3. Проблема стран Балтии и Калининграда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Проблема стран Балтии и Калининграда

Балтийский регион имеет особое значение для России, потому что с начала XVIII в. Балтика дает стране возможность выхода в Европу, к которому так стремился Петр Великий. Значимость этих территорий для России вызывает прямо противоположную реакцию вновь получивших независимость государств этого региона[257]. История противоречий между этими странами и Москвой связана с периодом между двумя мировыми войнами, когда прибалтийские республики были действительно независимыми. С последующим присоединением их к СССР в результате заключения германско-советского пакта, недолгим обретением ими свободы ценой союза с Германией и, наконец, очередной аннексией и депортациями, начавшимися после Второй мировой войны, эта ситуация породила различные мнения, опирающиеся на резкие противоречия, приводящие порой к столкновению обеих сторон. Они происходят из-за невозможности договориться о том, где именно должна находиться статуя советского солдата, знаменующая победу во Второй мировой войне: этот памятник был ни много ни мало перемещен с одного места на другое. Расширение НАТО в страны Балтии и их вступление в Европейский союз лишь усиливают напряженность между двумя лагерями, которая, впрочем, совершенно не интересует Западную Европу, далекую от реалий этого региона. По всем названным причинам отношения Москвы с тремя бывшими советскими республиками, как и судьба Калининграда, представляют собой серьезные ставки в геополитической игре. В 1721 г. после заключения Ништадтского мира петровская Россия присоединила к себе Ингерманландию, Эстляндию и Лифляндию – север нынешней Латвии, а в 1795 г., во время третьего раздела Польши, Екатерина II добавляет к этим территориям Курляндию (юг Латвии) и Литву[258]. Связанная с домом Романовых прибалтийская аристократия немецкого происхождения «поставляла» империи множество «управленцев» и военачальников, причем некоторые из них остались верными империи во время Гражданской войны 1918–1921 гг. Интеграция этого региона в состав государства в царскую эпоху не представляла собой проблемы: на закате этого периода ярко засиял немецкий Дерптский университет, в котором преподавание стало вестись на русском языке лишь в 1893 г. в рамках политики русификации, проводимой царской властью. В конце XIX в. с опозданием возникло национальное движение в Латвии[259] и Эстонии[260], ставшее ответом на проводимую политику русификации и в равной степени направленную и против немецкой аристократии; в то же самое время в Литве свою самобытность утверждает католическая традиция. Революции 1917 г. и окончание Первой мировой войны способствуют обретению независимости местными народами, что приводит к провозглашению суверенитета тремя государствами – Латвией, Литвой и Эстонией, странами, обладающими небольшими территориями и располагающими очень скромными природными ресурсами, но однородными по составу населения (Латвия – ? латышей, Литва – 84 % литовцев и Эстония – 88 % эстонцев). Русские были тогда представлены в этих странах слабо, например, в Литве их было втрое меньше, чем евреев, и они преимущественно проживали в областях, граничащих с Россией. Ситуация стала меняться в результате массовых депортаций, предпринятых Сталиным в 1940 г. и продолженных по окончании Второй мировой войны. Это одновременно было связано с регулярным прибытием в эти края в преобладавшем на протяжении почти полувека советском контексте многочисленных русских иммигрантов. Меньше всего от этих процессов пострадала Литва, где в 1989 г. проживало 80 % литовцев. Однако русские составляли почти треть населения Эстонии, но еще больше этот феномен проявился в Латвии, где доля латышей с 77 % от общего числа населения в 1935 г. снизилась до 52 % в 1989 г., в то время как численность русских в этот же самый период увеличились с 8,8 % до 42,4 % (из них 34 % были собственно русскими, а остальные – украинцами и белорусами). Подобная ситуация в момент обретения республиками независимости приведет к серьезной напряженности, поскольку Латвия и Эстония четко регламентируют, что право на гражданство имеют все, кто проживал на территории обеих стран до 1940 г., их потомки и дети, родившиеся после 1992 г. в браках, где по крайней мере один из двух супругов является гражданином страны. Строгая процедура получения гражданства – экзамены на знание национального языка, ежегодные квоты – осложнила положение, вызвав волну протестов представителей русскоговорящих меньшинств, поддержанных Кремлем. География населения только усугубляет проблему. Русские составляют значительное большинство в двух из пятнадцати уездов и в Таллине, столице, где насчитывается 42 % русских, а также 7,5 % украинцев и белорусов (поэтому в эстонской столице в целом больше славян, чем собственно эстонцев). Численность русского населения более ограниченна на территории Латвии, но составляет достаточно большой процент в крупных городах и поблизости от российской границы. Помимо проблем, связанных с этой деликатной демографической ситуацией, новые балтийские страны ставят вопрос и о судьбе своих границ, требуя пересмотра приграничной зоны, присоединенной к России в 1944 г., во время завоевания Прибалтики. Москва не желает слышать их доводы и основывается на принципе нерушимости границ, существовавших на момент распада Советского Союза, – этот принцип, в частности, применяется в отношениях с Украиной по вопросу Крыма, отданного Украине в 1954 г. Никитой Хрущевым. Попытки окончательно закрепить границы путем подписания договора между Россией, Латвией и Эстонией не могут быть реализованы по причине требований со стороны этих прибалтийских республик, постаравшихся включить в текст соглашения некоторые детали, которые в будущем способны привести к возобновлению территориального спора или требованиям репараций за политику, проводимую Сталиным в ущерб народам этого региона. Дебаты об историческом наследии, касающиеся периода советской оккупации 1940–1941 гг., возобновившейся в 1944 г., и некоторые события, связанные с различными воспоминаниями о Второй мировой войне, в частности празднование Дня Победы, приводят к резким столкновениям сторон. Государства Балтии пытаются склонить Европу на свою сторону, однако Брюссель сегодня очень осторожен в своем отношении к подобным попыткам. Согласно Паскалю Маршану[261], «в представлениях россиян, балтийское побережье – это нечто основополагающее. Почти все российские писатели, композиторы, художники так или иначе связаны с ним. Вся ослепительная русская культура XIX в. вскормлена “мечтой Петра” и происходит из нее. Это ощущение является глубинным и в той или иной степени важным для всего населения страны. Балтийское побережье – это не просто чувствительное для российской дипломатии место. Происходящее там имеет глубокий резонанс во всех слоях общества, поскольку балтийский берег – колыбель русской культуры». Память о победе, одержанной в 1242 г. над тевтонцами, собиравшимися подчинить Русь, а также героическая оборона Ленинграда во время Второй мировой войны превращают этот регион в важнейший символ, и изменения, связанные с ним, а также возможная напряженность вокруг него не могут оставить россиян равнодушными, поскольку, как замечает Паскаль Маршан, «любое пространство имеет не только географическое, но и духовное значение».

Являясь важным элементом российского пространства на Балтике, Калининградская область ныне, после расширения Европейского союза на восток, осуществленного в 2004 г., оказалась своеобразным «русским островом» посреди Европы[262]. Имея площадь в 15,1 тыс. кв. км, калининградский анклав с 1991 г. отделен от остальной части России территорией Литвы и Беларуси и населен почти 1 млн жителей, из которых 80 % – русские. До 1945 г. Калининград назывался Кенигсбергом и был столицей Восточной Пруссии. Северная треть этого немецкого региона оказалась после Второй мировой войны под управлением советской администрации в соответствии с Ялтинскими и Потсдамскими соглашениями, на деле же он был аннексирован Сталиным, в то время как Польша получила оставшуюся часть Восточной Пруссии, и это присоединение было закреплено в 1975 г. Хельсинкскими соглашениями. Став областью в составе Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, этот регион 4 июля 1946 г. был назван в честь председателя Верховного Совета Калинина, умершего за месяц до того. Поскольку там располагался штаб Балтийского флота, в последующие годы Калининград оказался закрыт для иностранцев, и любое упоминание о немецком прошлом города было уничтожено, за исключением чествования Иммануила Канта, наиболее известного его жителя. После распада СССР в 1991 г. Калининград стал особой экономической зоной, призванной играть для России ту же самую роль, в которой выступает Гонконг на южной окраине Китая. Результаты этого начинания оказались далеки от ожидаемых: начался расцвет «теневой» экономики, принявшей в 1990-е гг. угрожающий размах. Российская власть снова заинтересовалась Калининградом в тот момент, когда перспектива вхождения соседних государств в Евросоюз поставила вопрос о свободе передвижения граждан, в результате чего в ноябре 2003 г. между Москвой и Брюсселем было заключено соглашение о введении специальных транзитных документов, облегчающих въезд жителей анклава в Россию. Преимуществами Калининграда и прилегающей к нему территории являются наличие янтаря и нефти, запасы древесины и крупный промышленный сектор, равно как и портовые инфраструктуры, унаследованные от советской эпохи, в том числе бывшие военные объекты в Балтийске. Нынешнее положение вещей таково: Калининградская область, связанная с северо-западным регионом, является одним из семи «суперрегионов», созданных распоряжением президента Путина в 2000 г., не представляя при этом чего-либо жизненно важного для экономики страны в целом. Его военное значение (единственный российский незамерзающий порт на Балтике) более не играет роли в новом европейском контексте, его портовые функции не представляют большого интереса из-за отдаленности от остальной территории России, и поэтому притока иностранного капитала, на который здесь рассчитывали в начале 1990-х гг., так и не случилось. Любые попытки ликвидировать российскую власть над анклавом, которые могут исходить только от Литвы (поскольку на него не претендуют ни Германия, ни Польша, присоединившая остаток Восточной Пруссии на тех же условиях, на которых Россия получила Кенигсберг), не имеют смысла. Одна из наиболее популярных в 1990-е гг. идей продать эту территорию Германии лишена всякой актуальности хотя бы потому, что это вызовет бурную реакцию со стороны Польши. Наилучшим для Калининграда было бы превратиться в «окно», открытое Москвой в сторону Европейского союза, своего рода символ, восходящий к петровской эпохе, когда Россия стремилась стать одной из великих держав Старого Света. Российская настороженность по отношению к балтийской периферии и особенно реакция на активность НАТО все еще остаются достаточно ощутимыми[263].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.