Глава тринадцатая Путешествие в разгар Мировой войны
Глава тринадцатая
Путешествие в разгар Мировой войны
В этот момент, когда столько вопросов еще оставалось неразрешенными, мое присутствие в Лондоне было необходимо по ряду причин. Но я никогда не сомневался в том, что достижение полного взаимопонимания между Англией и Соединенными Штатами имеет больше значения, чем что бы то ни было, и что я должен немедленно отправиться в Вашингтон с самой сильной группой опытных экспертов, которая могла быть выделена для этой цели в данный момент. Было решено, что путешествие по воздуху в это время года в таком небезопасном направлении было бы для нас чересчур рискованным. Поэтому мы выехали 12 декабря на реку Клайд. Линкора «Принс ов Уэлс» уже не существовало. «Кинг Джордж V» сторожил «Тирпица». Мы могли поехать на вновь построенном линкоре «Дьюк ов Йорк», который, кстати, мог развить за время этого путешествия свою полную мощность. Основными участниками нашей группы были: член военного кабинета лорд Бивербрук, начальник военно-морского штаба адмирал Паунд, начальник штаба военно-воздушных сил маршал авиации Портал и фельдмаршал Дилл, которого к этому времени сменил на посту начальника имперского генерального штаба генерал Брук. Я хотел, чтобы Брук остался в Лондоне и вошел в курс тех сложнейших проблем, с которыми ему предстояло столкнуться. Вместо него я пригласил поехать со мной в Вашингтон Дилла, который все еще был в центре всей нашей деятельности и пользовался всеобщим доверием и уважением. Здесь для него открывалась новая сфера деятельности.
Мы надеялись совершить это путешествие за семь дней, при средней скорости 20 узлов, учитывая, что нам придется делать много зигзагов и крюков, чтобы избежать встречи с подводными лодками противника.
Все наши проблемы неотступно следовали за нами, и мыслями я был с министром иностранных дел, который также находился в это время в море, двигаясь в противоположном направлении. Самым срочным вопросом нашей политики был вопрос о том, должны ли мы просить Советское правительство объявить войну Японии. Я уже послал Идену телеграмму следующего содержания:
Премьер-министр – министру иностранных дел
12 декабря 1941 года
«1. Перед своим отъездом Вы интересовались мнением начальников штабов относительно того, было ли бы для нас выгодно, если бы Россия объявила войну Японии. Тщательно продумав этот вопрос, начальники штабов пришли к следующему заключению: объявление Россией войны Японии было бы для нас очень выгодным при условии – но только при том условии, – если русские уверены в том, что это не отразится на положении на их Западном фронте теперь или будущей весной».
Затем подробно излагались все их доводы «за» и «против». В целом они подчеркивали, что основное значение имеет необходимость избежать поражения России на Западе.
Во время нашего путешествия я получил от Идена, который вскоре прибыл в Москву, ряд сообщений, излагавших мнения Советского правительства по другим вопросам, с которыми он столкнулся по прибытии.
Суть этих сообщений изложена им самим в подробном донесении, датированном 5 января 1942 года, которое он написал по возвращении.
5 января 1942 года
«Во время моей первой беседы со Сталиным и Молотовым, состоявшейся 16 декабря, Сталин довольно подробно изложил свои взгляды на то, какими должны быть послевоенные территориальные границы в Европе, и в особенности свою точку зрения относительно обращения с Германией. Он предложил восстановление Австрии в качестве самостоятельного государства, отделение Рейнской области от Пруссии в качестве самостоятельного государства или протектората и, возможно, создание самостоятельного баварского государства. Он также предложил, чтобы Восточная Пруссия отошла к Польше, а Судетская область была возвращена Чехословакии. Он указал, что Югославию следует восстановить как самостоятельное государство и даже передать ей некоторые дополнительные территории за счет Италии; что Албания должна быть восстановлена в качестве независимого государства и что Турция должна получить Додеканезы с возможным пересмотром в пользу Греции вопроса о судьбе островов в Эгейском море, имеющих важное значение для Греции. Турция могла бы также получить некоторые районы в Болгарии, а возможно, и в Северной Сирии.
Вообще говоря, оккупированные страны, включая Чехословакию и Грецию, должны быть восстановлены в своих довоенных границах. Сталин выразил готовность поддержать любые специальные соглашения об обеспечении баз и т. д. для Соединенного Королевства в западноевропейских странах, а именно: во Франции, в Бельгии, Нидерландах, Норвегии и Дании. Что касается особых интересов Советского Союза, то Сталин желает, чтобы было восстановлено положение, существовавшее в 1941 году, до нападения Германии, в отношении Прибалтийских государств, Финляндии и Бессарабии. Линия Керзона должна быть положена в основу будущей советско-польской границы, а Румыния должна предоставить Советскому Союзу необходимые условия для создания там баз и т. п., взамен чего она получит компенсацию за счет территории, оккупированной в настоящее время Венгрией.
В ходе этой первой беседы Сталин в общем согласился с тем принципом, что Германия должна будет возместить ущерб, причиненный ею оккупированным странам, товарами, в частности станками и т. п., и исключил репарации в денежной форме как нежелательные. Он проявил интерес к созданию военного союза между «демократическими странами» после окончания войны и заявил, что Советский Союз не возражает против того, чтобы некоторые страны Европы объединились в федерации, если они этого пожелают.
Во время второй беседы, состоявшейся 17 декабря, Сталин настаивал на том, чтобы правительство его величества немедленно признало будущие границы СССР и, в частности, включение в состав СССР Прибалтийских государств и восстановление финляндско-советской границы 1941 года. Он заявил, что ставит заключение какого бы то ни было англо-советского соглашения в зависимость от достижения соглашения по этому вопросу. Я, со своей стороны, пояснил Сталину, что ввиду принятых нами ранее обязательств по отношению к правительству Соединенных Штатов правительство его величества не может в настоящее время как-либо связывать себя в вопросе о послевоенных границах в Европе. Однако я обещал по возвращении проконсультироваться по этому вопросу с правительством его величества в Соединенном Королевстве, с правительством Соединенных Штатов и с правительствами его величества в доминионах. Этот вопрос, которому Сталин придавал основное значение, обсуждался также во время нашей третьей встречи, 18 декабря».
Среди притязаний, выдвигавшихся русскими, на первом месте стояло требование о том, чтобы Прибалтийские государства, которые Россия подчинила себе в начале войны, окончательно вошли в состав Советского Союза[42]. Были выдвинуты также и многие другие условия, касавшиеся расширения русской империи, наряду с горячими призывами о предоставлении неограниченной помощи поставками и о военных действиях, осуществить которые в тот момент было невозможно.
Идену я ответил следующим письмом:
Премьер-министр – министру иностранных дел, Москва
20 декабря 1941 года
«1. Вы, конечно, не будете резки в беседе со Сталиным. Мы связаны по отношению к Соединенным Штатам обязательством не заключать какие-либо тайные и особые пакты. Обратиться к президенту Рузвельту с подобными предложениями значило бы встретить категорический отказ. Это могло бы повести к длительным недоразумениям между нами.
2. Проблема стратегической безопасности России со стороны ее западной границы явится одним из предметов обсуждения на мирной конференции. События показали, что положение Ленинграда является особенно опасным. Первейшей нашей целью будет предотвратить возможность развязки Германией новой войны. Одним из важнейших вопросов, которые придется решить, будет отделение Пруссии от Южной Германии и фактическое определение Пруссии как таковой. Но все это, по-видимому, дело отдаленного будущего, которое теперь представляется еще неясным. В настоящее время перед нами стоит задача путем жестокой и длительной борьбы выиграть войну. Открыто подняв сейчас такие вопросы, мы лишь сплотили бы всех немцев вокруг Гитлера.
3. По-моему, в настоящее время было бы нецелесообразно даже поставить их перед президентом Рузвельтом в неофициальном порядке. Я избрал бы именно такую линию, избегая, таким образом, внезапного или окончательного прекращения переговоров. Вы не должны быть разочарованы, если Вам не удастся привезти с собой совместную публичную декларацию, основанную на тех принципах, которые сформулированы в Вашем донесении кабинету. Я уверен, что Ваша поездка принесла большую пользу и что занятая Вами позиция встретит всеобщее одобрение.
Мне кажется, что мы уже очень давно находимся в пути».
В своем сообщении Иден рассказывает, как закончились его беседы со Сталиным в Москве:
«Мы расстались в очень дружественной атмосфере. После моих объяснений Сталин, по-видимому, полностью понял, что в настоящее время мы не имеем возможности создать второй фронт в Европе. Он проявил значительный интерес к ходу нашего наступления в Ливии и нашел чрезвычайно желательным, чтобы Италия была выведена из строя, исходя из того, что выпадение самого слабого звена оси поведет к ее полному краху.
Он не считал, что у него уже достаточно сил для того, чтобы продолжать войну с Германией и в то же время начать военные действия против Японии. Он высказал надежду довести весной мощь своей дальневосточной армии до той численности, какую она имела, прежде чем ему пришлось обратиться к ней за подкреплениями для Западного фронта. Он не взял на себя обязательства объявить весной войну Японии, а обещал только пересмотреть тогда этот вопрос, хотя он предпочел бы, чтобы военные действия начали японцы, – что он, по-видимому, считает вероятным».
Однако самой острой внешнеполитической проблемой, занимавшей наши мысли, была в тот момент проблема Франции. Какое впечатление произведет на вишистскую Францию американская декларация о том, что Соединенные Штаты и Германия находятся в состоянии войны? Мы в Англии поддерживали отношения с де Голлем. Правительство Соединенных Штатов, особенно государственный департамент, поддерживало тесный и полезный контакт с Виши. Петэн, зажатый немцами в тиски, был болен. Говорили, что ему предстоит операция по поводу опухоли предстательной железы. Вейган был отозван из Северной Африки в Виши и снят со своего поста. Адмирал Дарлан был, казалось, на вершине власти. Кроме того, успех Окинлека в Ливии и в близлежащих к ней районах выдвигал на первый план все вопросы, касавшиеся Французской Северной Африки. Будет ли Гитлер, войска которого были отброшены в Ливии и остановлены в России, настаивать на отправке германских войск в Тунис, Алжир, Марокко и Дакар – на этот раз уже не через Испанию, а морем и по воздуху? Явится ли это или какое-либо иное мероприятие в этом роде его ответом на вступление Америки в войну?
Имелись указания на то, что адмирал Дарлан, возможно, сменит Петэна на его посту или вытеснит его, и наше министерство иностранных дел получило косвенные запросы о том, как мы и наш великий союзник отнесемся к нему в этом случае. Эти озадачивающие перспективы касались всего нашего положения на море – флота, находившегося в Тулоне, двух незаконченных постройкой линкоров в Касабланке и Дакаре, блокады и многих других вопросов.
Тем временем бои продолжались на всех театрах военных действий, как старых, так и новых. У меня не было иллюзий относительно судьбы, ожидавшей Гонконг под напором подавляющих японских сил. Но чем сильнее будет сопротивление англичан, тем лучше будет для всех. Японцы совершили нападение на Гонконг почти в тот же момент, что и на Пёрл-Харбор. Гарнизон под командованием генерал-майора Молтби оказался перед задачей, которая с самого начала была для него непосильной. Японцы использовали в наступлении три дивизии, мы же могли им противопоставить всего шесть батальонов, в том числе два канадских. Помимо этого, мы имели там горсточку подвижной артиллерии, двухтысячный добровольческий корпус обороны, состоявший из гражданских лиц, а также береговую и зенитную артиллерию для обороны порта. На протяжении всей осады японцы обладали неоспоримым господством в воздухе. Немалую помощь врагу оказывала активная «пятая колонна» из числа жителей-туземцев.
Подготовка противника к форсированию полосы воды шириной в одну милю, отделяющей остров от материка, заняла несколько дней, в течение которых японцы систематически бомбили наши позиции и обстреливали их из орудий и минометов. Ночью 18 декабря они совершили первую высадку; доставленные вслед за тем подкрепления стали энергично продвигаться в глубь острова. Подвергаясь все усиливавшимся атакам, защитники острова вынуждены были шаг за шагом отходить. Тяжелые потери сильно сократили их численность.
Гарнизон держался неделю. Каждый, кто мог держать оружие, в том числе ряд офицеров и бойцов королевского военно-морского флота и королевских военно-воздушных сил, принял участие в этом отчаянном сопротивлении. Под стать их стойкости была сила духа, проявленная гражданским населением. В день рождества стало ясно, что» они не могут больше сопротивляться, и капитуляция стала неизбежной. Под руководством своего решительного губернатора сэра Марка Янга колония хорошо проявила себя в борьбе с врагом. Она действительно по праву завоевала себе «неувядаемую славу».
Целая серия несчастий надвигалась на нас и в Малайе. Высадка японских войск на полуострове 8 декабря сопровождалась разрушительными налетами, которые причинили серьезный ущерб нашим и без того слабым воздушным силам и в скором времени вывели из строя северные аэродромы. В Кота-Бару, где береговые укрепления оборонялись пехотной бригадой, растянутой вдоль 30-мильного фронта, японцам удалось высадить большую часть дивизии. Правда, при этом они понесли тяжелые потери в результате действий наших войск на берегу и налетов нашей авиации. После трехдневных упорных боев противник прочно укрепился на суше, захватив близлежащие аэродромы, и бригада, понесшая тяжелые потери, получила приказ отойти к югу.
Дальше к северу японцы в тот же день, 8 декабря, высадились, не встретив никакого сопротивления, в Патани и Сингоре. В результате смелых операций голландские подводные лодки потопили несколько японских судов. Серьезных боев не было до 12 декабря, когда одна из лучших дивизий противника совершила успешную атаку на индийскую 11-ю дивизию к северу от Алор-Стар, нанеся ей большие потери.
Тактическая оборона Малаккского полуострова потребовала серьезных стратегических решений. У меня были твердые убеждения по этому вопросу, которые, к моему сожалению, я не в силах был претворить в жизнь, поскольку находился в это время в пути посреди океана.
Премьер-министр – генералу Исмею для комитета начальников штабов
15 декабря 1941 года
«Берегитесь, как бы войска, необходимые для конечной обороны острова и крепости Сингапур, не оказались истощены или отрезаны на Малаккском полуострове. Ничто не может сравниться с крепостью по значению. Уверены ли вы, что у нас хватит войск для длительной обороны? Продумайте с Окинлеком и австралийским правительством вопрос о переводе австралийской 1-й дивизии из Палестины в Сингапур. Сообщите о принятых мерах».
17 декабря противник вторгся в Пенанг, где, несмотря на произведенные разрушения, большое количество мелких судов было захвачено невредимыми. Это позволило ему впоследствии предпринять ряд фланговых атак, осуществлявшихся небольшими десантными частями. К концу месяца наши войска, несколько раз участвовавшие в тяжелых боях, вели бои в районе Ипо, на расстоянии целых 150 миль от их первоначальных позиций. К этому времени японцы уже высадили на территории полуострова по меньшей мере три дивизии полного состава, включая части императорской гвардии. Противник также значительно увеличил свое превосходство в воздухе. Качество его самолетов, которые он быстро разместил на захваченных им аэродромах, превзошло все ожидания. Нашим войскам пришлось перейти к обороне, и они несли тяжелые потери. 16 декабря японцы вторглись также в северную часть Борнео, которую им удалось вскоре оккупировать. Однако мы успели до этого разрушить находившиеся там огромные и чрезвычайно ценные нефтяные промыслы. В течение всего этого времени голландские подводные лодки наносили тяжелый ущерб флоту противника.
Пока мы находились в плавании, сражение в Пустыне, которым руководил генерал Окинлек, развертывалось успешно. Армия держав оси, искусно избегая маневров, имевших целью ее окружение, сумела отойти к тыловой линии, проходившей на юг от Газалы. 13 декабря 8-я армия начала наступление на эту позицию. В эту армию теперь входили: 7-я бронетанковая дивизия с 4-й бронетанковой бригадой и группой поддержки, англо-индийская 4-я дивизия, гвардейская бригада (моторизованная), новозеландская 5-я бригада, польская бригадная группа и 32-я армейская танковая бригада. Все эти части перешли под командование штаба 13-го корпуса. 30-му корпусу пришлось вести бои с отрезанными и брошенными на произвол судьбы в Эс-Саллуме, Халфайе и Бардии гарнизонами противника, которые оказывали упорное сопротивление. В Газале противник сражался хорошо, но наши бронетанковые части обошли его с фланга в Пустыне, и Роммель начал отводить свои войска через Дерну к Аджедабии и Эль-Агейле. Их неотступно преследовали все наши части, которые мы в состоянии были обеспечить снабжением во время этих больших переходов.
В первую неделю декабря заметно увеличились силы вражеской авиации. Германский 1-й воздушный корпус был снят с русского фронта и переброшен в район Средиземного моря. Из германских документов видно, что число самолетов возросло с 400 (из них 206 боеспособных), имевшихся на 15 ноября, до 637 (из них 339 боеспособных) месяц спустя. Большая часть самолетов была направлена на Сицилию для защиты морского пути в Северную Африку, но над Пустыней стали появляться во все увеличивающемся количестве пикирующие бомбардировщики в сопровождении чрезвычайно эффективных истребителей «Мессершмитт-109». Английский воздушный флот потерял то превосходство в воздухе, которого он добился в течение первой недели боев.
Пока «Дьюк ов Йорк» продвигался в западном направлении, все члены нашей группы непрестанно работали и все наши мысли были сосредоточены на новых огромных проблемах, которые нам предстояло разрешить. Мы с нетерпением, но также и с некоторым беспокойством ждали момента, когда мы впервые встретимся с президентом и его военными советниками в качестве союзников. Еще до отъезда мы знали, что преступное нападение японцев на Пёрл-Харбор потрясло американский народ до глубины души. Получаемые нами официальные сообщения и сводки материалов печати создавали у нас впечатление, что весь гнев народа обрушится на Японию. Мы опасались, что это может помешать американцам увидеть в истинном свете всю картину войны в целом. Мы сознавали ту серьезную опасность, что Соединенные Штаты могут заняться исключительно войной против Японии на Тихом океане, предоставив нам сражаться с Германией и Италией в Европе, Африке и на Среднем Востоке.
В одной из предыдущих глав я говорил о стойкости и все возраставшей до этого момента мощи Англии. Первая битва за Атлантику против подводных лодок врага закончилась явно в нашу пользу. Мы не сомневались в том, что сможем сохранить открытыми наши океанские пути. Мы были уверены, что сможем разбить Гитлера, если он попытается вторгнуться на Британские острова. Нас воодушевила сила сопротивления русских. Мы питали слишком большие надежды на успех нашей кампании в Ливии. Но все наши планы на будущее зависели от огромного количества американских поставок всяких видов материалов, которые в это время широким потоком направлялись к нам через Атлантический океан. Мы в особенности рассчитывали на самолеты и танки, а также на осуществлявшееся в Америке громадное строительство торговых судов.
До сих пор, пока Америка была невоюющей страной, президент имел возможность и был готов предоставлять нам большое количество оружия и снаряжения, в которых американская армия не нуждалась в то время, так как она не принимала участия в боях. Следовало ожидать, что эти поставки будут теперь ограничены, так как Соединенные Штаты находились в состоянии войны с Германией, Италией, а главным образом с Японией.
Видимо, их собственные нужды будут стоять на первом плане. После нападения Германии на Россию мы приняли правильное решение пожертвовать значительной частью оружия и материалов, которые наконец-то начали поступать с наших собственных заводов, чтобы оказать помощь Красной Армии. Соединенные Штаты направляли в Россию еще более значительные поставки, которые в противном случае мы получали бы сами. Мы полностью одобряли все это ввиду того великолепного сопротивления, которое Россия оказывала нацистским захватчикам.
Тем не менее нам было тяжело откладывать оснащение наших собственных вооруженных сил, а особенно задерживать посылку жизненно необходимого вооружения для наших войск, которые вели ожесточенные бои в Ливии. Мы должны были предполагать, что основным принципом нашего союзника станет принцип «Америка прежде всего». Мы опасались, что пройдет много времени, прежде чем американские войска начнут участвовать в крупных операциях, и что в течение этого подготовительного периода мы по необходимости окажемся в очень затруднительном положении. Это должно было произойти в то время, когда нам самим пришлось столкнуться с новым грозным противником в Малайе, Индийском океане, Бирме и Индии. По-видимому, вопрос о дележе материалов окажется весьма деликатным, потребует глубокого изучения и будет чреват трудностями. Нас уже известили, что действие всех графиков поставок по закону о ленд-лизе приостановлено впредь до пересмотра этого вопроса. К счастью, объем продукции английских военных и авиационных заводов и темпы их работы начали значительно увеличиваться и вскоре должны были достигнуть чрезвычайно больших масштабов.
Но все эти соображения бледнели перед главной стратегической проблемой. Удастся ли нам убедить президента и американское военное командование, что поражение Японии не будет еще означать поражения Гитлера, тогда как поражение Гитлера поведет к тому, что уничтожение Японии станет лишь вопросом времени и определенных усилий? Мы провели немало долгих часов, всесторонне обдумывая этот серьезный вопрос.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.