«Холодная война»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Холодная война»

В послевоенный мир империя Сталина вошла как потенциальный военный противник мировой демократии и западной цивилизации. Победителей не судят, и руководители режима пытались забыть об ответственности за поражения первого периода войны и за цену победы. Армия была овеяна славой Великой Победы, бессмысленная гибель миллионов людей и страдания униженных рядовых тружеников фронта, тыла и «зоны» приобрели высший исторический смысл. Сталинский режим, исторической миссией которого стала решающая роль в войне с опаснейшим врагом цивилизации – фашизмом, теперь оказался во главе всех противников западной экономической, политической и духовной культуры. Вырисовывалась новая мировая война, самая сокрушительная и опасная. Сталин не очень таился с оценками ее перспективы. В присутствии Джиласа он еще в 1945 г. оценивал возможную длительность мира в 10–15 лет; война, следовательно, должна была вспыхнуть где-то в 1955–1960 годах.

Определяющим обстоятельством послевоенной эпохи была антикоммунистическая «холодная война», которая началась еще до окончания антифашистской Второй мировой.

Сегодня приобретает чисто негативное значение выражение «Ялтинский мир», который символизирует оценку известной встречи Большой тройки как раздел мира между супердержавами и как капитуляцию Запада перед Сталиным. Это чисто пропагандистская и идеологическая оценка, которая игнорирует тогдашнюю реальность. Идея заключения подобного соглашения с СССР возникла в самом начале истории Большой коалиции, в 1941 г., у лидеров английских консерваторов; альтернативой была бы координация усилий без планов послевоенного уклада, в расчете на то, что в конце войны все будет зависеть от военного исхода. Однако Черчилль пришел к полностью правильному выводу, что лучше заранее совместно со Сталиным обусловить некоторые позиции, на которых можно будет пытаться остановить коммунистов в случае их победного наступления. Прежде всего это касалось Польши, правительство которой не капитулировало в 1939 г., продолжало сопротивление (маршал Ридз-Смиглы остался в подполье и умер в Варшаве) и имело официальное местопребывание в Лондоне. Англия, прекрасно понимая, что Сталина ничего не остановит, если Красная армия вступит на польскую территорию, имела, однако, все юридические основания для защиты прав законного польского правительства. Драматичная история утверждения коммунизма в Польше никак не является свидетельством ошибочности англо-американской «ялтинской» политики – Запад сделал все возможное, чтобы по крайней мере сохранить за партиями польской демократии какие-то министерские портфели. Однако Центральная и Восточная Европа, освобожденная советскими войсками от господства Германии, на протяжении 1946–1948 гг. полностью оказалась под контролем Кремля, что нетрудно было предусмотреть. Во всяком случае Англии ценой больших усилий пришлось отстоять Грецию, чтобы сохранить хотя бы плацдарм на Балканах; Сталин делал попытки вопреки договоренностям завладеть ситуацией и здесь, но проглотил поражение коммунистического партизанского движения генерала Маркоса – именно благодаря предыдущим договоренностям. В 1945–1947 гг. Англия оказывала Греции и Турции большую материальную помощь. Только когда она оказалась не в состоянии нести этот груз, президент Трумэн обнародовал свою доктрину, провозгласив обе страны опорой демократии на юго-западных границах сферы влияния СССР и обязавшись от имени Соединенных Штатов помогать им.

Черчилль, Рузвельт и Сталин. Ялта, 1945

Президент США Гарри Трумэн выступает по радио со своей исторической речью («доктриной Трумэна»)

Запад активно готовился к возможному военному конфликту с СССР.[611] Еще 6 января 1945 г., то есть во время войны и при жизни Рузвельта, Объединенный разведывательный комитет (ОРК) – подраздел Объединенного комитета начальников штабов (ОКНШ), возглавляемого адмиралом Леги, – представил аналитический документ «Возможности и намерения СССР в послевоенный период», в котором прогнозировал, что СССР будет отдавать высший приоритет экономическим проблемам и ограничится классической целью создания пояса безопасности вокруг своих границ, по возможности избегая международных конфликтов (документ ОРК 80). В документе ОРК 250/1 от 31 января 1945 г. подтверждается взгляд, что СССР приблизительно до 1952 г. будет избегать конфликта с Великобританией и США, поскольку у него нет ресурсов и возможностей вести авантюристическую политику и даже гонку вооружений со странами Запада. Однако в документе ОКНШ 1545 от 9 октября 1945 г. говорится, что СССР имеет возможность захватить всю Европу «в настоящий момент или до 1948 года» силами 40 дивизий, а также включить в свою сферу влияния Турцию и Иран. В Азии СССР, возможно, захватит Китай.

Правда, вторжение в Европу в Кремле не планировалось, но в военном отношении это было полностью возможным, и Западу тогда нечего было бы противопоставить Советской армии.

Эксперты адмирала Леги оценивали перспективы преодоления Советским Союзом своего отставания таким образом: а) затраты в человеческих ресурсах и разрушение промышленного потенциала будут требовать 15 лет восстановления, б) отставание современных технических сил можно будет преодолеть за 5–10 лет, в) отставание стратегических военно-воздушных сил – за такое же время, г) отставание военно-морского флота – за еще большее время, 15–20 лет, д) плохое состояние транспорта – за 10 лет, е) уязвимость нефтяных источников и военно-промышленных центров СССР для авиации останется навсегда, ж) на подготовку атомной бомбы СССР давалось 5–10 лет, допускалось, правда, и меньше, з) опора в оккупированных странах будет создана за 5 лет, и) численная военная слабость на Дальнем Востоке, особенно относительно ВМС, может быть преодолена за 15–20 лет. Как видно, в большом приближении расчеты были верными, но возможности сталинского тоталитарного режима американские эксперты недооценили.

5 марта 1946 г. Черчилль выступил со своей знаменитой речью в г. Фултоне (США), где впервые сказал о «железном занавесе». Более основательным, чем яркая пропагандистская речь бывшего премьера Великобритании, был анализ ситуации Дж. Кеннаном. Посол США в Москве, знаток России Джордж Кеннан послал 22 февраля 1946 г. Белому дому телеграмму в 8 тыс. слов. Кеннан настаивал на том, что СССР стремится «разрушить гармонию нашего общества», опираясь на «глубокий и мощный поток российского национализма». Он призывал показывать настоящее лицо тоталитарного режима и свести все возможные отношения с ним к минимуму. Впоследствии, по возвращении в США, Кеннан опубликовал под псевдонимом «мистер Х» статью в журнале «Форин афферс», где изложил стратегию «холодной войны». Еще раз процитируем предсказание Кеннана: «Соединенные Штаты в состоянии в гигантской мере наращивать нагрузки, которые будут обременять советскую политику, навязывать Кремлю намного большую умеренность и осторожность, чем ей свойственны в последние годы; таким образом могут быть поощрены тенденции, которые в конечном итоге приведут или к развалу, или к постепенному размыванию советской власти». Приведенный план-прогноз Кеннана можно считать наиболее глубокой формулировкой антикоммунистической стратегии американской демократии, но он абсолютно не видит конкретных путей «размывания» и «развала».

Казалось, единственным способом преодоления угрозы российского тоталитаризма остается война.

Война против мирового коммунизма и его оплота – СССР определялась как «война по идеологическим мотивам» (документ ОКНШ от 9 апреля 1947 г.). Меморандум РНБ 7 (март 1948 г.) говорил о руководящей роли США в «организации всемирного контрнаступления во имя мобилизации и укрепления наших собственных сил и антикоммунистических сил несоветского мира, а также подрыва могущества коммунистических сил». Директива РНБ 20/1 от 18 августа 1948 г. рекомендовала путем «балансирования на грани войны» достичь «сдерживания советской власти», превращения СССР в образование, «слабое в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, которые находятся вне пределов его контроля». В случае, когда коммунистическая власть все же уцелеет на значительной территории, директива планировала предъявить ей требования военно-политического характера, которые обеспечили бы ее длительную военную «беспомощность», и требования экономического характера, которые вызывали бы существенную экономическую зависимость. «Все условия должны быть жесткими и унизительными для коммунистического режима. Они могут напоминать Брест-Литовский мир 1918 года».

Американские солдаты наблюдают за испытанием атомной бомбы. Лас-Вегас, 1945

4 сентября 1945 г. ОРК в меморандуме за № 329 ставил цель отобрать 20 важнейших целей для атомной бомбардировки на территории СССР. 19 сентября 1945 г. ОКНШ пришел к выводу о неизбежности выбора стратегии первого, превентивного, опережающего удара. На протяжении 1946–1949 гг. строятся конкретные планы с определением все новых баз, из которых наносятся все более мощные атомные удары, – «Пинчер» (1946), «Бройлер» (1947), «Граббер», «Эрайзер», «Даблстар», «Гафмун», «Фролик», «Интермеццо», «Флитвуд», «Сиззл» (1948), «Дропшот» и «Оффтекл» (1949). В плане «Дропшот» атомному удару подлежит уже 200 целей в 100 городах, на что планируется потратить 300 атомных и 29 тыс. тонн обычных авиационных бомб, чтобы уничтожить 85 % промышленности, да еще 75–100 атомных бомб для уничтожения советской авиации на аэродромах. Полная готовность к такой большой войне предусматривалась планом «Дропшот» на начало 1957 г., а до того шла речь об использовании подрывных элементов, тайной организации массовых волнений и вооруженных беспорядков.

Существенно, что идея превентивного атомного удара по СССР на протяжении послевоенного десятилетия была открыто принята в Соединенных Штатах. Джордж Кеннан говорил: «Мы базируем нашу оборонную структуру на атомном оружии и намереваемся первыми использовать ее».[612] США всегда были готовы первыми использовать атомный удар для достижения победы на раннем этапе войны против СССР, как говорилось в директиве Совета национальной безопасности (СНБ-68) от 14 апреля 1950 г. А значит, были политические силы и военные круги, которые совершенно серьезно планировали атомный апокалипсис, не представляя, что это было бы концом и мировой цивилизации.

Генеральские планы чисто военного характера могут сегодня вызывать разве что смех. В документе объединенного командования 496/1 определяются оккупационные силы США на случай войны: для взятия Москвы – две дивизии и две авиагруппы, в Ленинград, Киев, Архангельск, Мурманск, Горький и так далее – по одной дивизии, всего 22 дивизии и 22 авиагруппы.

Со временем пришли к политическому решению по поводу применения атомной бомбы. 30 сентября 1950 г. президент Трумэн открыто заявил, что рассматривается вопрос о нанесении атомного удара в Корее. Волнение, которое началось в мире после этого заявления, заставило США отступить, но проблема оставалась открытой.

Планы военных и радикальных политиков, к большому счастью для человечества, не были реализованы, хотя трудно оценить, насколько рискованными были реальные ситуации балансирования демократического и тоталитарного миров на грани войны. Готовность военно-политических лидеров западных демократий к массовому убийству 65 млн человек – а именно так определялись возможные жертвы Советского Союза после превентивного атомного удара – сама по себе является позором для Запада, поскольку нет такой цели, которая оправдывала бы подобные средства.

Учитывая огромную степень риска, президент США требовал преимущества в атомном оружии не менее чем 10:1. Такого преимущества НАТО никогда не достигала, и это было главным фактором, который удержал от вооруженного конфликта.

В первое послевоенное десятилетие в военном руководстве Соединенных Штатов – основного военно-политического гаранта западной цивилизационной системы – главные должности занимают военные деятели Второй мировой войны: адмирал Леги, генералы Маршалл, Эйзенхауэр, Макартур, Брэдли и другие. Именно Джордж Кетлетт Маршалл был правой рукой Рузвельта в военных делах как начальник объединенного комитета штабов, и президент обнаружил определенный эгоизм, назначив не его, а Эйзенхауэра командующим вооруженными силами вторжения. Маршаллу принадлежат и важнейшая послевоенная инициатива во внешней политике США во время его пребывания на посту государственного секретаря – знаменитый «план Маршалла», проведенный в жизнь в 1947–1952 гг. Влияние Эйзенхауэра в военно-политических кругах было очень значительным, и еще перед выборами в 1948 г. Трумэн предлагал ему выставить свою кандидатуру в президенты от демократической партии. Если бывший начальник Эйзенхауэра, командующий войсками США в Тихом океане генерал Макартур был известным «ястребом» и сторонником использования атомного оружия при первых же осложнениях, то «Айк» не верил в опасность глобального российского нападения и был очень осторожен относительно превентивного атомного удара. Кроме политического реализма, здесь действовал и чистый расчет: у Соединенных Штатов тогда не было достаточного атомного арсенала, чтобы быстро выиграть войну. Сдержанная и скептическая оценка Эйзенхауэром угрозы, создаваемой военной империей Сталина, особенно показательна в свете той паники, которая охватила Запад после сообщения о том, что СССР с 1949 г. имеет атомное оружие.

Джордж Кетлетт Маршалл

Были ли планы Сталина рассчитаны в рамках малой, европейско-континентальной стратегии, имели ли они глобальное направление максималиста? Имеется в виду аналогия с двумя стратегиями Российской империи и двумя стратегиями, между которыми выбирал Сталин в довоенные годы. Допустима ли такая аналогия вообще, если идет речь о послевоенном десятилетии? Поскольку в «холодную войну» мир вступил уже в атомную эру и поскольку СССР создал собственное атомное оружие и работал над водородной бомбой, можно думать, что вопрос тем самым снят: третья мировая война могла использовать всю новейшую технику и иметь глобальный характер.

Сталин в последние годы своей жизни относился к глобальной термоядерной войне лишь как к отдаленной перспективе. В 1946–1949 гг. могло казаться, что СССР сосредоточен на частичных континентальных задачах, среди которых, кроме закрепления в Центральной Европе и на Балканах, можно выделить Иран, Турцию, Китай. Больше всего нагнеталась обстановка именно в Европе и именно вокруг Берлина и Германии в целом. Наивысшего уровня напряжение в Европе достигло во времена блокады Берлина с 24 июня 1948-го по 4 мая 1949 г. Казалось, в сердце Европы вот-вот вспыхнет военный конфликт. Образование НАТО 4 апреля 1949 г. было главенствующей реакцией Запада на нагнетание военной напряженности.

Однако это был блеф. Удар Сталин нанес не в Европе. В те дни октября 1949 г., когда коммунистический блок торжественно провозгласил образование Германской Демократической Республики, намного важнее было почти одновременное провозглашение Китайской Народной Республики. Сталин в Берлине угрожал войной, чтобы отвлечь внимание Запада от Китая. Благодаря разведке Сталин знал, что Запад не имеет сил для нанесения атомного удара в двух местах одновременно.

Бойцы НОАК входят в Пекин

Разгром режима Чан Кайши и победа коммунистов в Китае были колоссальным успехом СССР. А 24 июня следующего года началась война в Корее; вооруженные и обученные в СССР войска Корейской Народно-Демократической Республики вторглись на территорию Корейской Республики, война едва не переросла в мировой ядерный конфликт. Армия Ким Ир Сена дошла до южных берегов полуострова. Войска США спасли Южную Корею от полного разгрома и добрались до реки Ялу на севере, потом китайские «добровольцы» восстановили status-quo. Мир вернулся к исходной точке, на которой он теперь, пользуясь терминологией Джона Фостера Даллеса, «балансировал на грани войны».

Победа коммунистов в Китае и наступление КНДР в Корее заставили по-новому посмотреть на ситуацию в Азии. Сразу за границами Китая начинались территории, где выстрелы не умолкали со времен Второй мировой войны.

В Филиппинах, которым США предоставили независимость, война управляемой коммунистами партизанской армии Хукбалахап против правительства закончилась поражением коммунистов только в 1954 г. В Индонезии восстание коммунистов против националистического правительства, завоевавшего независимость от Голландии еще в 1945 г. (действуя вместе с коммунистами), продолжалось до конца 1948 г., но и после гибели вождей коммунистической армии ситуация оставалась нестабильной. Наконец, восстание коммунистов во Вьетнаме закончилось в 1954 г. поражением французов в Дьен Бьенфу, после чего в войну постепенно вступают Соединенные Штаты.

Характерно, что в этот сталинский период коммунисты во всем азиатском регионе не растворяются в местных националистических движениях и не оставляют надежд оттеснить националистов от руководства борьбой за национальную независимость. Эта политика завещана Сталиным еще за двадцать лет до того. «…Октябрьская революция открыла новую эпоху, эпоху колониальных революций, которые проводятся в угнетаемых странах мира в союзе с пролетариатом, под руководством пролетариата… Раньше «принято было» думать, что единственным методом освобождения угнетаемых народов является метод буржуазного национализма… Теперь эту легенду следует считать опровергнутой».[613] Как и во времена борьбы против «правого уклона», Сталин не собирался отдавать дело «освобождения угнетаемых народов» в руки «буржуазного национализма».

Сталинская стратегия может добиться успехов там, где вдруг будут сосредоточены все военные усилия; но это уже не стратегия «мировой революции», даже в ограниченном Азией гигантском регионе планеты. Это – серия конкретных операций российского коммунистического Великого Государства, каждая из которых опирается на материальную военную силу, используя, конечно, идеологический революционный энтузиазм.

Стратегия Сталина в колониальной периферии мира опирается на малоперспективные, как оказалось впоследствии, коммунистические силы и потому остается ограниченной частичными задачами.

Ориентируясь на перспективу торжества российского коммунизма в мировом масштабе, Сталин осуществлял характерную для этого осторожного хищника стратегию «частичных операций» в самых слабых для Запада звеньях, чтобы обескровить и ослабить противника в его уязвимых местах.

Стратегию или тактику? С точки зрения самого Сталина, по крайней мере, его взглядов 1924 г., – тактику. Стратегия от самого Октябрьского переворота считалась неизменной. Вот как определял ее Сталин в лекциях, прочтенных в Свердловском университете и опубликованных в апреле – мае 1924 г. в «Правде»: «Наша революция пережила уже два этапа и вступила после Октябрьского переворота в третий этап. Соответственно с этим менялась стратегия… Третий этап. Начался он после Октябрьского переворота. Цель – укрепить диктатуру пролетариата в одной стране, используя ее для преодоления империализма во всех странах. Революция выходит за рамки одной страны, началась эпоха мировой революции. Основные силы революции: диктатура пролетариата в одной стране, революционное движение пролетариата во всех странах. Главные резервы: пролетарские и мелкокрестьянские массы в развитых странах, освободительное движение в колониях и зависимых странах. Направление основного удара: изоляция мелкобуржуазной демократии, изоляция партий II Интернационала, которые являют собой основную опору политики соглашения с империализмом. План расположения сил: союз пролетарской революции с освободительным движением колоний и зависимых стран».[614] Трудом «Об основах ленинизма» открывались все 11 изданий сборника «Вопросы ленинизма», что подчеркивалось и при переиздании его в 6-м томе «Сочинений» Сталина.[615]

То, что было в действительности очень крутыми поворотами в политическом курсе, самому Сталину казалось лишь изменением тактики. Главным врагом для него оставалась демократия и ее политическая опора в массах – социал-демократические партии. Однако серьезных надежд на «пролетарскую революцию» в Западной Европе он уже давно не возлагал. Реальные расчеты можно было основывать лишь на «мировом селе», и глобальная стратегия осторожного продвижения к мировому господству строилась на отдельных прорывах на культурно-политической периферии мира. Китайский вариант должен был быть образцовым, поскольку он соединял «освободительное движение колоний и зависимых стран» с коммунистическим, а не националистическим руководством.

Как и тогда, так и в 1980-е гг. люди на Западе, которые планировали «холодную войну», были правы в одном: только губительное для экономики СССР военно-техническое соревнование привело за сорок шесть лет к краху коммунизма. Но произошло это, к счастью, совсем не так, как мерещилось тогдашним политикам и военным Запада. И великий советский диссидент Андрей Сахаров никогда не выражал сожаления по поводу того, что способствовал созданию могучего ядерного потенциала СССР. Потому что военная победа США над коммунизмом была бы такой же гибельной для цивилизации, как и победа коммунистического тоталитаризма; она породила бы не только «ядерную зиму», но и неслыханное поправение и ожесточение Запада, которое свело бы на нет плоды победы демократии. Ярко выразил это один из самых умных генералов и самых радикальных антикоммунистов Америки Дуайт Эйзенхауэр в первый год своего президентства в речи 4 сентября 1952 г. в Филадельфии: «Только поражение, понесенное в современной войне, может быть ужаснее, чем полученная в ней победа. Единственный путь к победе в третьей мировой войне – это ее предупреждение».

Дуайт Эйзенхауэр

Если определять координаты прогресса, то, как это ни парадоксально, все более ощутимый военный баланс сил демократии и тоталитаризма оказался гарантией выживания человечества, и работа советских ученых и гуманитариев на военный потенциал тоталитарного государства – СССР – объективно не была изменой ни их национальных обязательств, ни их общечеловеческих гуманистических убеждений, хотя и должна была порождать глубокую внутреннюю раздвоенность.

Драматизм ситуации особенно ярко проявился в работе ученых разных стран над ядерным оружием. Часть ученых-атомщиков еще в годы войны пыталась поставить работу над атомной бомбой под фактический международный контроль научного содружества. Этим, в частности, объясняется позиция Нильса Бора, Лео Силларда, Энрико Ферми, самого Альберта Эйнштейна и других физиков, благодаря которым научные засекреченные данные стали доступны для советских атомщиков. Упомянутые ученые были категорическими противниками чьей бы то ни было монополии на производство атомного оружия, а некоторые из физиков пошли – из идейных соображений! – на сотрудничество с советской разведкой и разглашение военных секретов. Противоположную позицию занимал, например, Теллер.

В СССР такие инициаторы разработки атомного оружия, как В. И. Вернадский, А. Ф. Иоффе, П. Л. Капица, принадлежали именно к тем ученым, которые – возможно, наивно при тех условиях – стремились оставить атомное оружие под контролем научной общественности, тогда как молодой Курчатов не имел никаких гуманистических иллюзий и был горячим сторонником коммунистической бомбы. Именно в этом была причина противоречий между научным руководителем атомного проекта Капицей и государственным контролером и организатором работ над проектом Берией. Характерно, что Сталин, принимая отставку Капицы, предупредил Берию, что опального физика он ему «не отдаст». Сталин чувствовал, что неприятность с Капицей может перерасти в серьезное противостояние с «яйцеголовыми», значимость которых в атомном проекте он оценивал в целом адекватно. В конечном итоге, Берия был рачительным хозяином «проекта № 1» и хорошо заботился о занятых в нем инженерах и ученых.

П. Л. Капица

Этот потайной конфликт нашел продолжение позже в конфликте Сахарова с Хрущевым, а затем и со всем коммунистическим руководством, что сыграло значительную роль уже в формировании политической оппозиции в СССР.

В качестве исторического курьеза можно отметить, что в создании советской атомной бомбы большую роль сыграл украинец В. И. Вернадский, а американской – украинец Джордж (Георгий) Кистяковский, сын Богдана Кистяковского, хорошего знакомого, коллеги и единомышленника Вернадского. На Джорджа Кистяковского пытались повлиять советские разведчики, но из этого ничего не вышло. Сын самого Вернадского, тоже Джордж (Георгий) и тоже профессор одного из американских университетов, был известным историком, евроазийцем и антикоммунистом.

Равновесие в возможностях уничтожить цивилизацию – крайне опасное и шаткое условие мирного сосуществования, а когда параноидальным диктаторам принадлежит бесконтрольная власть в супердержаве, все висит на волоске. Без преувеличений можно сказать, что человечество чудом пережило середину XX века.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.