3

3

За свою многолетнюю творческую жизнь Михаил Шолохов увидел, что все чаще и чаще на экраны кино и телевидения стали выходить антирусские фильмы, печатаются вздорные суждения о России и русских; как-то, готовясь к выступлению перед избирателями, он приготовил текст выступления – резкий, о той беде, которая надвинулась на русскую литературу и искусство, но отделался скороговоркой, которая обычно и публиковалась, а с готовой речью он так и не выступил. Друзья упрекали его за это, а он в ответ только улыбался и обещал написать в высшие инстанции страны. Он долго болел и наконец написал Л.И. Брежневу письмо, в котором высказал суть бесконечного спора между литературными и научными группировками, которые условно можно обозначить как «Чириков – Аш». «Особенно яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм, как зарубежный, так и внутренний, – писал Шолохов 14 марта 1978 года. – Широко практикуется протаскивание через кино, телевидение и печать антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру, противопоставление русского социалистическому. Симптоматично в этом смысле появление на советском экране фильма А. Митты «Как царь Петр арапа женил», в котором открыто унижается достоинство русской нации, оплевываются прогрессивные начинания Петра I, осмеиваются русская история и наш народ. До сих пор многие темы, посвященные нашему национальному прошлому, остаются запретными. Чрезвычайно трудно, а часто невозможно устроить выставку русского художника патриотического направления, работающего в традициях русской реалистической школы. В то же время одна за другой организуются массовые выставки так называемого «авангарда», который не имеет ничего общего с традициями русской культуры, с ее патриотическим пафосом. Несмотря на правительственные постановления, продолжается уничтожение русских архитектурных памятников. Реставрация памятников ведется крайне медленно и очень часто с сознательным искажением их изначального облика.

В свете всего сказанного становится очевидной необходимость еще раз поставить вопрос о более активной защите русской национальной культуры от антипатриотических, антисоциалистических сил, правильном освещении ее истории в печати, кино и телевидении, раскрытии ее прогрессивного характера, исторической роли в создании, укреплении и развитии русского государства...» (Шолохов М.А. Письма 1924-1984. М., 2003. С. 524).

Долго работали в ЦК КПСС над этим письмом, рецензировали, обсуждали, наконец «разъяснили» М.А. Шолохову: в настоящее время наблюдается «бурный рост русской советской культуры», и нет никаких опасений для ее дальнейшего развития. В ЦК КПСС работало очень много недалеких сотрудников и предателей, помогавших разложению КПСС, помогавших выдавать черное за белое.

М.А. Шолохов хорошо знал, какие тягчайшие испытания выпали на долю русской культуры, и пророчески предсказал, что ждет Россию и русскую культуру в ближайшем будущем. Но Л.И. Брежнев, с его ограниченным умом, не послушался умного совета.

Конечно, это письмо невозможно сравнивать с теми письмами, которые он посылал Сталину в 30-е годы: в нем нет той страстности в словах, яркости в описаниях, он лишь констатировал печальные факты общественного развития, к тому же он был серьезно болен, в нем уже не клокотал могучий темперамент мужественного борца за справедливость и права человека; он видел в 30-е годы только в Сталине возможность защитить деревню, хутор, больше и не к кому было обратиться: нарком земледелия – Яковлев-Эпштейн, замнаркома – Фейгин, затем – Вольф, Рошаль, Калманович, Клейнер... Кто мог бы защитить русского крестьянина от хамства и прожектерства? И Шолохов писал страстные, мужественные письма Сталину, спорил с ним, говорил о том, о чем никто не посмел бы так говорить в то время – о справедливости и законности...

Много лет тому назад большевики, придя к власти, выстроили свою идеологическую политику, повели открытую духовную войну, которая ни на минуту не прекращалась...

Шолохов приехал в Москву осенью 1922 года и жадно впитывал в себя новости, которые хлестали со страниц газет, журналов, из уст друзей-молодогвардейцев, несмотря на молодость вхожих на самые высокие этажи верховной власти... Юный Шолохов сначала «прислонился» к «Молодой гвардии», напечатал свои первые рассказы, но вскоре ушел в «Журнал крестьянской молодежи» – к Ивану Молчанову, Василию Кудашеву, Серафиму Огурцову, Георгию Шубину, Владимиру Ряховскому и другим – все они тоже недавно покинули деревню, самостоятельно, как он, пробивались в литературу; они не очень-то грамотны, но каким свежим ветром веет от их языка, каким богатым, порой дремучим, сохранившимся от старых времен, стародедовским языком они владеют! Как ярки и образны их стихи; Ваня Молчанов с любовью пишет о своем Архангельске, Вася Кудашев – о любимой рязанской деревне... А вот Марку Колосову приходится писать о заводской комсомольской ячейке, писать сухим, невыразительным языком... И русская литература, как и политика, шла как бы по двум руслам – одно из них пропитано нигилизмом, космополитизмом и интернационализмом, а другое – патриотизмом, любовью к родине и отеческим гробам, к классическим традициям русского художественного наследия. И чуть ли не во всех издательствах, редакциях газет и журналов очень много лиц нерусской национальности. Многие из них помогают Шолохову, хвалят его сочинения, печатают, но все-таки их подсказки и вообще их редакционная правка вызывала у Шолохова протест, как это было в самом начале, когда Марк Колосов сделал поправку, от которой Шолохов отказался. Убийственное перо «интернационалистов» было направлено в сторону Есенина, которого обвиняли в антисемитизме и не раз судили его за это, в сторону Николая Клюева, который сначала поддержал Ленина, а потом резко осудил свои поэтические «открытия», Сергея Клычкова, Пимена Карпова, Петра Орешина, Павла Радимова и многих других крестьянских поэтов за верность народным идеалам, за верность родной пашне и коренной избе. Убийственное перо напостовцев и налитпостовцев было направлено и в сторону превосходных романов о старой Москве Андрея Белого, в сторону неукротимого в своих поисках истинной свободы Максимилиана Волошина, в сторону «аполитичной» Анны Ахматовой и многих других писателей, сохранивших преданность традициям великого русского наследия.

Умирал Ленин... Все об этом говорили в открытую, удар следовал за ударом, и не было, как говорили, никакой возможности возвращения его к исполнению своих высоких обязанностей... Со всей остротой встал вопрос о преемнике, о личности, способной его заменить. Для большинства окружавших Шолохова писателей и журналистов сомнений не возникало – Лев Давыдович Троцкий. И Шолохова уверяли в гениальности Льва Троцкого. Дали ему прочитать книгу Г. Устинова «Трибун революции», опубликованную еще в 1920 году и ставшую настольной книгой многих молодогвардейцев. Не раз писатели, журналисты, партийные деятели панегирически говорили и писали о Троцком, указывая на его могучий талант трибуна, оратора, на его ум, такт и другие выдающиеся способности как вождя революции. Упоминались Зиновьев, Каменев, Бухарин, Дзержинский... Но, сравнивая Льва Троцкого с этими видными деятелями партии и государства, молодогвардейские друзья чуть ли не в один голос говорили о Троцком как о несомненном преемнике Ленина на посту председателя Совета народных комиссаров. А потому не жалели слов для панегириков Троцкому, посвящали стихи, ходили на его выступления, рукоплескали ему, добивались встречи с ним. С каким восторгом показывали ему письмо Троцкого «сотрудникам и читателям «Молодой гвардии» по поводу годовщины журнала. «Писательство есть искусство, дорогие друзья!» – писал в приветствии Троцкий и подписался: «Ваш Л. Троцкий». Вышла книга Александра Безыменского «Как пахнет жизнь» с предисловием Л. Троцкого, и обезумевший от счастья автор всем дарил книгу и непременно показывал на предисловие Л. Троцкого как на билет в бессмертие... Журнал «Молодая гвардия» выходил под редакцией Л. Авербаха, Ил. Вардина, И. Лепешинского, К. Радека, О. Тарханова и Ем. Ярославского. Почти одновременно стал выходить журнал «На посту» под редакцией Б. Волина, Г. Лелевича, С. Родова, в списке участников все те же, что и в «Молодой гвардии»: Авербах, Д. Бедный, А. Безыменский, Исбах, Левман, Лелевич, Михаил Кольцов, Юрий Либединский, Карл Радек, Лариса Рейснер, Фриче, Ярославский. В редакционной статье первого номера выражено недовольство литературно-критической чехардой; каждый «бухает во что горазд»: «Этому должен быть положен конец. Нам необходима твердая, выдержанная, пролетарская линия в литературе. Старые боевые знамена должны быть вновь гордо и несокрушимо подняты перед лицом оживающей буржуазной литературы и пошатывающихся «попутчиков» (На посту. 1923. № 1. С. 5). Призывали «освободиться от влияния прошлого и в области идеологии, и в области формы», «неустанно стоять на посту ясной и твердой коммунистической идеологии». А «твердая идеология» – это статьи и указания Троцкого, Зиновьева, Каменева и многочисленных, помельче, последователей. Возник все тот же трагический конфликт: Пролеткульт (1917 – 1932) – пролетарская культура, организаторы которой ратовали за «чистую» пролетарскую культуру, полностью отрицая мировую классическую культуру и наследие русского классического реализма; всех, кто продолжал следовать за русскими классиками, Троцкий назвал «попутчиками», над творчеством которых чаще всего напостовцы и молодогвардейцы просто издевались, издевались над творчеством Горького, Алексея Толстого и других «буржуазных» писателей; словом, возник трагический конфликт, который условно можно было бы тоже назвать Чириков – Аш.

Максим Горький принял Февральскую революцию, с увлечением работал с культурными слоями Петербурга над сохранением культурного наследия России, скрепя сердце пошел на сотрудничество с большевиками, задумал грандиозные культурные проекты, но Зиновьев, глава Петербурга, «ставил палки в колеса»: во главе всех структур он поставил своих единомышленников, которые не давали никакого хода практическому осуществлению замыслов Горького.

Любопытная запись в дневнике Корнея Чуковского. Как-то пришел он в «Комиссариат Просвещения»: «Кругом немолодые еврейки, акушерского вида, с портфелями. Открылось заседание. На нас накинулись со всех сторон: почему мы не приписались к секциям, подсекциям, подотделам, отделам и проч. Я ответил, что мы, писатели, этого дела не знаем, что мы рады бы, но... Особенно горячо говорила одна акушерка – повелительным, скрипучим, аффектированным голосом. Оказалось, что это тов. Лилина, жена Зиновьева...» И все эти «немолодые еврейки акушерского вида» занимали почетные места в культуре, в театре, в литературе, в науке... Во главе Госиздата, вспоминает Корней Чуковский, «стоит красноглазый вор Вейс, который служил когда-то у Гржебина в «Шиповнике», и этот Вейс препятствует выходу в свет книг, подготовленных Горьким и его сотрудниками, среди которых Блок, Чуковский, Десницкий, Горький...» (Чуковский К.И. Дневники. М., 1991).

Зиновьев и его приспешники просто лютовали против «врагов народа», против дворян, купцов, предпринимателей, священников. Горький многих выручал, спасал от застенков, от гибели. Однажды поехал к Ленину, доказал, что надо отпустить великих князей, один из которых – замечательный историк, а чекисты, узнав о поездке Горького к Ленину, ночью расстреляли их.

Такая была установка большевистской верхушки – в Гражданской войне, начатой и навязанной русскому народу, беспощадно убивать образованные слои русского общества, носителей русского национального характера.

Не буду входить в подробности изложения партийной борьбы за власть. Скажу лишь, что партийная и государственная жизнь пошла как бы по двум руслам: Троцкий со своими единомышленниками готовили свою программу захвата власти в России; Сталин и его единомышленники – свою. Троцкий и Сталин терпеть не могли друг друга, но делали вид, что совместно продолжают дело Ленина. Сталин возненавидел Троцкого еще в годы Гражданской войны, часто вспоминал телеграмму Военно-революционного совета Южного фронта в ЦК РКП(б) с протестом против зловредных приказов Троцкого. Самое страшное, что происходило на глазах Сталина, – это бессудная расправа с дрогнувшими в какой-то момент красноармейцами – он их беспощадно расстреливал. Сталин резко осуждал Троцкого и за его поездки по фронту в так называемом «поезде Предреввоенсовета», который чаще всего появлялся на фронте в то время, когда красным приходилось плохо. С приездом Троцкого все приходило в движение, расстрелы следовали один за другим, не разбирая правых и виноватых, а в заложники хватали женщин, стариков, детей, все одинаково числились по «контрреволюционному ведомству». Троцкого сопровождала команда, состоявшая из наиболее преданных ему и хорошо обученных военных, одетых в кожу, с крупным металлическим значком на левом плече, как бы свидетельствовавшим об особых полномочиях. И действительно этот отряд выполнял карательные функции, действовал по личному приказу Троцкого, судил, расстреливал, отправлял в концлагеря... После чего укреплялась дисциплина, запуганные красноармейцы шли на противника, порой переходя на его сторону.

На войне как на войне, без жертв не бывает, но Троцкий и его «кожаные куртки» с каким-то особым неистовством уничтожали русских людей. Сталину рассказали о выступлении Троцкого в Курске в середине декабря 1918 года. В здании курского Дворянского собрания шло объединенное собрание губернского и городского комитетов партии. Перед началом вышла карательная сотня в кожаных куртках, потом два стенографиста сели за два стола на сцене, положив перед собой карандаши, бумагу и по нагану. Появляется Троцкий в наглухо застегнутой тужурке, бриджах и сапогах, пенсне. Долго рассказывает о том, как он организовал Красную Армию и какая она победоносная под его руководством:

– Выучка и дисциплина Красной Армии будет на должной высоте, если в нашей партии мы избавимся от нытиков и слюнтяев... К сожалению, оказалось, что в нашей партии находится еще много слюнявых интеллигентов, которые, как видно, не имеют представления о том, что такое революция. По наивности, по незнанию или по слабости характера они возражают против объявленного террора. Революцию, товарищи, революцию социальную такого размаха, как наша, в белых перчатках делать нельзя! Прежде всего это нам доказывает пример Великой французской революции, которую мы не должны ни на минуту забывать.

Каждому из вас должно быть известно, что старые правящие классы свое искусство, свое знание, свое мастерство управлять получили в наследство от своих дедов и прадедов. А это часто заменяло им собственный ум и способности. Что же мы можем противопоставить этому? Чем компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи, – только террором! Террором последовательным и беспощадным! Уступчивости, мягкотелости история нам никогда не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти.

Предупредить, подорвать возможность противодействия – в этом и заключается задача террора... Есть только одно возражение, заслуживающее внимания и требующее пояснения. Это то, что, уничтожая массово, и прежде всего интеллигенцию, мы уничтожаем и необходимых нам специалистов, ученых, инженеров, докторов. К счастью, товарищи, за границей таких специалистов избыток. Найти их легко. Если будем им хорошо платить, они охотно приедут работать к нам. Контролировать их нам будет легче, чем наших. Здесь они не будут связаны со своим классом и с его судьбой. Будучи изолированными политически, они поневоле будут нейтральны.

Так запомнился монолог Троцкого Сталину, а у Сталина была замечательная память.

Патриотизм, любовь к родине, к своему народу, к окружающим, далеким и близким, живущим именно в этот момент, к жаждущим счастья малого, незаметного, самопожертвование, героизм – какую ценность представляют все эти слова-пустышки перед подобной программой, которая уже осуществлялась и бескомпромиссно проводилась в жизнь!

Известно и то, что Троцкий не любил повседневные «мелочи», всю аппаратную работу возложил на своего заместителя Склянского, хорошего, опытного организатора и преданного революции большевика. Склянский подобрал и руководил помощниками Троцкого, среди которых выделялись Блюмкин, Сермукс, Познанский, Глазман, Бутов, Нечаев. А Ленцинер собирал все выступления Троцкого, приказы, статьи и заметки в газетах «В пути», в «Правде» и других. И готовил многотомное собрание сочинений своего патрона с комментариями.

Троцкий был совершенно уверен в предстоящей победе, ему и не обязательно было самому ввязываться в эту борьбу за власть, у него было столько сторонников, уверенных в его талантах и историческом предназначении стать преемником Ленина! И он не ошибался. А.А. Иоффе, видный дипломат того времени и явный троцкист, писал Зиновьеву 23 января 1924 года: «Дорогой Григорий Евсеевич... как ни тягостно это субъективно, но вопрос о Предсовнаркома встает с чрезвычайной неотложностью и важностью. Я полагаю, что было бы весьма рискованным и неудачным пытаться заменить Ленина одним лицом, и потому необходимо теперь создать не председателя Совнаркома, а президиум. Хотя по-прежнему все важные вопросы будут решаться не в Совнаркоме, а в Политбюро – это необходимо для народа и для заграницы прежде всего, чтобы сразу же дать понять, что Ленина и не пытаются заменить. Единственной возможной комбинацией такого президиума была бы: Троцкий, Зиновьев, Каменев. Она имеет только тот минус, что все три евреи, но она единственно возможная...

Если бы эта комбинация не удалась (а это было бы печально, то Троцкого в случае отказа от этой комбинации следовало бы обязать согласиться), то пришлось бы вернуться к идее единоличного Предсовнаркома и тогда первым кандидатом должен был бы быть Троцкий, вторым – Вы и третьим – Каменев. Иных кандидатов быть не может. С ком. приветом Ваш Иоффе» (см.: Васецкий Н. Троцкий. М., 1990. С. 193 и др.).

И это все – трагический конфликт, напоминавший конфликт Чириков – Аш.

Слухи о несметных богатствах большевиков, пришедших к власти сразу после Октябрьской революции, доходили до нас и в советское время, но как-то не верилось. А тут вышла книга Александра Каца «Евреи. Христианство. Россия» (СПб.: Новый Геликон, 1997), в которой приведены многочисленные факты и документы о бесконтрольном грабеже России, об изъятии церковных ценностей на сумму около 5 миллиардов золотых рублей и т. д., но из книги возьму только несколько строчек:

«В апреле 1921 г. «Нью-Йорк таймс» писала:

«Только за минувший год на счет большевистских лидеров поступило:

От Троцкого – 11 млн долларов в один только банк США и 90 млн швейц. франков в Швейцарский банк;

От Зиновьева – 80 млн швейц. франков в Швейцарский банк;

От Урицкого – 85 млн швейц. франков в Швейцарский банк;

От Дзержинского – 80 млн швейц. франков;

От Ганецкого – 60 млн швейц. франков и 10 млн долларов США;

От Ленина – 75 млн швейц. франков.

Кажется, что «мировую революцию» правильнее назвать «мировой финансовой революцией», вся идея которой заключается в том, чтобы собрать на лицевых счетах двух десятков человек все деньги мира».

Та же газета в августе сообщала читателям: «Банк «Кун, Лейба и К?», субсидировавший через свои немецкие филиалы переворот в России 1917 г., не остался внакладе от своих благодарных клиентов. Только за первое полугодие текущего года банк получил от Советов золота на сумму 102 290 000 долларов. Вожди революции продолжают увеличивать вклады на своих счетах в банках США. Так, счет Троцкого возрос до 80 000 000 долларов. Что касается самого Ленина, то он упорно продолжает хранить свои «сбережения» в Швейцарском банке» (с. 274 – 277).

А. Кац упоминает и агента США Л. Мартенса, который был готов вложить 200 миллионов долларов от советского правительства в американскую экономику. И другие историки и публицисты изучают эти факты...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.