III

«Как раз в это время», – пишет Мартов об октябрьской стачке, – «время всеобщего возбуждения рабочих масс… возникает стремление слить воедино борьбу за политическую свободу с экономической борьбой. Но, вопреки мнению тов. Розы Люксембург, в этом сказалась не сильная, а слабая сторона движения». Попытка ввести революционным путем 8-часовой рабочий день кончилась неудачей и «дезорганизовала» рабочих. «В том же направлении действовала всеобщая стачка почтовых и телеграфных служащих в ноябре 1905 года». Так пишет историю Мартов.

Достаточно бросить взгляд на вышеприведенную статистику, чтобы видеть фальшь этой истории. На протяжении всех трех лет революции мы видим при каждом обострении политического кризиса подъем не только политической, но и экономической стачечной борьбы. В их соединении заключалась не слабость, а сила движения. Обратный взгляд есть взгляд либеральных буржуа, которые как раз хотели бы участия рабочих в политике без вовлечения самых широких масс в революцию и в борьбу с буржуазией. Именно после 17 октября либеральное земское движение окончательно раскололось: землевладельцы и фабриканты составили открыто контрреволюционную партию «октябристов», которые всей силой репрессий обрушились на забастовщиков (а «левые» либералы, кадеты, в печати обвиняли рабочих в «безумии»). Мартов, вслед за октябристами и кадетами, видит «слабость» рабочих в том, что они как раз в это время старались сделать экономическую борьбу еще более наступательной. Мы видим слабость рабочих (а еще более крестьян) в том, что они недостаточно решительно, недостаточно широко, недостаточно быстро перешли к наступательной экономической и вооруженной политической борьбе, которая неизбежно вытекала из всего хода развития событий, а вовсе не из субъективных желаний отдельных групп или партий. Между нашим взглядом и взглядом Мартова лежит пропасть, и эта пропасть между взглядами «интеллигентов» отражает только, вопреки Троцкому, пропасть, которая была на деле в конце 1905 г. между классами, именно между революционным борющимся пролетариатом и изменнически ведущей себя буржуазией.

Надо добавить еще, что поражения рабочих в стачечной борьбе характеризуют не только конец 1905 г., выхваченный Мартовым, а еще более 1906 и 1907 годы. Статистика говорит нам, что за 10 лет, 1895–1904, фабриканты выиграли 51,6 % стачек (по числу стачечников); в 1905 г. – 29,4 %; в 1906 году – 33,5 %; в 1907 году – 57,6 %; в 1908 году – 68,8 %. Значит ли это, что экономические стачки 1906–1907 гг. были «безумны», «несвоевременны», были «слабой стороной движения»? Нет. Это значит, что, поскольку натиск революционной борьбы масс был недостаточно силен в 1905 г., постольку поражение (и в политике, и в «экономике») было неизбежно, но если бы пролетариат не сумел при этом по меньшей мере дважды подниматься для нового натиска на врага {четверть миллиона одних только политических стачечников во вторую четверть 1906 года и также 1907), то поражение было бы еще сильнее; государственный переворот произошел бы не в июне 1907 г., а годом, или даже более чем годом, раньше; экономические завоевания 1905 г. были бы отобраны у рабочих еще быстрее.

Вот этого значения революционной борьбы масс абсолютно не понимает Мартов. Вслед за либералами, он говорит про бойкот в начале 1906 года, что «социал-демократия осталась на время вне политической линии борьбы». Чисто теоретически, подобная постановка вопроса о бойкоте 1906 г. есть невероятное упрощение и опошление очень сложной проблемы. Какова была реальная «линия борьбы» во 2-ую четверть 1906 г., парламентская или внепарламентская? Посмотрите на статистику: число «экономических» стачечников поднимается с 73 тысяч до 222 тысяч, политических с 196 до 257. Процент уездов, охваченных крестьянским движением, с 36,9 % до 49,2 %. Известно, что военные восстания тоже чрезвычайно усилились и участились во 2-ую четверть 1906 года по сравнению с 1-ой. Известно дальше, что I Дума была самым революционным в мире (в начале XX века) и в то же время самым бессильным парламентом; ни одно ее решение не было проведено в жизнь.

Таковы объективные факты. Либералы и Мартов оценивают эти факты так, что Дума была реальной «линией борьбы», а восстания, политические стачки, крестьянские и солдатские волнения пустым делом «революционных романтиков». А глубокомыслящий Троцкий думает, что разногласия фракций на этой почве были «интеллигентской» «борьбой за влияние на незрелый пролетариат». Мы думаем, что объективные данные свидетельствуют о наличности весной 1906 г. такого серьезного подъема действительно революционной борьбы масс, что социал-демократическая партия обязана была признать такую именно борьбу главной борьбой и приложить все усилия к ее поддержке и развитию. Мы думаем, что своеобразная политическая ситуация той эпохи, – когда царское правительство получило с Европы двухмиллиардный заем как бы под обеспечение созыва Думы, когда царское правительство спешно издавало законы против бойкота Думы, – вполне оправдывала попытку пролетариата вырвать из рук царя созыв первого парламента в России. Мы думаем, что не социал-демократия, а либералы «остались тогда вне политической линии борьбы». Те конституционные иллюзии, на распространении которых в массах была построена вся карьера либералов в революции, были опровергнуты всего рельефнее историей первой Думы.

В обеих первых Думах либералы (кадеты) имели большинство и с шумом и треском занимали политическую авансцену. Но именно эти «победы» либералов и показали наглядно, что либералы все время оставались «вне политической линии борьбы», что они были политическими комедиантами, глубоко развращавшими демократическое сознание масс. И если Мартов и его друзья, вслед за либералами, указывают на тяжелые поражения революции как на урок того, «чего не делать», то мы ответим им: единственная реальная победа, одержанная революцией, была победой пролетариата, который отбросил либеральные советы идти в булыгинскую Думу и повел за собой крестьянские массы на восстание. Это во-1-х. А во-2-х, своей геройской борьбой в течение трех лет (1905–1907) русский пролетариат завоевал себе и русскому народу то, на завоевание чего другие народы потратили десятилетия. Он завоевал освобождение рабочих масс из-под влияния предательского и презренно-бессильного либерализма. Он завоевал себе роль гегемона в борьбе за свободу, за демократию, как условие для борьбы за социализм. Он завоевал всем угнетенным и эксплуатируемым классам России уменье вести революционную массовую борьбу, без которой нигде на свете не достигалось ничего серьезного в прогрессе человечества.

Этих завоеваний не отнимет у русского пролетариата никакая реакция, никакая ненависть, брань и злобствование либералов, никакие шатания, близорукость и маловерие социалистических оппортунистов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.