III. СТАЛИН И МАКИАВЕЛЛИ
III. СТАЛИН И МАКИАВЕЛЛИ
Будущий биограф Сталина, если он захочет что-нибудь понять в действиях диктатора, должен приступить к своей работе только после того, как он основательно изучит три источника: "Государь" Макиавелли, философию Ницше и уголовный кодекс любого государства, даже советского.
Величайшее преимущество Сталина, как "политика нового типа", над другими политиками, в том числе и над коммунистическими, заключалось в том, что он был абсолютно свободен не только от человеческой морали, но даже и от того, что принято называть "идейным убеждением".
Характеристика Талейрана, которая дана князю советским академиком Е. Тарле в книге, написанной во вкусе советского диктатора, целиком может быть отнесена к Сталину[284]:
"Что такое "убеждение" — князь Талейран знал только понаслышке, что такое "совесть" — ему тоже приходилось изредка слышать из рассказов окружающих, и он считал, что эти курьезные особенности человеческой натуры могут быть даже очень полезны, но не для того, у кого они есть, а для того, кому приходится иметь дело с их обладателем. "Бойтесь первого движения души, потому что оно, обыкновенно, самое благородное, — учил он молодых дипломатов, которым напоминал также, что "язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли".
Что эта характеристика может быть отнесена к Сталину, засвидетельствовал нам сам "теоретический и политический орган ЦК КПСС" журнал "Коммунист"[285]:
"В работе Сталина последовал разрыв теории с практикой. Во многих случаях он поступал прямо противоположно тому, что совершенно правильно говорил и писал".
В биографиях обоих деятелей тоже было много общего. По происхождению Сталин, конечно, был антиподом Талейрана — отец Сталина был простым сапожником, а Талейрана — разорившимся дворянином. Но поразительно сходны были условия, в которых протекали их юношеские годы, полного одиночества, одинакового воспитания (духовные семинарии) и даже одинакового физического недуга (болезнь оспой). Тарле выводил характер великого дипломата из этих социально-бытовых условий, но надо знать самого Тарле, чтобы быть уверенным, что говоря о Талейране и невольно думая о Сталине, он внутреннее восхищался гениальной мыслью Гегеля: "исторические события и герои повторяются дважды"!
Тарле был лейб-писателем Сталина, не в том смысле, конечно, что возводил "культ гениального" (в книге размером в 300 страниц о "буржуазной дипломатии" нет даже ни одной цитаты из Сталина, и это в 1948 году!), а в том, что только ему одному Сталин разрешил писать почти свободно на свои излюбленные темы: "Наполеон" и "Талейран". И Тарле писал, писал талантливо, метко и прямо как для портрета самого Сталина[286]:
"То, как проходят первые годы нашей жизни, — влияет на всю жизнь, и если бы я раскрыл вам, как я провел всю свою юность, то вы бы меньше удивлялись очень многому во мне", — говорил Талейран одной из придворных дам императрицы Жозефины. Процитировав это признание своего героя, Тарле дает ему неподражаемую характеристику, в которой перед нами встает во всем величии именно Сталин: "Учился он не очень прилежно, но пятнадцати лет все же окончил колледж и перешел в духовную семинарию… Родители решили сделать его аббатом… Он не желал принимать духовное звание… Так окончилось отрочество и наступила молодость Талейрана. Он вступил на жизненную арену холодным, никому не верящим, никого не любящим скептиком. На себя, и только на себя, и притом не на свои физические силы, а исключительно на свою голову, возлагал юноша все свои надежды… Кругом были только чужие люди, начиная с наиболее чужих, то есть собственных родителей. А чужие люди — это конкуренты, враги, волки, если показать им свою слабость, но это послушные орудия, если уметь быть сильным, то есть быть умнее их. Такова была основная руководящая мысль, с которой Талейран вышел на жизненную дорогу".
Не знаю была ли она, действительно, у Талейрана, но у раннего Сталина ее можно было бы найти на самых ярких примерах. Это не входило в мою задачу. В этой работе я имел дело с уже сложившимся Сталиным. Однако вывод, сделанный Тарле о Талейране в юности и в старости, воистину просится в биографию Джугашвили — Сталина[287]:
"Он начинал жизнь и с первых же шагов обнаружил те основные свойства, с которыми сошел в могилу. В 21 год он был в моральном отношении точь-в-точь таким, как в свои восемьдесят четыре года. Та же сухость души, черственность сердца, решительное равнодушие ко всему, что не имеет отношения к его личным интересам, тот же абсолютный, законченный аморализм, то же отношение к окружающим: дураков подчиняй и эксплуатируй, умных и сильных старайся сделать своими союзниками, но помни, что те и другие должны быть твоими орудиями, если ты в самом деле умнее их, — будь всегда с хищниками, а не с их жертвами, презирай неудачников, поклоняйся успеху!" Таков именно и был действительный Сталин. К этому же выводу фактически пришли сегодня и сталинцы, хотя объявить об этом осмелились лишь через три года после смерти диктатора, словно все еще боясь его воскресения.
Объявленный при жизни "корифеем всех наук", Сталин был и оставался недоучившимся семинаристом. Даже в области теории марксизма, в которой он сам "открывал" все новые и новые законы, он оставался самым посредственным дилетантом. Вся его мудрость заключалась в том, чтобы в нужное время продекламировать несколько цитат из Маркса, Энгельса и Ленина и, довольно искусно склеив их между собой, развернуть целую концепцию для весьма практической цели: для обоснования своего очередного преступления.
Но и это право он ревниво сохранял только за собой. "Ученики и соратники" имели право лишь комментировать самого учителя и превозносить его преступления, как величайшие благодеяния. Сейчас в этом они сами откровенно признаются.
Невероятно ограниченным был духовный багаж Сталина и в области русской литературы. В его литературных выступлениях ни разу не встречаются герои и примеры из гуманистической классической литературы (Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Тургенев, Толстой, даже Горький), но зато он неплохо знал классиков-"разоблачителей" (Гоголь, Щедрин).
Была одна наука, в которой его знания были серьезными и которой он не переставал интересоваться до конца жизни. Эта наука — история. По этому вопросу, кроме известных фактов из других источников, мы имеем и прямое "семейное" свидетельство. Так, в феврале 1955 года в беседе с Херстом, К. Смитом и Ч. Кленшом, дочь Сталина — Светлана — на вопрос этих корреспондентов, "читал ли Сталин легкую литературу, например, криминальные романы, чтобы развлечься", ответила: "Нет, к романам он не питал интереса. Он предпочитал произведения по истории, особенно по древней истории".
Однако его знания и по истории носили строго утилитарный характер. В этой истории его интересовало и увлекало как раз то, против чего он выступал в официальной исторической науке — биографии царей и императоров, завоеватели и диктаторов, вроде "Биографий" героев Плутарха, "Двенадцати цезарей" Светония и полководцев "Золотой орды".
Из русских царей его любимцем был Иван Грозный. Аракчеева он ругал на словах, но на деле восхищался им и учился у него ("военные поселения" колхозы). Все это нашло свое отражение даже в советской литературе и искусстве.
В порядке разоблачения Сталина журнал "Звезда", выпускаемый издательством "Правда", писал[288]:
"Широкое распространение получил культ личности Сталина в книгах, где он воспевался, а простые люди сплошь и рядом изображались на заднем плане, лишь как фон. С культом личности связана и та апологетическая трактовка, которую в произведениях литературы и искусства иной раз получали русские цари, военные и государственные деятели прошлого. Дело дошло до того, что Ивана Грозного стали изображать не только как мудрого и прогрессивного государя, но и как справедливого человека, недостаточно даже сурового к своим врагам".
Особое пристрастие Сталин имел к великим полководцам и выдающимся дипломатам. Из полководцев его кумиром был Наполеон, из дипломатов Талейран. Я рассказывал в другой книге, как Тарле был спасен из-под ареста второй раз (1936 г.) личным вмешательством: Сталина лишь потому, что он написал полюбившуюся Сталину книгу "Наполеон". В том же духе и с той же свободной обрисовкой характера своего героя Тарле написал и выше цитированную новую книгу "Талейран".
Сталин клялся и именем Ленина только до тех лор, пока не стал диктатором. Но в глубине души ненавидел его, не потому, что Ленин требовал его снятия, а потому, что Ленин был первым человеком, разгадавшим криминальное направление сталинского ума и характера ("завещание" Ленина).
Своих "учеников и соратников" из "коллективного руководства" он презирал не из-за недостатка раболепства с их стороны, а именно из-за этого раболепства.
Богами у Сталина в области морали философии были два человека Макиавелли и Ницше. Учение немецкого философа о "сверхчеловеке", чудотворном герое и о народе, как о навозе истории, теория Ницше, что ведущим принципом исторического бытия является "воля к власти"[289], во имя и ради достижения этой власти "будьте насильникам, корыстолюбцем, низкопоклонником, гордецом, и, смотря по обстоятельствам, даже совместите в себе все эти качества", — было в духе будущего Сталина.
Исследователи давно обратили внимание на родство тактики Ленина с Макиавелли. Однако руководством к действию макиавеллизм стал у Сталина. Б. Суварин — этот известный знаток СССР и лучший биограф Сталина — писал[290]: "Комбинация хитрости и насилия, предложенная Макиавелли на пользу Государя, практикуется генеральным секретарем ежедневно".
В связи с этим Б. Суварин сослался на почти неизвестный "Диалог в аду между Макиавелли и Монтескье" (анонимная книга эмигранта Второй империи Мориса Жоли)[291].
Поистине поразительным является в этом "Диалоге" как раз то место, в котором пророчество писателя превзойдено лишь практикой Сталина.
Приведу его здесь, тем более, что после разоблачения Сталина сталинцами "Диалог" Жоли приобретает не только актуальность ("культ Сталина"), но и значение классической характеристики советского диктатора. (Для большего подчеркивания отдельных тезисов я ввожу в текст нумерацию.)
"Тактик" Макиавелли учит в этом "Диалоге" "законника" Монтескье:
Отделить политику от морали.
Поставить силу и хитрость вместо закона.
Парализовать индивидуальную интеллигентность.
Вводить в заблуждение народ внешностью.
Соглашаться на свободу только под тяжестью террора.
Потакать национальным предрассудкам.
Держать в тайне от страны то, что происходит вмире, и от столицы, что происходит в провинции.
Превращать инструменты мысли в инструменты власти.
Безжалостно проводить экзекуции без суда и административные депортации.
Требовать бесконечной апологии для каждого своего действия.
Самому учить других истории своего правления.
Использовать полицию как фундамент режима.
Создавать преданных последователей, награждая их всякими лентами и безделушками.
Возводить культ узурпатора до степени религии.
Создавать пустоту вокруг себя, чтобы, таким образом, быть самому незаменимым.
Ослаблять общественное мнение, пока оно не погрузится в апатию.
Запечатлеть свое имя везде и всюду, так как капля воды точит гранит.
Пользоваться выгодой превращения людей в доносчиков.
Управлять обществом посредством его же пороков.
Говорить как можно меньше.
Говорить не то, что думаешь.
Изменить истинное значение слов.
Когда это нравоучение создавалось, будущий диктатор еще не родился, а он весь в этих тезисах. Нельзя ничего добавить, но и нельзя ничего выкинуть. Суварин привел этот "Диалог" в книге, написанной до войны. Коммунисты объявили ее клеветой на "гения"- коммунизма и "классика" марксизма. Кончилась война. Сталин достиг зенита своей власти и ко всем своим прочим титулам присовокупил чин "генералиссимуса" и оценку "гениальный полководец. Расширил коммунистический мир. Открыл ряд новых "законов" марксизма. Затмил собою славу Ленина к умер. Мировой коммунизм еще не снял глубокого траура, как на XX съезде КПСС взорвалась бомба: сталинцы буквально по всем пунктам подтвердили тезисы Жоли!
Но читал ли Сталин если не Жоли, то хотя бы Макиавелли? Суварин допускает, что, может быть, не читал. Так ли это? Прямых доказательств, конечно, нет, если доказательством не считать всей жизни и деятельности Сталина. Возможность его читать он, однако, имел. "Государь Макиавелли издавался в России до революции, по крайней мере, три раза ("Государь и рассуждения на первые три книги Тита Ливия", перевод Н. Курочкина, СПб, 1869; "Монарх", перевод Ф. Затлера, СПб., 1896; "Князь", перевод С. Роговича, Москва, 1910).
Но книги Макиавелли выходили и в СССР: Н. Макиавелли, Сочинения, т. I. Москва — Ленинград, 1934 (в том числе и "Государь"); Н. Макиавелли. О военном искусстве. Воениздат, 1939.
Причем в предисловии Воениздата (изд-во Народного комиссариата обороны СССР) Макиавелли был объявлен "великим прогрессивным писателем", выступавшим против феодализма, папства и за объединение Италии под руководством "сильного государя или диктатора"[292]. Совершенно невозможно допустить, чтобы "Государь" Макиавелли появился в государстве Сталина без его личного разрешения. Столь же невероятно, чтобы советский диктатор не поинтересовался "инструкциями", которые давал "прогрессист" Макиавелли итальянскому диктатору.
Лев Троцкий прямо утверждает[293], что Сталин — это "смесь на 1/3 Макиавелли плюс 2/3 Иуды".
Но какую эту "1/3" мог взять Сталин у Макиавелли? Сами "инструкции" Макиавелли "Государю" дают ответ на этот вопрос (перевод вольный):
Прежде всего "для тех, кто при счастливом стечении обстоятельств из простых граждан стал государем, мало трудностей бывает в возвышении, но чрезвычайно много в сохранении власти"[294].
"Все вооруженные пророки побеждали, невооруженные — терпели поражение"[295].
Характер людей варьируется — легче их убедить раз, но держать их в этом убеждении — трудно. Поэтому надо действовать так, чтобы тех, кто более уже не верит, заставить верить силой"[296].
"Необходимо обезопасить себя от врагов, приобрести друзей, побеждать силой или обманом, заставить народ верить или бояться, заставить солдат следовать за собой и почитать себя, уничтожать потенциальных врагов, вносить обновление в старые традиции… Уничтожать старую и создавать новую полицию…"[297].
"Кто думает, что новые благодеяния заставляют забывать старые оскорбления, глубоко ошибается"[298].
"Люди меньше боятся наносить оскорбления тому, чья власть основана на любви, чем тому, кто управляет посредством страха. Любовь к Государю основана на свободной воле людей, а страх — на воле Государя. Мудрый Государь должен опираться на то, что зависит от его собственной воли, а не на то, что зависит от воли других"[299].
"Имеются два метода борьбы — один, опираясь на закон, другой — действуя силой. Первый метод — метод людей. Второй метод — метод зверей. Государь должен уметь пользоваться обоими. Обязанный так действовать. Государь должен подражать и лисице и льву. Лев не может защитить себя от капкана, а лисица — от волков. Надо быть лисицей, чтобы предвидеть капкан, и львом, чтобы устрашить волков"[300].
"Умный рулевой не должен дорожить доверием к нему, если это вредит его интересам. Хорошо казаться великодушным, верным, гуманным, искренним, религиозный"[301].
"В действиях людей, особенно государей, цель оправдывает средства"[302].
"Государь, который боится собственного народа больше, чем иностранцев, должен строить тюрьмы".
"Не давай никакому государству быть уверенным, что ведется определенная (внешняя) политика, напротив, заставляй других думать, что все под сомнением".
"Если ты видишь, что министр думает больше о себе, чем о тебе, то знай, что такой министр никогда не может быть хорошим"[303].
"Нет других путей избегать лести, как дать людям знать, что они не оскорбят тебя, если расскажут правду, но если кто-либо расскажет тебе эту правду, то ты по теряешь его уважение"[304].
"Умный Государь должен иметь Совет мудрых людей и дать им свободно говорить правду, но только о том, о чем их спрашивают, и ничего больше. Вне этого он не должен никого слушать, действовать обдуманно и быть твердым в своих решениях"[305].
"Государь должен собирать Совет, когда он хо чет, а не тогда, когда другие хотят, и решительно отводить не прошенные советы"[306].
"Государь должен ставить много вопросов и быть терпеливым слушателем"[307].
"Только те меры безопасности хороши, надежны и длительны, которые зависят от тебя самого и от твоих собственных способностей"[308].
"Я определенно думаю, что лучше действовать решительно, чем осторожно. Счастье подобно женщине, и необходимо, если ты хочешь завладеть им, завоевать его силой".
Что можно сказать об этих "инструкциях" Макиавелли и практике Сталина? Только то, что уже утверждал член Французской Академии Брифо о Талейране. Когда после смерти Талейран, прибыв в ад, сделал первый визит дьяволу, то дьявол отблагодарил его в таких выражениях:
"Милейший, благодарю вас, но сознайтесь, что вы все-таки пошли несколько дальше моих инструкций".
Данный текст является ознакомительным фрагментом.