САВИНКОВ
САВИНКОВ
Борис Викторович Савинков (1879–1925), он же «Б. Н.», Вениамин, Галлей Джемс, Крамер, Ксешинский, Павел Иванович, Деренталь, Роде Леон, Субботин Д.Е., Ток Рене, Томашевич Адольф, Чернецкий Константин. Литературный псевдоним — В. Ропшин.
Подробно рассказывать о Савинкове нет нужды. О нем написано много. Этот человек прямо-таки демонизирован в исторической и художественной литературе, в кино. Он был среди тех, кто стоял во главе эсеровского террора начала XX века. После революции 1905-го он — эмигрант, журналист и писатель. Когда пала монархия, вернулся в Россию, стал фронтовым комиссаром, а затем — фактическим военным министром Временного правительства. В Гражданскую войну вел активную боевую работу против большевизма.
В январе 1920-го Савинков получил письмо от Ю. Пилсудского, своего старого, еще школьного, товарища. Пилсудский предлагал Савинкову обосноваться в Польше. Было очевидно: предстоит война Польши с Советской Россией (она действительно началась в марте 1920-го).
Летом 1920-го Савинков создал в Польше Русский политический комитет. Поляки позволили ему формировать русские воинские части. Врангель с подозрением смотрел на Польшу, под лозунгом единой и неделимой России, и к формированию русских войск на польской территории относился неоднозначно. А поляки считали Врангеля «реакционером» и державником и боялись полностью подчинить ему «свою» русскую армию.
Участвовать в войне с Советской Россией русским войскам, создаваемым в Польше, не пришлось: сформировали их в октябре 1920-го, когда война уже закончилась.
БОРИС ВИКТОРОВИЧ САВИНКОВ (1879–1925)
Террорист, социал-демократ и эсер, руководитель Боевой организации партии эсеров, писатель — автор романов, публицист, мемуарист, убийца нескольких сотен человек. Литературный псевдоним — В. Ропшин. Клички «Б. Н.», Вениамин, Галлей Джемс, Крамер, Ксешинский, Павел Иванович, Деренталь, Роде Леон, Субботин Д.Е., Ток Рене, Томашевич Адольф, Чернецкий Константин
Сформировались два крупных отряда, общая численность — 25 тысяч штыков и сабель. Один находился под командованием генерала С. Булак-Балаховича, другой — под командованием генерала Б. Пермикина (по другим источникам — Перемыкина). По условиям перемирия войскам Балаховича и Пермикина следовало покинуть Польшу. Но на совещании Русского политического комитета решено было военные действия продолжать «на свой страх и риск».
Булак-Балахович назвал свое воинство «Народной демократической армией», себя объявил демократом, не подчиненным белому генералу Врангелю. Пермикин же, напротив, заявил, что подчиняется не полякам и даже не Русскому политическому комитету, а главкому Врангелю. Врангель присвоил пермикинцам имя 3-й армии.
Савинков впоследствии писал, что балаховский отряд был анархическим, а пермикинский — монархическим. Как определить одновременное руководство монархистами и анархистами? Вероятно, как профессиональный авантюризм.
И до революции Савинков бегал с каторги и стрелял из револьвера (а подручным у него был информатор охранки Азеф). Намного больше Савинков «умел разыскивать истеричных молодцов, падких до его красноречия и готовых умереть за революцию. И они действительно умирали, а тем временем Савинков благополучно выбрался в Париж… Там он боролся со всеми существующими правительствами, сидя ежедневно с 12 до 14 в ресторане Ларю и запивая воспоминания о своих чудесных побегах бутылкой превосходного бордоского».
Так писал о Савинкове Великий князь Александр Михайлович. Добавить остается, что деньги на бордоское доставались или от грабежей и воровства, или были гонорарными. Пока Савинков врал, сколачивал все новые шайки, интриговал и убивал, в России печатались его статьи и книги с описаниями — какое в России скверное правительство. Само по себе — полный сюрреализм: печатать творения беглого каторжника. А ведь печатали! И отправляли в Париж гонорары, которых хватало на рестораны.
Сидеть в Варшаве, натравливая на большевиков одновременно анархистов и монархистов, — очень в духе Савинкова.
Пермикинская 3-я армия действовала недолго. В ноябре 1920-го Врангель эвакуировал войска из Крыма, и Пермикин ушел в Польшу. Более удачным оказался рейд Балаховича. Его «Народная демократическая армия» дошла до Днепра. Но и она к началу декабря 1920 года вынуждена была отойти за польскую границу. В Польше оба отряда были интернированы в концентрационные лагеря. «Перемыкинщину» и «балаховщину» Савинков позднее назвал «последней «белой» попыткой свержения коммунистической власти».
Савинков же пришел к выводу, что Белое движение проиграло потому, что не являлось «народным», демократическим. Крестьянская Россия не пустила к власти белых, а теперь она воюет с красными и не даст им укрепиться у власти. Новая революция возникла стихийно, снизу. Но ведь народу нужно начальство! О «безначалье народа» печаловались еще народовольцы. Теперь же задача интеллигенции состоит в том, чтобы объединить «зеленые отряды» в России «политической программой, продиктованной желаниями крестьян», и развернуть новую борьбу с большевизмом.
В марте — апреле 1921 года «зеленый оргцентр» был создан. Он получил название «Народный союз защиты родины и свободы» (НСЗР и С). В июне 1921-го Учредительный съезд в Варшаве утвердил Программу Союза. Она требовала отказа от всякой интервенции против Советской России, широкой автономии для всех народов, ее населяющих, узаконения передачи всей земли крестьянам и указывала, что власть в России может быть «установлена только путем свободного избрания ее съездом свободно же избранных Советов». Крестьянство привыкло к Советам, и потому власть должна принадлежать им.
Все замечательно, но только с руководством крестьянами получалось плохо: как и во время Гражданской войны, они совершенно не собирались подчиняться городским умникам. Ни белым, ни эсерам, ни кому-то еще.
Савинковский Союз засылал своих агентов и резидентов в разные города и области России. Там создавались его ячейки и комитеты, устанавливались связи с уже подпольно существовавшими ячейками, а также с действовавшими повстанческими отрядами. Его слушались, если хотели.
Среди партизан, как называл их Савинков, и даже среди его эмиссаров встречалось немало откровенно уголовного элемента.
Савинкову много раз доносили о погромах, грабежах и убийствах невинных людей. Он уверял, что Союз старался очиститься от них, но одновременно сам пропагандировал и восхвалял налеты, нападения на советские учреждения и террористические акты против советских руководителей. Особенно поощрялись им диверсии против средств жизнеобеспечения, скажем, железных дорог, а также взрывы и теракты в частях Красной Армии.
Романтик революции и террора, Савинков порой врал не хуже Соколова-Кречетова. И по тем же причинам: чем дальше, тем меньше у него было успехов. Тоже ведь профессиональный литератор.
Савинков уверял, что если пока и не сумел объединить все «зеленое движение», но к декабрю 1921-го он уже создал не отдельное тайное общество, а «союзное объединение» многочисленных тайных «зеленых» обществ, как великорусских, так и иноплеменных. Он рассказывал, что «заключил союз» с карельскими и ингермандландскими партизанами, с Морской организацией петроградских и московских моряков и рабочих, с партизанами Псковской губернии, с белорусскими тайными обществами, в частности, с Белорусским военно-политическим центром, с советами крестьянских, казачьих и горских депутатов Кубани и Северного Кавказа.
Будь это все правдой, «зеленая революция» и правда произошла бы. А так ведь она произошла в основном в реляциях Союза.
Савинков подписал военную конвенцию с Украинской Народной республикой, то есть с Петлюрой, пытался заключить такие же конвенции с Грузией, Арменией, Азербайджаном, пытался установить прямую связь с «зелеными» армиями Антонова в Средней России и Пепеляева в Сибири».
Вот именно — он «пытался». Создавалась бурная фиктивная деятельность для подъема престижа и значимости савинковского Союза в «зеленом движении», в политических кругах стран Европы и их спецслужб.
К концу 1921-го — началу 1922-го ГПУ признало Савинкова одним из основных врагов Советской России и разработало специальную операцию «Синдикат-2», имевшую цель «вывода» Савинкова на советскую территорию для его захвата.
«Синдикат-2» очень похож на «Трест»… А точнее — «Трест» прямо вытекал из «Синдиката». Даже один из основных провокаторов этих двух операций один и тот же — старый знакомый, Эдуард Оттович Опперпут (1894 —????). В разное время это Селянинов, Касаткин, Упелинц, Стауниц.
Родился он в 1894 году в Латвии, воевал на фронтах Первой мировой войны и дослужился до чина поручика. В 1917 году стал членом партии левых эсеров, после Октябрьской революции вступил в Красную Армию. К концу 1920 года Опперпут — уже комиссар 17-й стрелковой дивизии, стоявшей в Смоленске и в Гомеле.
Судя по всему, этот человек, как и Савинков, тоже органически не способен был существовать без риска, крови, опасности, тайных операций, секретов, предательства.
Этот персонаж начал с того, что явился к Савинкову и рассказал, что в Гомеле создал тайную организацию и играл в ней руководящую роль. Опперпут-Селянинов вручил Савинкову ряд секретных документов: приказы по Красной Армии, сведения о дислокации войск в различных военных округах, фотографии военных объектов, часть данных о мобилизационном плане на случай войны с Польшей. Савинков продал материалы французской военной миссии в Варшаве, а на полученные деньги отпечатал большое количество антисоветских листовок.
В СССР Опперпут привез бумагу от Савинкова, в которой говорилось, что «Селянинов» им «проверен» и ему следует оказывать всяческое содействие. Он привез в СССР антисоветскую литературу, банки с кокаином и даже ядами: для отравления красноармейских кухонь.
Вот тут ГПУ и прихватило Опперпута. В тюремной камере он снова «перековался» и дал очень интересные для ГПУ показания.
Опперпут показал также, что руководство НСЗР и С готовилось применить яд для отравления пищи «надежных войсковых частей Красной Армии, батальонов ЧК, частей Особого назначения и т. д.». Все это и многое другое (взрывы мостов, складов и т. д.) должно было готовить почву для вооруженного восстания, намеченного на сентябрь 1921 года.
Он написал обширную брошюру «Народный Союз защиты родины и свободы», в которой представил савинковскую верхушку как морально совершенно опустившихся людей, продавшихся иностранным разведкам преступников и наркоманов.
Опперпут написал письмо В. Менжинскому, в котором просил освободить его, чтобы он мог «загладить свой проступок», и направить его в Варшаву. Он обещал «в месячный срок… полностью ликвидировать все савинковские организации».
ГПУ предпочло оставить пока Опперпута в тюремной камере. Но арестованные по его доносам и перевербованные агенты Савинкова включились в гэпэушную игру, посылая своему лидеру сообщения о якобы существующей в России Либерально-демократической партии. Они просили Савинкова приехать в СССР и возглавить организацию.
Этот «трест для Савинкова», «Синдикат-2», сработал: Савинков тайно перешел польскую границу и… 15 августа 1924 года был арестован в Минске. Кутепов все же был умнее и реалистичнее.
В ходе судебного процесса Савинков осудил свою войну с коммунистами и признал, что Советская власть — хорошая, народная и отвечает народным чаяниям. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Савинкова к расстрелу, который ВЦИКом (без прошения со стороны осужденного) был заменен на 10 лет тюрьмы. Савинков находился на Лубянке в особых, благоприятных для него условиях. Тюремная камера походила на гостиничный номер. Он писал, читал, встречался с любовницей и с друзьями. Он постоянно писал Дзержинскому, просил о том, чтобы его освободили и дали ему работу… видимо, в ГПУ.
7 мая 1925-го, находясь в комнате чекистов (на 5-м этаже), после прогулки с ними в Царицыно, Савинков неожиданно бросился к открытому окну и выбросился на камни. До сих пор неизвестно, прыгнул он сам или ему «помогли». Мог прыгнуть и сам — для этого «адреналинового наркомана» мучительно было даже думать про «бездеятельные» годы в тюрьме.
Из всей этой истории следует, что и эсеры, и «зеленые» поступали принципиально так же, как и белые.
Что же до Опперпута, то, замазав по самые уши в «Синдикате-2», его использовали еще и в «Тресте».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.