44. О верном выборе мужа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

44. О верном выборе мужа

Действие 20 главы происходит в доме, где на верхнем этаже кроме Маргариты и её домработницы обитает также неуловимый муж, а на первом этаже – некий Николай Иванович в пенсне и с бородкой. Автор незаметно приучил нас к мысли, что каждый дом и даже отдельные квартиры тоже имеют символическое значение. Однако в данном случае распознать эту аллегорию дома в переулке близ Арбата невозможно без истолкования образа владельца этого дома, то есть молодого, красивого, доброго, честного и обожающего жену мужа Маргариты.

Нам встречался похожий случай временно отсутствующего мужа в 4 главе, когда Иван навестил ванную комнату с подслеповатой голой гражданкой. Теперь, когда мы вооружены ключом зеркальной симметрии глав 4 и 9, мы можем подтвердить нашу догадку о том, что муж из квартиры №47 – это дух материализма из «Фауста». В начале 9 главы, симметрично окончанию 4 главы, мы тоже обнаруживаем Коровьева–Фагота. То есть у нас должно, как минимум, закрасться подозрение в отношении вечно отсутствующего мужа. Но параллели и симметрии – это подсказки. Реальную силу для истолкования имеют лишь выявленные идеи. Главной идеей в истолковании 19 главы является сама идея истолкования, точнее преодоления опасности ложного истолкования. Символика исчезающей обуви – одна из иллюстраций к этой опасности. Несколько иная по форме символика содержится в притче о неразумных девах – образ гаснущего светильника, которому не хватило запаса масла.

Притча о неразумных девах оказывается, по мнению Автора, в тесной связи с притчей о неверном управителе как её дополнение и продолжение сюжета. По окончании периода терпеливого ожидания мудрые девы должны воссоединиться с женихом. Но вот какой вопрос возникает: а кому подопечны и мудрые девы, и неразумные в этот самый период ожидания? Уж не тому ли самому неверному управителю, то есть мирскому, материалистическому духу? Потому как именно этот управитель правит земной бал и управляет наследством до момента совершеннолетия наследника.

Кроме того, мы ещё раньше догадались, что сюжет преследования Бездомным Воланда имеет явное сходство с евангельским сюжетом деяний апостола Павла, бывшего Савла. После отказа от прежнего имени Павел создал учение о внутреннем и внешнем человеке, духе и душе, символически обозначаемых как муж и жена. Поэтому поведанный духом Мастера ученику Иванушке рассказ о муже, жене и любовнике-мастере тоже следует трактовать иносказательно, как учение о взаимосвязи духа, души и телесной ипостаси.

Ещё одна подсказка связана с инженерным родом деятельности мужа, сделавшего открытие государственной важности. Со времён Колумба государственную важность имели и имеют лишь открытия естественных наук или в финансово-экономической сфере. Поэтому всё более укрепляется наша догадка насчёт того, что отсутствующий муж первоначально носил имя Фауст. Эта гипотеза вполне совместима с положительными эпитетами. Фауст у Гёте приобретает новую молодость и красоту. Мотив честного служения, чтобы осчастливить человечество, также присутствует, несмотря на известные недоработки и перегибы, вроде сломанной судьбы Гретхен. Однако же и в самом деле, несмотря на все свои старания, материалистическое мировоззрение и естественнонаучное знание так и не смогли принести счастья ни одной из стран, которые доверили им свою судьбу. Материальных благ – полный дом, а счастья как не было, так и нет.

Но может быть, оправданием нашему мужу послужит признание Автора, что он «обожал свою жену»? Вроде бы, такая характеристика должна удовлетворить даже самых взыскательных читательниц беллетристики. Эта же фраза имеет совсем иное значение, если читать её в контексте новозаветного учения апостола Павла о духе и душе: «Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа»;[63] «Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава Христос, жене глава – муж, а Христу глава – Бог».[64]

Оказывается, по Новому Завету мужу положено любить жену как самого себя, но не обожать жену вместо Христа и самого Бога. Если вспомнить, что жена означает душу внешнего, смертного человека, то связь «мужа, обожающего свою жену», с материалистическим мировоззрением оказывается ещё более ясной. Ведь именно гуманизм, «религия разума» ставит человека в центр мироздания на место Бога. Вот теперь, когда расставлены точки над символическими «i» на уровне идей, а не на уровне знаков, вопрос о муже можно считать полностью решенным. И ещё одна дополнительная подсказка ничего нам не добавит: «Муж уехал в командировку на целых три дня». Известный нам Фагот тоже был вызван Воландом на три дня и ночи в командировку в Москву.

Выяснив, что на верхнем этаже дома в готическом стиле обитает дух материализма, можно присмотреться и к нижнему этажу. Портрет Николая Ивановича, похожий на товарища Бухарина, говорит лишь о его солидности как высокопоставленного чиновника с персональным автомобилем. Однако один мазок крема Азазелло превращает нижнего жильца в волшебного летающего борова. Сам по себе этот образ ничего не говорит, но в связи с материалистическим духом приводит нас прямиком к исторической фигуре лорда-канцлера Фрэнсиса Бэкона, основоположника материалистической философии. Изображение борова украшало фамильный герб лорда-канцлера, а английское слово «бекон» в переводе не нуждается.

Таким образом, если в доме №302-бис обитает творческий дух, то дом, где страдала героиня нашего Романа, – это обитель мирского, материалистического духа. Как и у дома №302-бис, у этого дома есть реальный московский прототип. Автор в главе 19 обещает, что укажет нам адрес. И, разумеется, выполняет это обещание в эпилоге:

«И когда наступает полнолуние, ничто не удержит Ивана Николаевича дома. Под вечер он выходит и идет на Патриаршие пруды… Затем снимается с места и всегда по одному и тому же маршруту, через Спиридоновку… идет в Арбатские переулки.

Он проходит мимо нефтелавки, поворачивает там, где висит покосившийся старый газовый фонарь, и подкрадывается к решетке, за которой он видит пышный, но ещё не одетый сад, а в нем – окрашенный луною с того боку, где выступает фонарь с трехстворчатым окном, и темный с другого — готический особняк».

Сравним с маршрутом Маргариты из главы 21 «Полёт»: «Пролетев по своему переулку, Маргарита попала в другой, пересекавший первый под прямым углом. Этот заплатанный, заштопанный, кривой и длинный переулок с покосившейся дверью нефтелавки… она перерезала в одно мгновение… Только каким-то чудом затормозившись, она не разбилась насмерть о старый покосившийся фонарь на углу».

Нужно признать, что в современных арбатских переулках никто из булгаковедов так и не смог обнаружить готический особняк, хоть немного похожий на «дом Маргариты». Однако в начале ХХ века Арбатская часть – единица территориального деления Москвы вовсе не прилегала непосредственно к улице Арбат, а располагалась немного севернее. При этом в Арбатскую часть входили Спиридоновка и Патриаршие пруды, но не Арбат или арбатские переулки в нынешнем понимании.

Точное совпадение ориентиров на траектории полёта Маргариты Николаевны и маршруте следования Ивана Николаевича указывает нам, что искать готический особняк нужно именно на этом пути, включая улицу Спиридоновку. И действительно, такой в точности особняк, стоящий в глубине садика можно здесь обнаружить. Нынче здесь расположен Дом приёмов российского МИДа, а в начале ХХ века особняк принадлежал знаменитому миллионщику Савве Морозову. Ещё раз скажем спасибо Альфреду Баркову, который не только нашёл адрес – Спиридоновка, дом 17, но и сверил ориентацию фасада здания с углом ночного освещения, которое даёт майское полнолуние.

Почему же Автор поселил Маргариту именно в этот дом на Спиридоновке? Почему он подселил к ней на первый этаж лорда Бэкона, нам совершенно понятно. Согласно популярному преданию любовницей и чуть ли не невестой Бэкона была Маргарита Валуа, на которую Коровьев намекает как на исторический прототип нашей Маргариты. Во время купания Маргариты в 21 главе подвыпивший толстяк называет её «светлая королева Марго», а также несёт «какой-то вздор про кровавую свадьбу своего друга в Париже Гессара». Между тем, парижский Гессар – это издатель писем Маргариты Валуа, а «кровавая свадьба» – это, очевидно, свадьба Маргариты Валуа с Генрихом Наваррским, которая завершилась резнёй гугенотов в Варфоломеевскую ночь.

Я уже разъяснял исторические параллели между Варфоломеевской ночью и первой русской революцией, между гугенотом Генрихом Наваррским и интеллигентом Владимиром Ульяновым, который тоже отрёкся от интеллигентских ценностей ради неограниченной власти. Роль новой Марго, музы революции и «невесты» на кровавом балу исполнила актриса Художественного театра Мария Андреева. Именно она упорхнула из готического особняка от Саввы Морозова к своему «мастеру» Горькому. Она же уговорила Савву Морозова оформить на своё имя скандальную страховку на 100 тысяч рублей, которые после его самоубийства в 1905 году пополнили партийную кассу большевиков. Весьма интригующая параллель с суммой выигрыша мастера в лотерею.

Однако в нашем случае свадьба должна будет только произойти в ближайшем будущем Маргариты Николаевны. И Маргарита Валуа с её Варфоломеевской ночью, и Мария Андреева с её революцией 1905 года – это всего лишь исторические аналоги или, может быть, реинкарнации одной ипостаси – музы Истории как живого творчества революционных движений.

Злополучный выигрыш в сто тысяч рублей позволяет нам ещё раз взглянуть на предысторию взаимоотношений мастера, музы и её мужа в контексте российской истории. С выигрыша в лотерею начинается история мастера, с выигрыша Андреевой в «русскую рулетку» начался революционный период для русской интеллигенции, олицетворяемый М.Горьким. Муза революции побуждает интеллигенцию творить не книги, но саму историю. Кантова идея Истории как Романа получает обратный смысл, соприкоснувшись с революционной действительностью. Сама же интеллигенция и уничтожает затем сотворённое нечто. Да и могло ли быть иначе, если душа творческой среды была предана материалистическому духу, желанию мирского успеха. Что же удивляться потом шизофреническому разделению сознания, а также отправке телесной ипостаси Кирюшки на далёкие северные стройки для воплощения в тёмную жизнь светлых идеалов.

Исчезла, растворилась, как и не бывало, телесная ипостась мастера революционной истории. На место буревестников и горланов пришли осторожные, политически выверенные компиляторы как Алоизий. Вот и остаётся оставшейся без мастера музе Истории как Романа только тосковать, перебирая обугленные листочки первой версии романа, и ожидать возвращения желанного жениха. Если смотреть на 20 главу с этой точки зрения, то речь идёт о каком-то периоде ближайшего будущего, когда материалистическое мировоззрение в любой его чистой или превращённой форме – либеральной, марксистской, фашистской – уже не будет иметь влияния на творческую часть общества, по крайней мере, у нас здесь в Москве. Но и нового мировоззрения, нового духа пока не видно и не слышно, а есть только предчувствие скорой встречи.

Параллели между 20 и 10 главами достаточно понятны. В 10 главе исчезает глава Варьете, но хотя бы остаются на хозяйстве финдиректор и администратор. В 20 главе предоставлены сами себе и вовсе женщины – домохозяйка и домработница, вынужденные принимать решения самостоятельно, но на основе удвоенного жизненного опыта (10+10=20), который стремится к мудрости. И, кстати, суждение двадцатилетней Маргариты о безопасности таинственного иностранца для нас важнее, чем прочие оценки Воланда. Время свадьбы ещё не пришло, но интуитивный выбор уже почти сделан – не в пользу мужа, но в пользу Воланда. Да, Музе для воплощения её желаний необходим живой мастер, телесная ипостась творца. Но жене глава – муж! Творческий дух так же необходим, как и мастерство, как и страстное желание Музы – души художника.

Раз уж речь зашла о разрыве творческой общественности с материализмом, то нужно разъяснить и «похороны Берлиоза», совпавшие в 19 главе со знакомством Маргариты и Азазелло. Хоронят при этом только тело Берлиоза, без головы. Тело Берлиоза – это сообщество советской гуманитарной интеллигенции, которая лишилась творческого духа, то есть головы ещё в начале 1930-х. Нет, конечно, такая символика не означает физической гибели гуманитариев, тем более массовой. Должно случиться какое-то событие, обозначающее распад взаимосвязей, скреплявших «тело» гуманитарной корпорации. Пока ещё ничего такого не произошло, но к чему-то такому ведёт явный кризис творческих союзов, как и кризис академической науки.

На мой взгляд, подходящее наименование для 20 стадии: «Жизненный выбор», в том числе и в смысле выбор между живым и мёртвым, земным и небесным, мирским и духовным. 20 глава – напряжённое ожидание звонка, сигнала свыше. Помнится, в 10 главе тоже было ожидание телеграмм, а также звонок от Азазелло администратору, чтобы тот никуда не ходил. Здесь же содержание звонка обратное – пора вылетать. Разница в самосознании субъекта тоже заметна: Римский делает выбор в пользу земных властей, а Маргарита призывает силы небесные.

Вот мы и добрались до самых фантастических и волнующих глав Романа. Полёт Маргариты – что может быть романтичнее. Интересно, что Автор ухитрился скрыть от нашего наивного взгляда в этой не вполне московской главе?