 1916 году — ускоренный курс Киевского пехотного училища, служил прапорщиком в запасном полку в Канске, после свержения монархии весной — летом 1917 года выступал с пламенными речами в Совете солдатских депутатов, при этом упорно уклонялся от отправки на фронт.

В Гражданскую войну командовал дивизиями на Восточном и Южном фронте, 13-й армией, Правобережной группой войск Юго-Западного фронта, оборонявшей каховский плацдарм.

В 1921 году как начальник внутренних войск «непосредственно» руководил борьбой с «кулацко-националистическими бандами» на Украине; в 1924–25 годы — войсками Сибирского военного округа. В 1925–32 годы был начальником и комиссаром Военной академии имени Фрунзе.

В 1927–28 гг. изучал опыт рейхсвера, прослушал курс Высшей военной академии генерального штаба в Берлине, «без отрыва от своей непосредственной работы».

Последние пять лет до ареста возглавлял Центральный совет Осоавиахима. Кроме того, Эйдеман был литератором и поэтом: «В своих произведениях Роберт Петрович воспевал партию, Ленина, социалистическую революцию, героизм и доблесть советских воинов в гражданской войне». Получалась ходульно, но с красивостями. Примерно так:

Ни отдыха, ни тишины не знаем…

От жарких дум, как факелы пылаем.

Где сносим старь, там новое растет.

Иной падет в пути, но мы идем вперед…

В тифу мы пылали, но не сгорали.

Мы воинами были — тверже стали.

Мы — крепкие. Железо и гранит.

(«Большевики»)

Посему Эйдеман, «талантливый военачальник и преданный борец Великой революции» являлся еще и членом Союза писателей и председателем его латвийской секции, где пестовал поэтов себе под стать. Вот только воспеть товарища Сталина он не догадался, а в молодости успел побывать членом партии эсеров-максималистов. Когда в 1929 году вышла в свет брошюра Ворошилова «Сталин и Красная Армия», и всем стало ясно, кто на самом деле был организатором всех побед, разгрома Деникина в том числе, Роберт Петрович откликнулся статьей «Орловское сражение» с пассажем о гениальной ленинской голове, в которой «политика и стратегия как бы нашли свое полное гармоническое сочетание», а про сталинскую гениальность опять же ничего не вспомнил.

* * *

В тот же день арестовали начальника военных сообщений РККА комкора Э. Ф. Аппога и начальника Артиллерийского управления комкора Н. А. Ефимова. Последний дал показания на своего помощника комбрига Я. М. Железнякова и еще 25 подчиненных, которых успел «завербовать». Комкор Лапинын поведал о заговорщицкой деятельности Тухачевского, Гамарника, Путны, Примакова и Мерецкова. В соседнем кабинете, помогая следствию, диктовал список сообщников «патентованный немецкий шпик», железо-гранитный Эйдеман.

Наконец, 22 мая 1937 года в Куйбышеве (Самаре) арестовали Тухачевского, перемещенного с поста заместителя наркома обороны на должность командующего войсками Приволжского военного округа. Маршала допрашивал сам Ежов. Михаил Николаевич, поупиравшись одни сутки, подписал признание в том, что, во-первых, стоял-таки во главе «антисоветского троцкистско-правого заговорщицкого блока» и, во-вторых, шпионил в пользу Германии. Участие в заговоре принимали Ягода, Фельдман, Алафузо, Примаков, Путна, Эйдеман, Якир, Каменев, Уборевич, Корк,

Гамарник, Осепян и многие другие. Тухачевский даже назвал бывших конармейцев Тимошенко и Апанасенко.

А подробности? Да вот, пожалуйста: командующие приграничными округами в сговоре с Саблиным собирались сдать немцам Летический укрепленный район. Уборевич создавал партизанскую сеть и готовил диверсионные группы тоже по заданию немцев. Покойный Каменев «по своей линии» разрабатывал мероприятия, направленные к тому, чтобы дезорганизовать противовоздушную оборону железных дорог в БВО и КВО и тем внести расстройство в стратегическое сосредоточение Красной Армии. Сам Тухачевский, зная что сил на Западном ТВД недостаточно, оперативный план не менял: «Вследствие этого поражение не исключено даже без наличия какого бы то ни было вредительства».

Через неделю были изъяты из своих округов командармы 1-го ранга Якир и Уборевич, командир 4-го казачьего корпуса комкор И. Д. Косогов. Они тоже дали признательные показания. Одновременно с напутствием Ворошилова — «берите всех подлецов» — началась зачистка Артиллерийского управления.

30 мая арестовали начальника внешних сношений штаба РККА комкора А. И. Геккера и заместителя начальника политического управления Красной Армии армейского комиссара 2-го ранга Г. А. Осепяна.

В тот же день Политбюро приняло решение исключить из состава Реввоенсовета и отстранить от военной работы Гамарника и Аронштама. 31 мая главный комиссар страны, «запутавшийся в своих связях с антисоветскими элементами», застрелился. Начальник политуправления ОКДВА армейский комиссар 2-го ранга Л. Н. Аронштам стреляться не пожелал и был арестован. 1 июня, пригласив в Москву на партконференцию, взяли еще в пути заместителя Блюхера комкора М. В. Сангурского.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.