Храбрые о храбрых

Храбрые о храбрых

Я уже дважды писал, что о храбрецах уважительно отзываются только храбрецы. Вы можете мне сказать, а как же Хрущёв, который так высоко отзывался о Мехлисе? Хрущёв, само собой, выдающийся негодяй, но он был храбрым человеком.

Корреспондент журнала «Офицеры» брал интервью у известного советского диверсанта полковника И. Старинова и тот, рассказывая, как минировал Харьков перед оставлением города немцам в 1941 году, между прочим, вспомнил и такую деталь: Одним из первых должен был быть заминирован дом на улице Дзержинского, 17.

"Дом, известный всем харьковчанам, — в нем тогда жил Хрущев. Как лучший дом города после отступления советских войск он предназначался будущему начальнику гарнизона Харькова немецкому генералу Георгу фон Брауну.

Как считал Старинов, Хрущев был отчаянно смелым человеком. Тогда, в Харькове, наотрез отказался выезжать из заминированного здания, чтобы не вызвать подозрения противника. Так и спал на минах…".

Генерал-полковник Петров, дважды Герой Советского Союза с 1944 года воевавший без обеих рук, незадолго до своей смерти в 2002 г., в целом не очень высоко отзываясь о политработниках, о Хрущеве рассказал корреспонденту следующее:

«А вообще на своем веку я повидал немало храбрых людей. Да и Никита Хрущев, должен я вам сказать, был человеком не робкого десятка. В первый и последний раз я видел Никиту Сергеевича на Курской дуге, в 43-м. Вокруг рвались снаряды, а Хрущев, как ни в чем не бывало, бравой походкой шагал по передовой. За ним с портфелем в руке тащился его адъютант. Хрущев подходил к бойцу, благодарил за службу и вручал ему орден. Причем, чтобы сделать это, Никита Сергеевич был вынужден нагибаться, поскольку не каждому награждаемому приходило на ум выпрыгнуть из окопа и принять награду, как подобает…».

Генерал-лейтенанту Хрущеву, члену Военного совета фронта, не было никакой необходимости самому идти на передовую, да еще и во время обстрела ее немцами. Мог послать любого полковника или вызвать награждаемых к себе. Но Курская битва была решающей, все зависело от стойкости солдат, и Хрущев счел нужным показать солдатам, что генералы тоже здесь — на передовой, что они не уклоняются от этого смертного боя. Так как же Хрущёв мог не уважать Мехлиса, никогда не уклонявшегося от боя?

А вот вспоминает И.М. Голушко, во время войны занимавшийся ремонтом наших танков. В сентябре 1941 года в разгар боёв за Ленинград они поехали за запчастями, и у них немецкий самолёт сжёг машину.

"Тронулись дальше пешком. Вскоре нас, как и других «одиночек», остановил капитан и предложил следовать в составе его подразделения.

— Идем к Красному Селу, — сказал он. — Там сейчас решается судьба Ленинграда.

Наши заявления о том, что имеем свое задание, были оставлены без внимания.

Примерно через два часа подошли к горящей деревне в полутора километрах от Красного Села. Где-то справа сквозь гул артиллерийской канонады слышалось «ура-а-а!». Попало под обстрел и наше подразделение. Совершили стремительный марш-бросок и остановились только на гребне крутого ската недалеко от Красного Села. Внизу темнело железнодорожное полотно, горели вагоны. Справа заметили большую группу офицеров. И тут по рядам пронеслось: «Ворошилов! Там Ворошилов».

Действительно, это был К. Е. Ворошилов. Не обращая внимания на огонь противника, он отдавал какие-то распоряжения. Эту группу охраняли автоматчики, веером рассыпанные по земле".

Что можно сказать о маршале Ворошилове, исходя из этого эпизода? Только одно — кем-кем, а трусом Ворошилов не был. А вот приведённое Ю. Рубцовым письмо Ворошилова Мехлису, посланное тогда, когда Мехлис из-за болезни уже не занимал никаких должностей.

«Дорогой Лев Захарович! Разрешаю себе (с запозданием, к сожалению) приветствовать Вас и поздравить с героическим подвигом шестидесятилетним пребыванием на одной из планет нашей солн[ечной] системы. Желаю Вам долгих и столь же успешных преуспевании в д[альнейшей] работе и подвижного, преуспеянного (? — Ю.Р.) большевистского здоровья. Жму крепко руку».

Генерал И.И. Федюнинский, тоже не из робкого десятка, в своих мемуарах вспоминает: "С.К. Тимошенко очень детально изучал местность перед нашим передним краем. Целую неделю мы с ним провели в полках первого эшелона. Ему хотелось все осмотреть самому. При этом он проявлял исключительное спокойствие и полное презрение к опасности.

Однажды гитлеровцы заметили наши автомашины, остановившиеся у опушки леса, и произвели артиллерийский налет. Я предложил маршалу Тимошенко спуститься в блиндаж, так как снаряды стали рваться довольно близко.

Чего там по блиндажам лазить, — недовольно сказал он. — Ни черта оттуда не видно. Давайте останемся на опушке.

И он невозмутимо продолжал рассматривать в бинокль передний край обороны противника. Это не было рисовкой, желанием похвалиться храбростью. Нет, просто С.К. Тимошенко считал, что опасность не должна мешать работе.

Стреляют? Что ж, на то и война, — говорил он, пожимая широкими плечами".

Как видите, и о Тимошенко уверенно можно сказать, что он не трус. Так вот, когда перед войной правительство приняло решение освободить Мехлиса от должности начальника ГлавПУ РККА и назначить наркомом госконтроля, нарком обороны маршал Тимошенко пошёл к Сталину и настойчиво просил того, оставить Мехлиса у него комиссаром.

Как видим, одни полководцы ценили комиссара Мехлиса, хотели с ним служить, а другие ненавидели настолько, что не стеснялись лгать на него.

Так что дело здесь не в Мехлисе, всё дело в полководцах.