«Левение» буржуазии и задачи пролетариата

«Левение» буржуазии и задачи пролетариата

Вопрос о «левении» торгово-промышленной буржуазии давно уже не сходит со страниц нашей легальной печати. Отмечено и признано, что октябристская печать от времени до времени регулярно предается воркотне против «аграрной» (читай: крепостнически-помещичьей) Думы и против соответствующей политики царизма. Отмечено и признано, что целый ряд и местных профессиональных и общенациональных организаций торговцев и промышленников, – начиная от провинциальных биржевых комитетов и кончая «Советом съездов представителей торговли и промышленности», – выражает именно в последние годы и особенно в последнее время недовольство помещичьей политикой. Описано московское «братанье миллионов с наукой», сиречь закрытые от публики совещания крупнейших московских и петербургских тузов: Крестовникова, Гужона, Вольского и др., с кадетскими профессорами и писателями: Мануйловым, Струве, Кизеветтером и К. Нечего и говорить, что либеральная печать, вплоть до органов меньшевиков, смакует каждое такое известие и трубит? на тысячи ладов о возрождении и обновлении либерализма.

Пресловутое «левение» буржуазии нашло свое выражение в «политических» шагах царского правительства и в думских выступлениях. Излюбленное лицо российского купечества – и в то же время старая бюрократическая крыса – г. Тимирязев назначен министром торговли и промышленности. 13-го марта он выступил в Думе с большой «программной» речью, – подобные речи министров называются во всех черносотенно-буржуазных и просто буржуазных парламентах мира программными речами исключительно «для ради важности». На деле никакой программы царский министр не изложил, а отделался, как водится, ровно ничего не говорящими любезными кивками по адресу капиталистов, да угрозами по адресу рабочего класса, соединив, конечно, эти угрозы с казенно-лицемерным выражением «сочувствия». 19-го марта это лобызание министра с вождями капитала было повторено в Москве, где Тимирязев и Крестовников обменялись любезными речами в заседании московского биржевого общества. «Россия больна, но при надлежащем уходе болезнь ее не опасна и скоропреходяща», – говорил Крестовников, приветствуя глубокоуважаемого Тимирязева. А Тимирязев, благодаря глубокоуважаемого Крестовникова, выражал от имени правительства благосклонное согласие «ухаживать» за больной посредством испытанных столыпинских средств «переходного времени».

Спрашивается, какими объективными причинами вызывается это «левение» буржуазии и каково его классовое значение? В журнале «Возрождение»{155} (№ 1–2) т. Мартов с не особенно обычной для этого писателя прямотой и ясностью отвечает на эти вопросы в статье, озаглавленной: ««Левение» буржуазии». «Жизнь показала, – пишет он, – что если экономическое развитие созрело именно для буржуазного преобразования, а буржуазия не может явиться его движущей силой, то это лишь значит, что общественный переворот не может завершиться до тех пор, пока дальнейшее развитие данного класса не сделает его движущей силой». И в другом месте: «Те, кто полагал, что ныне действующая конституция выражает собой более или менее органическое объединение дворянства и буржуазии, как одинаково «контрреволюционных факторов», те могут видеть в явлениях, вроде вышеуказанных» (т. е. в «левении» буржуазии), «лишь частные эпизоды, не стоящие в необходимой связи с основным направлением общественного развития… Эти изолированные явления могут иметь симптоматическое значение лишь в глазах тех, для кого a priori[73] было несомненно, что ход общественного развития неумолимо ведет русскую буржуазию, как класс, к резкому противопоставлению себя режиму… 3 июня».

Сопоставьте с этим заявление «Голоса С.-Д.» № 12:… «мы солидарны и с предложением кавказцев (т. е. Дана, Аксельрода и Семенова на последней конференции РСДРП) говорить о русской монархии не как о «буржуазной», а как о «плутократической», ибо эта поправка отрицает в корне неверное утверждение большевистской резолюции, будто русский царизм начинает выражать классовые интересы буржуазии».

Перед нами выступает здесь вся политическая теория нашего меньшевизма со всеми ее выводами. Если наша революция буржуазна, то она не может завершиться, пока буржуазия не станет ее движущей силой. «Левение» буржуазии доказывает, что она становится такой движущей силой, и о контрреволюционности ее не может быть и речи. Царизм в России становится плутократическим, а не буржуазным. Само собою понятно, что отсюда вытекает защита оппортунистической тактики рабочей партии в нашей буржуазной революции, тактики поддержки либералов пролетариатом в противовес тактике, которая указывает пролетариату, присоединяющему к себе крестьянство, руководящую роль в буржуазной революции вопреки шатаниям и изменам либерализма.

Меньшевистская тактика выступает перед нами как фальсификация марксизма, как прикрытие «марксистскими» словечками антимарксистского содержания. В основе этой тактики лежит метод рассуждения не марксистов, а либералов, переодетых марксистами. Чтобы убедиться в этом, достаточно бросить общий взгляд хотя бы на историю и результаты буржуазной революции в Германии. В «Новой Рейнской Газете» Маркс писал о причинах поражения революции 1848 года: «Крупная буржуазия, антиреволюционная с самого начала, заключила оборонительный и наступательный союз с реакцией из страха перед народом, т. е. перед рабочими и демократической буржуазией»{156}. На этой точке зрения стоял Маркс и стоят все немецкие марксисты в оценке 1848 года и последующей тактики немецкой буржуазии. Контрреволюционность крупной буржуазии не мешала ей «леветь», например, в эпоху конституционного конфликта 60-х годов, но, поскольку не выступал самостоятельно и решительно пролетариат, постольку из этого «левения» не получалась революция, а получалась только робкая оппозиция, побуждавшая монархию становиться все более буржуазной и не разрушавшая союза буржуазии с юнкерами, т. е. реакционными помещиками.

Так смотрят марксисты. Наоборот, либералы смотрят так, что рабочие своими неумеренными требованиями, своей неразумной революционностью, своими несвоевременными нападками на либерализм помешали успеху дела свободы в Германии, оттолкнув своих возможных союзников в объятия реакции.

Совершенно очевидно, что марксистскими словечками наши меньшевики прикрывают фальсификацию марксизма, прикрывают свой переход от марксизма к либерализму.

И во Франции после 1789 года и в Германии после 1848 года монархия, несомненно, делала «еще шаг по пути превращения в буржуазную монархию». Так же несомненно, что буржуазия после обеих этих революций становилась контрреволюционной. Значит ли это, что после 1789 года во Франции и после 1848 года в Германии исчезала почва для «левения» буржуазии и для следующей буржуазной революции? Конечно, нет. Французская буржуазия, несмотря на свою контрреволюционность, «левела», скажем, в 1830 году, немецкая – в 1863–1864 годах. Поскольку пролетариат не выступал самостоятельно, поскольку он не завоевывал себе хотя бы даже на короткое время политической власти при помощи революционных слоев буржуазии, постольку «левение» буржуазии не приводило к революции (Германия), а приводило только к дальнейшим шагам превращения монархии в буржуазную монархию. Поскольку пролетариат выступал самостоятельно и завоевывал в союзе с революционными слоями буржуазии политическую власть, свергая старую власть (как было во Франции не раз в XIX веке), постольку «левение» буржуазии оказывалось прологом новой буржуазной революции.

И вот эту азбуку истории забыли и извратили наши меньшевики, переходя на точку зрения либералов: не бывать в России буржуазной революции, пока не станет движущей силой буржуазия! Это – полнейшее непонимание исторической диалектики и уроков XIX века. Наоборот: не бывать в России буржуазной революции, пока пролетариат в союзе с революционными элементами буржуазии (т. е. у нас с крестьянством) не станет самостоятельной движущей силой вопреки колебаниям и изменам шаткой и контрреволюционной буржуазии.

Не при Николае II, любезные тт. меньшевики, а при Александре II русский царизм начинал превращаться в «плутократическую» монархию, «начинал выражать классовые интересы буржуазии». Но он не мог их выразить без самостоятельной классовой организации буржуазии. Революция 1905 года подняла нас на высшую ступень, и старая борьба возобновляется в плоскости более развитых политических отношений. III Дума есть политически оформленный, общенациональный союз политических организаций помещиков и крупной буржуазии. Царизм делает попытку решить объективно-необходимые исторические задачи при помощи организаций этих двух классов. Удастся ли ему эта попытка?

Нет. Оказывается, что такой задачи не может решить не только плутократический царизм, не знавший организации национального представительства «высших» классов, но и полубуржуазный царизм при помощи черносотенно-буржуазной Думы. Дума помогает ему решить эту задачу. Но этой помощи оказывается мало. «Левение» буржуазии вызывается именно тем объективным фактом, что, несмотря на столыпинское подновление царизма, обеспечения буржуазной эволюции не получается. Подобно тому, как до 1905 года, в эпоху царизма, не знавшего никаких представительных учреждений, «левение» помещиков и предводителей дворянства было симптомом назревающего кризиса, так и в 1909 году, в эпоху царизма, давшего национальное представительство Крестовниковым, «левение» этих тузов есть симптом того, что «объективные задачи буржуазно-демократической революции в России остаются нерешенными», что «основные факторы, вызвавшие революцию 1905 года, продолжают действовать» (резолюция конференции о современном моменте).

Меньшевики ограничивают свое рассуждение тем, что революция у нас буржуазна и что буржуазия у нас «левеет». Но ограничиваться этим – значит превращать марксизм из «руководства для действия» в мертвую букву, значит фальсифицировать марксизм, переходить фактически на точку зрения либерализма. Возможна буржуазная революция без единой полной победы пролетариата, и в результате – медленное превращение старой монархии в буржуазную и буржуазно-империалистскую (пример: Германия). Возможна буржуазная революция с рядом самостоятельных выступлений пролетариата, дающих и полные победы и тяжелые поражения, а в результате – буржуазную республику (пример: Франция).

Спрашивается: решен ли русской историей вопрос о том или ином пути? Меньшевики не понимают этого вопроса, боятся ставить его, обходят его, не сознавая, что обходить этот вопрос – значит фактически в своей политике идти в хвосте либеральной буржуазии. Мы думаем, что русская история еще не решила этого вопроса, что решит его борьба классов в течение ближайших лет, что первая кампания нашей буржуазной революции (1905–1907 годы) неопровержимо доказала полную шаткость и контрреволюционность нашей буржуазии, доказала способность нашего пролетариата быть вождем победоносной революции, доказала способность демократических масс крестьянства помочь пролетариату сделать эту революцию победоносной. И здесь мы встречаем опять-таки чисто либеральную точку зрения меньшевиков на наше трудовическое крестьянство. Трудовики полны мелкобуржуазных утопий, их борьба за землю идет во имя нелепых и реакционных лозунгов социализации земли или уравнительного пользования ею – говорят меньшевики; – «следовательно», трудовицкая борьба за землю ослабляет борьбу за волю, победа трудовиков была бы реакционной победой деревни над городом, – вот к чему сводятся и рассуждения Мартынова в № 10–11 «Голоса С.-Д.» и рассуждения Мартова в сборнике «Общественное движение в России в начале XX века».

Такая оценка трудовицкого крестьянства – не менее безобразное искажение марксизма, чем вышеприведенные рассуждения о буржуазной революции. Это – худшее доктринерство, если марксист не умеет разобрать реального значения революционной борьбы против всего современного помещичьего землевладения под оболочкой народнической доктрины, действительно нелепой, мечтательной и реакционной, при оценке ее как социалистической доктрины. Меньшевики проявляют поразительную слепоту и непонимание диалектики марксизма, не видя того, что при условиях жизни русского крестьянства его буржуазно-демократическая революционность не смогла идеологически выразиться иначе, как в форме «веры» во всеспасающее действие земельного по-равнения. «То, что фальшиво в формально-экономическом смысле, может быть истиной во всемирно-историческом смысле»{157}, – этих слов Энгельса никогда не могли понять наши меньшевики. Разоблачая фальшь народнической доктрины, они, как педанты, закрывали глаза на истину современной борьбы в современной буржуазной революции, выражаемую этими quasi [74]-социалистическими доктринами.

Мы же говорим: решительная борьба с quasi-социалистическими доктринами трудовиков, с.-р., н.-с. и К^о, и прямое, твердое признание союза пролетариата с революционным крестьянством в буржуазной революции. Победа этой революции развеет как дым доктрину о всеспасающем действии земельного поравнения, но массы крестьянства в теперешней борьбе выражают этой доктриной именно широту, силу, смелость, увлечение, искренность и непобедимость своего исторического действия, ведущего к очищению России от всех и всяких остатков крепостничества.

Буржуазия левеет, долой трудовицкий утопизм, да здравствует поддержка буржуазии, – рассуждают меньшевики. Буржуазия левеет, – скажем мы, – значит накапливается новый порох в пороховнице русской революции. Если сегодня Крестовниковы говорят: «Россия больна», – то это значит, что завтра выступит социалистический пролетариат, ведущий за собой демократическое крестьянство, и скажет: «мы ее вылечим!».

«Пролетарий» № 44, 8 (21) апреля 1909 г.

Печатается по тексту газеты «Пролетарий»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.