ГЛАВА III ПОЗДНЕКАТАКОМБНАЯ КУЛЬТУРНАЯ ГРУППА
ГЛАВА III
ПОЗДНЕКАТАКОМБНАЯ КУЛЬТУРНАЯ ГРУППА
Памятники СБВ в степном Приуралье, связанные своим происхождением с миром степных скотоводов, из-за своей малочисленности до сих пор воспринимаются как некая недифференцированная совокупность. К настоящему моменту можно констатировать два основных подхода к их интерпретации.
В силу устойчивой историографической традиции, удивительно жизнеспособной остается концепция полтавкинской культурноисторической общности, в русле которой памятники СБВ в регионе рассматриваются в рамках приуральской полтавкинской культуры. В целом, историография полтавкинской проблемы получила подробное освещение в ряде работ (Мельник В. И., 1990, с. 103-107; Кузнецов П. Ф., 1991, с. 3-5). Поэтому сосредоточимся лишь на вопросах культурной атрибутики памятников СБВ в Приуралье.
Впервые границы, выделенной к тому времени на материалах Нижнего Поволжья, полтавкинской культуры отодвинул до Приуралья К. В. Сальников (1962, с. 49), основываясь на данных, полученных в результате исследования II Мало-Кизыльского могильника. С инициативой изменения таксономического ранга «полтавкинских» древностей региона выступил И. Б. Васильев (1979, с. 49), предложив рассматривать их как потенциальную культуру, являющуюся составной частью полтавкинской КИО. Это положение было с энтузиазмом воспринято Н. К. Качаловой (1983, с. 12, табл. 4, 12), наиболее последовательной сторонницей полтавкинской концепции. В законченном виде полтавкинская КИО представлена в специальной работе П. Ф. Кузнецова, где сделана попытка систематизации приуральских памятников СБВ, которым отведено значительное место в исследовании (Кузнецов П. Ф., 1989, с. 25-29).
Нужно заметить, что указанные научные положения подверглись серьезной и вполне обоснованной критике со стороны целого ряда исследователей, что особенно рельефно проявилось в ходе развернувшейся полемики на страницах журнала «Советская археология» (Шилов В. П., 1991; Моргунова Н. Л., 1991). Тем не менее, в своей последней работе Н. К. Качалова вновь пытается обосновать полтавкинскую атрибуцию серии погребальных комплексов Приуралья. При этом даже выделяет три хронологических этапа, хотя и возвращается к старой таксономии, определяя эту группу памятников как приуральский вариант полтавкинской культуры (Качалова Н. К., 2001, с. 49-51, рис. 6). По-прежнему, полтавкинскими объявляются не только памятники СБВ в Приуралье, но даже срубные погребения из Новой Белогорки и алакульские – из Хабарного I (Качалова Н. К., 2001, рис. 6, 3, 13, 14).
Другой точки зрения по вопросу о культурной принадлежности памятников СБВ в степном Приуралье придерживаются Н. Л. Моргунова и А. Ю. Кравцов. Они полагают, что погребальные комплексы полтавкинского времени в регионе являются результатом эволюции древнеямной культуры и должны рассматриваться в рамках ее третьего этапа, сохраняя ведущий комплекс стереотипов без скольконибудь заметного инокультурного влияния (Моргунова Н. Л., 1991, с. 123-130; 2001, с. 98; Моргунова Н. Л., Кравцов А. Ю., 1991, с. 47-48; 1994, с. 83-86, рис. 31; 32; Кравцов А. Ю., Моргунова Н. Л., 1991, с. 135-136). Если первоначально авторы пытались как-то дифференцировать в хронологическом отношения погребения СБВ в Приуралье, сопоставляя отдельные из них с третьей хронологической группой древнеямной культуры (по Н. Я. Мерперту) и со стадиями полтавкинской культуры (по Н. К. Качаловой и И. Б. Васильеву) (Моргунова Н. Л., Кравцов А. Ю., 1991, с. 47, 48), то позже упростили схему, в результате чего в перечень памятников заключительного этапа ямной культуры Приуралья попали разновременные и даже разнокультурные комплексы (Моргунова Н. Л., Кравцов А. Ю., 1994, рис. 32). Столь обобщенное восприятие материалов СБВ подвигло исследователей к постулированию тезиса об участии позднеямного населения Приуралья в генезисе синташтинских древностей рубежа эпох средней и поздней бронзы (Моргунова Н. Л., 2001, с. 98; Виноградов Н. Б., 1995, с. 25; Зданович Г. Б., 1997, с. 61; Логвин В. Н., 1995, с. 94).
По мере накопления источников становилось все более очевидным, что курганные захоронения СБВ в степном Приуралье отнюдь не гомогенны, что обусловлено хронологическими различиями и культурной неоднородностью. Новые данные со всей очевидностью демонстрировали существенные отклонения от строгих канонов древнеямной погребальной обрядности, появилась возможность хронологического размежевания и культурной идентификации погребальных комплексов СБВ (Бытковский О. Ф., Ткачев В. В., 1996; Халяпин М. В., 1999; Ткачев В. В., Гуцалов С. Ю., 2000, с. 33-36). Наиболее архаичная утевско-жаман-каргалинская культурная группа СБВ в Волго-Уралье (Богданов С. В., 2004), видимо, действительно формируется на позднеямной основе. Культурная трансформация, приведшая к смене комплекса стереотипов, стимулировалась импульсом из Предкавказья, а также активизацией связей с лесными культурами (Ткачев В. В., Гуцалов С. Ю., 2000, с. 32-35; Ткачев В. В., 2000, с. 4043). Хронологически данная культурная группа (раннеполтавкинская по И. Б. Васильеву (1979, с. 29-34)) относится к преддонецкому времени и синхронизируется с памятниками второго периода позднеямного – раннекатакомбного времени Нижнего Дона (по А. В. Кияшко (1999а, с. 79-81)), третьим этапом новотиторовской культуры (по А. В. Гею (2000, с. 99-106)) или предкатакомбной культурной группой (по В. А. Трифонову (1991а, с. 123-131)) Прикубанья. Судя по материалам погребения из Воздвиженки (Ткачев В. В., 2000, с. 42, рис. 4, 1-5), имело место и непосредственное проникновение отдельных катакомбных групп, но уже в раннедонецкое время. Об этом свидетельствуют находки изделий, находящих аналогии, например, в Калмыкии в комплексах горизонта С (по В. А. Сафронову), а также в преддонецких (по А. М. Смирнову).
Однако с такой оценкой культурно-хронологической позиции памятников начала СБВ в степном Приуралье согласны далеко не все исследователи. Это касается не только концепций полтавкинской и позднеямной принадлежности обсуждаемой группы памятников, но и нового подхода А. В. Кияшко (2002), который существенно омолаживает приуральские комплексы эпох ранней и средней бронзы, относя некрополи начального СБВ в регионе к привольненскому этапу.
Однако, даже не вдаваясь в дискуссию по поводу хронологической позиции и культурной атрибуции древностей начала СБВ на интересующей нас территории, следует констатировать, что памятники позднего периода СБВ отчетливо демонстрируют отсутствие прямой генетической связи не только с позднеямной культурой Приуралья, но и с указанной культурной группой начала СБВ (Богданов С. В., 1998, с. 22; 1999, с. 24; Ткачев В. В., 2000, с. 44-46). Между тем именно культурная группа заключительного этапа СБВ непосредственно предшествует синташтинским древностям в регионе. Поэтому определение культурной принадлежности и хронологической позиции этих, пока еще немногочисленных, памятников имеет принципиальное значение. Интересующие нас материалы представлены погребальными комплексами из 13 некрополей, а также небольшой коллекцией находок на Турганикской энеолитической стоянке. Памятники достаточно равномерно распределяются по всей территории степного Приуралья, однако можно выделить четыре района их локализации. Одна группа памятников связана с бассейном р. Самары, остальные относятся к разветвленной системе притоков р. Урала (рис. 1). Северо-западная группа включает могильники Медведка на левобережье р. Самары, Ефимовка IV, расположенный на ее левом притоке – реке Бузулуке, и материалы Турганикской стоянки на реке Ток, правом притоке р. Самары (рис. 1). Наиболее многочисленная группа некрополей сосредоточена в среднем течении р. Урала, преимущественно, на его правых притоках – реках Иртек (Болдырево I, Шумаево II) и Кинделя (Хутор Барышников, Герасимовский II). К этой же группе тяготеет Кардаиловский I могильник на левобережье р. Урала (рис. 1). Самыми южными из исследованных на сегодняшний день памятников позднекатакомбной культурной группы являются могильники Покровка VIII, Илекшар I, Восточно-Курайли I, Танаберген II и Учебный полигон, приуроченные к притокам реки Илек – рекам Хобда, Танаберген, Жаксы-Каргала (рис. 1). На востоке ареала, в излучине р. Урала, раскопаны еще два могильника: Новокумакский в черте г. Орска и Новотроицкий I близ г. Новотроицка (рис. 1).
Таким образом, в степном Приуралье может быть выделена достаточно представительная группа погребальных комплексов заключительного этапа СБВ, составляющая северо-восточную периферию ареала степных скотоводческих культур. Уточнить их место в системе относительной хронологии позволяют стратиграфические данные. В большинстве случаев описанные захоронения являлись впускными в курганы древнеямной культуры (Покровка VIII, Хутор Барышников, Шумаевский II, Ефимовка IV, Танаберген II, возможно, Медведка, Болдырево I, Восточно-Курайли I, Герасимовский II, Илекшар I, 6). При этом особенно важно отметить надежно задокументированный факт большого хронологического разрыва (видимо, несколько веков) между позднеямным и позднекатакомбным погребениями в могильнике Ефимовка IV. О реальных масштабах хронологической лакуны, отделяющей ямную культуру от культурной группы конца СБВ, свидетельствуют стратиграфические наблюдения в могильниках Танаберген II и Новотроицкий I. Здесь впускные позднекатакомбные могилы следовали за погребениями утевско-жаман-каргалинской культурной группы (по С. В. Богданову (2004)) начального периода СБВ (раннеполтавкинской по И. Б. Васильеву (1979)). Генезис последней связан с трансформацией позднеямной культуры, стимулировавшейся юго-западным импульсом. Как уже говорилось выше, хронологически данная культурная группа относится к преддонецкому времени и синхронизируется с памятниками второго периода позднеямного – раннекатакомбного времени Нижнего Дона (по А. В. Кияшко (1999)), 3-м этапом новотиторовской культуры (по А. В. Гею (2000)) или предкатакомбной культурной группой (по В. А. Трифонову (1991)) Прикубанья, а также ранним этапом северокавказской культуры (Ткачев В. В., Гуцалов С. Ю., 2000, с. 35; Ткачев В. В., 2000, с. 39-43, рис. 3; 4). Пока нет объективных данных о том, смыкаются ли во времени указанные культурные образования различных этапов СБВ в Приуралье. Однако их различия настолько очевидны, что позволили С. В. Богданову предположить дискретный, прерывистый характер функционирования степных культур Заволжья и Приуралья (Богданов С. В., 1998, с. 22).
Так или иначе, нужно констатировать, что представленные в нашей выборке комплексы следует вынести за рамки 3-го этапа древнеямной культуры Приуралья в трактовке Н. Л. Моргуновой (Моргунова Н. Л., Кравцов А. Ю., 1991; 1994). Сделать это необходимо, прежде всего, по причине существенного хронологического разрыва между ними, так как «классическая» древнеямная культура в регионе сходит с исторической арены уже в середине III тыс. до н. э. (Богданов С. В., 1999, с. 24). Некоторую преемственность с ней демонстрируют лишь памятники СБВ-1 (преддонецкого, раннеполтавкинского времени), безусловно, предшествующие позднекатакомбной культурной группе (СБВ-2). Кстати, в первых публикациях исследователи древнеямной культуры Приуралья относили некоторые из этих комплексов, например, погребение из Медведки, к позднеполтавкинскому времени, хотя и настаивали на их ямной атрибуции (Моргунова Н. Л., Кравцов А. Ю., 1991, с. 48). В то же время Н. К. Качалова попрежнему считала погребение из Медведки раннеполтавкинским (Качалова Н. К., 2001, с. 49-50; рис. 6).
Для определения верхней хронологической границы позднекатакомбной культурной группы в регионе принципиальное значение имеет стратиграфическая ситуация в кургане 25 Новокумакского могильника, где основные погребения позднекатакомбной культурной группы перекрываются синташтинскими захоронениями (рис. 69). На это обстоятельство обратили внимание еще авторы первой публикации (Смирнов К. Ф., Кузьмина Е. Е., 1977, с. 18). По непонятным причинам, этот факт затем долгое время игнорировался, и погребения бронзового века из 25 кургана Новокумакского могильника воспринимались не дифференцировано. Лишь недавно В. В. Отрощенко и автор настоящего исследования практически одновременно предложили вернуться к первоначальной интерпретации этого комплекса как стратифицированного (Отрощенко В. В., 2000, с. 66, 67; Ткачев В. В., 2000, с. 44). Еще одним памятником, где можно опереться на стратиграфические данные, является могильник Танаберген II. В кургане 1 этого некрополя самый поздний стратиграфический горизонт функционирования насыпи в эпоху бронзы связан с серией впускных захоронений петровского этапа алакульской культуры. Раннеалакульские погребения образовывали два кольца вокруг центральной могилы, перекрывавшей захоронение конца СБВ. В кургане 7 данного могильника такие же раннеалакульские погребения с идентичной планиграфией были впущены в насыпь над синташтинским некрополем, включавшим 17 захоронений.
Исходя из приведенных наблюдений, необходимо признать, что погребения позднекатакомбной культурной группы в курганах степного Приуралья занимают промежуточную стратиграфическую позицию между захоронениями утевско-жаман-каргалинской культурной группы (СБВ-1) (раннеполтавкинской по И. Б. Васильеву или ямной 3-го этапа по Н. Л. Моргуновой) и синташтинской (ПБВ-1) культуры, что позволяет рассматривать их в рамках позднего периода эпохи средней бронзы (СБВ-2). Эти данные имеют большое значение для определения места абашевских древностей в системе относительной хронологии. Объективные свидетельства взаимодействия лесостепного абашевского населения со степными группами позднекатакомбного облика указывают на их синхронность, и дают основания для их отнесения к предсинташтинскому времени.
Определившись с хронологической позицией погребений конца СБВ в степном Приуралье, обратимся к вопросу об их культурной атрибуции, для чего следует дать обобщенную характеристику особенностей обряда и материального комплекса. Топографическая приуроченность рассматриваемых захоронений ничем не отличается от традиционного для культурных образований эпохи бронзы расположения некрополей на первых надпойменных террасах или на останцах в поймах рек. Не случайно, все погребения позднекатакомбной культурной группы выявлены в могильниках бронзового века. Более того, подавляющее большинство из них впущено в насыпи предшествующего времени. О характере надмогильных сооружений судить сложно, опять-таки по причине впускного характера захоронений. При этом лишь однажды в кургане 2 могильника Ефимовка IV удалось зафиксировать досыпку, для сооружения которой был вырыт неглубокий кольцевой ровик по периметру первичной насыпи. В трех случаях отмечены собственные насыпи над погребениями позднекатакомбной культурной группы. В кургане 25 Новокумакского могильника насыпь не превышала 20 м в диаметре и 1,0 м высотой, и была окружена прерывающимся ровиком. Столь же незначительными размерами характеризуется первоначальная насыпь над основным погребением Илекшар I, 5/3. Впрочем этот комплекс можно рассматривать в качестве кенотафа либо оригинального кургана-святилища.
Грандиозная в сравнении со скромными стандартами конца СБВ насыпь была сооружена над погребением 3 в кургане 1 Кардаиловского I могильника. Ее диаметр составлял 46 м, высота – 2,0 м (Моргунова Н. Л., 1996, с. 11, рис. 7, 1). Монументальность надмогильного сооружения дополняется неординарным характером самого погребального комплекса, представлявшего собой кенотаф. Очень крупная могильная яма со сложной ступенчатой конструкцией имела неординарную структуру засыпи с многочисленными прослойками (Моргунова Н. Л., 1996, с. 11-12, рис. 7, 3, 4). Вообще, курган 1 из Кардаиловского I могильника весьма близок по своим параметрам надмогильным конструкциям начала СБВ, как впрочем, и экстраординарная погребальная камера основного погребения. В остальных случаях размеры и конструктивные детали курганов определялись погребальными канонами ямного или постъямного времени.
Отличительной особенностью культурной группы конца СБВ в степном Приуралье является традиция совершения впускных захоронений. Заметим, что данная традиция абсолютно не типична для древнеямной погребальной обрядности в регионе. Еще менее характерна она для погребальных стандартов начала СБВ. В то же время, в культурах катакомбного круга впускные погребения превалируют над основными. Это касается даже престижных захоронений. Случаи сооружения собственной насыпи над катакомбными могилами исключительно редки, в лучшем случае устроители ритуалов ограничивались досыпками.
Еще более отчетливо катакомбные черты усматриваются в конструкциях некоторых могильных ям. В погребении 14 из 25 кургана Новокумакского могильника отмечен подбой вдоль длинной стенки входной ямы, отделенный от нее ступенькой на дне. Вход в погребальную камеру заложен каменными плитами (рис. 10, III). Погребение Новотроицкий I, 4/3 совершено в катакомбе или глубоком подбое со ступеньками в торцевой стенке камеры и у входа в нее. Входная шахта округлой формы (рис. 11, I). Все эти признаки являются диагностирующими для катакомбных культур. Хотя нужно отметить пережиточный характер камерных гробниц, представленных самой простой формой катакомбы – подбоем. В этой связи, любопытна точка зрения А. В. Кияшко, который полагает, что существовала некая семантическая оппозиция подбоев и катакомб (Кияшко А. В., 1998, с. 17). Однако в нашем случае такой подход вряд ли уместен, учитывая другие составляющие позднекатакомбной культурной группы. Не могут подбойные погребения Приуралья расцениваться и как воспроизведение чужеродной традиции в ямной среде, как это предлагает делать П. Ф. Кузнецов (1990, с. 59-60), так как другие признаки погребального обряда жестко коррелируются с позднекатакомбными канонами. В ряде случаев контуры могил не удалось зафиксировать, но можно уверенно констатировать, что наиболее распространенными являлись прямоугольные ямы с закругленными углами. По крайней мере, в пяти погребениях отмечена именно такая форма могилы (рис. 10, IV; 71, I, II, V). Хотя есть и исключения, как, например, уникальная погребальная конструкция из Кардаиловского I могильника (Моргунова Н. Л., 1996, с. 11-12, рис. 7, 3, 4). Однако и в этом случае нужно отметить, что кенотафы являются одним из самых популярных особых видов погребений в катакомбных культурах, особенно в предкавказской (Мельник В. А., 1991, с. 45-55; Шишлина Н. И., 2000, с. 41-42), и почти не известны в древнеямных курганах. Как правило, могильные ямы ориентированы по линии СВ-ЮЗ, хотя присутствуют широтная и меридиональная ориентации.
Не менее зримо катакомбные традиции проявляются и в способах ингумации. Три раза отмечено положение костяков скорченно на правом боку (Шумаево II, 3/2, Учебный полигон, раскоп III, п. 3, Новотроицкий I, 4/3). Примечательно, что для этих захоронений характерна сильная степень скорченности. При этом правая рука может быть протянута к коленям и даже зажата между бедренными костями, а левая согнута в локте и вытянута вдоль тела, располагаться кистью у подбородка или лежать поперек туловища (рис. 11, I, II; 71, I). Правобочность большинства костяков в позднеямных и утевско-жаманкаргалинских захоронениях Приуралья, казалось бы, сближает их с обсуждаемыми погребениями заключительного периода СБВ. Но этим и исчерпывается сходство. Дело в том, что погребения ямной культуры в скорченном положении на правом боку чрезвычайно стандартны. С. В. Богданов выделяет две разновидности таких захоронений, объединяемых в рамках 2 ОГ. В мужских погребениях кисти рук локализуются в районе паха, в женских – левая рука протянута к правой. Причем такая поза придавалась до наступления стадии трупного окоченения еще в положении на спине, а фиксация конечностей осуществлялась посредством волосяных пут (Богданов С. В., 1999, с. 13; 2004).
В погребениях начального этапа СБВ Приуралья основным каноном становится слабоскорченное положение на правом боку с разворотом на спину (Ткачев В. В., Гуцалов С. Ю., 2000, рис. 7, 1; 9, 1; Ткачев В. В., 2000, рис. 3, 8, 12). Примечательно, что практически идентичные по характеру ингумации захоронения известны в Прикубанье (Бочкарев В. С. и др., 1991, с. 39, 40, рис. 43) и Ставрополье (Березкин Я. Б., Калмыков А. А., 1998, с. 60, 61, рис. 11). Подобные погребения рассматриваются исследователями в рамках 3-го этапа новотиторовской культуры (Гей А. Н., 2000) или предкатакомбной культурной группы Прикубанья (Трифонов В. А., 1991а, с. 123-131). По ряду характеристик они тождественны погребениям второго периода позднеямного – катакомбного времени на Нижнем Дону (Кияшко А. В., 1999, с. 79-81).
Совершенно иную картину мы наблюдаем в погребениях заключительного периода СБВ в степном Приуралье. Положение погребенных скорченно на правом боку с руками, протянутыми к коленям, типично для катакомбной погребальной традиции. Но наиболее точные схождения по степени скорченности и вариативности расположения рук приуральские захоронения демонстрируют с позднекатакомбными и посткатакомбными, а также с ранними бабинскими (КМК) погребениями. По сути дела, между положением погребенных в скорченном положении на правом или левом боку нет никакой оппозиции. В Приуралье положение костяков скорченно на левом боку, безусловно, являлось приоритетным. Такая поза зафиксирована в девяти из двенадцати погребений, в которых установлено положение скелета. Степень скорченности ног варьирует от средней до сильной. Наибольшим разнообразием отличается положение рук. В четырех случаях погребенные лежали в «классической» позе адорации, то есть руки располагались перед лицом (Новокумакский, 25/12, 13, 14; Восточно-Курайли I, 1/1) (рис. 10, III, IV). В погребении 1 кургана 6 Шумаевского II могильника отмечена сходная поза, но руки размещались перед грудью, а ноги подтянуты коленями к локтям (рис. 12, IV). В парном детском захоронении Шумаевский II, 4/1 левые руки согнуты в локтях кистями перед лицом, а правые протянуты к коленям (рис. 12, II). В погребении Ефимовка IV, 2/1 наоборот левая рука вытянута к коленям, а правая – согнута в локте и прижата к груди (рис. 12, V). Близкая поза зафиксирована в погребении Медведка, 7/1, с той лишь разницей, что согнутая в локте правая рука здесь уложена поперек туловища (рис. 10, I).
Соотношение погребений на левом и правом боку различной степени скорченности с характерным вариативным расположением верхних конечностей, отмеченное для погребальных комплексов конца СБВ в степном Приуралье, является надежным основанием для выяснения круга синхронных памятников с близкой культурной атрибуцией в степях Восточной Европы. В этом плане интересно отметить, что аналогичные новации в погребальной обрядности, связанные с переоформлением катакомбных культур на заключительной стадии СБВ, охватили обширные степные пространства от Азово-ДнепроДонецкого региона и Предкавказья до Волго-Уралья. Эти вопросы в последнее время привлекают особое внимание исследователей, так как они непосредственно связаны с проблемой культурогенеза ПБВ.
Практически идентичные способы обращения с телами умерших характерны для ранних погребений бабинской культуры (КМК) (Березанская С. С. и др., 1986, рис. 2; 5; 8; Полидович Ю. Б., 1993, рис. 16; 25; 50; Отрощенко В. В., 2001, мал. 11). Аналогичную картину мы наблюдаем на заключительном этапе среднедонской катакомбной культуры (Синюк А. Т., 1983, рис. 43; Матвеев Ю. П., 1980; 1998, рис. 1-4). Такие же изменения происходят в обряде позднекатакомбных культурных образований Прикубанья, относящихся к батуринскому варианту предкавказской катакомбной культуры (Трифонов В. А., 1991а, с. 156-157; 1991б, рис. 1) или к батуринской культуре (Гей А. Н., 1995, рис. 1; 2). В памятниках предкавказской (манычской) культуры, для которой наиболее типичным на развитом этапе было положение костяков на левом боку с руками, протянутыми к коленям или тазу, в этот период также появляются погребения в позе адорации. Немногочисленные, но очень выразительные серии погребальных комплексов такого рода выделены в Ставрополье (Андреева М. В., 1989, рис. 13, 2; 42, 1; Дервиз П. Г., 1989, рис. 9; 10; Братченко С. Н., 1995, рис. 12) и Калмыкии (Синицын И. В., Эрдниев У. Э., 1978, рис. 6, 6; 7, 5, 9; 9, 1; 1981, рис. 6, 2, 3; 13, 1; 15, 6; Мимоход Р. А., 2002, рис. 1; 2). Хотя по-прежнему присутствуют захоронения в традиционной позе на левом, иногда правом боку с протянутыми вниз руками, но нередко имеют место отклонения от этого стандарта, выражавшиеся в размещении одной руки перед грудью или поперек туловища. На примыкающей с севера к ареалу предкавказской культуры территории Волго-Донского междуречья сформировался своеобразный вариант катакомбной культуры, которая на заключительном этапе демонстрирует те же тенденции, что и другие культурные образования катакомбной общности (Мельник В. И., 1989, с. 131-132; Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995, с. 60, рис. 5; Кияшко А. В., 1996, с. 2223; 2002). И, наконец, на сопредельной со степным Приуральем территории Нижнего Поволжья Э. С. Шарафутдиновой недавно выделена группа погребений конца СБВ, которую она связывает «…с восточной частью катакомбного мира в период завершения его распада» (Шарафутдинова Э. С., 2001, с. 152). Показательно, что указанная группа захоронений характеризуется тем же набором признаков погребального обряда (там же, с. 149, табл. 1; 2), что и перечисленные позднекатакомбные или производные от них (Бабино) культурные образования, включая позднекатакомбную культурную группу в степном Приуралье.
Заметим также, что повсеместно в пределах очерченной территории, в том числе и в Приуралье, финально-катакомбные погребения совершены в ямах или подбоях с весьма неустойчивой ориентировкой. В исключительных случаях отмечены катакомбы, опять-таки крайне невыразительные. В большинстве своем данные захоронения являются впускными, причем нередко занимают более позднюю стратиграфическую позицию по отношению к развитым катакомбным. Хотя есть и основные погребения. Также как и в памятниках Приуралья в отдельных захоронениях, но далеко не во всех, присутствует локальная окраска костяков охрой, иногда фиксируется использование огня и мела в погребальных ритуалах, известны органические подстилки на дне могил, имеют место кенотафы. Что касается других обрядовых признаков, связанных с погребальными церемониями, вызывает особый интерес жертвенный комплекс из кургана 6 Шумаевского II могильника. Здесь расчищен полный скелет овцы в сопровождении глиняного сосуда (рис. 12, III, 3). Этот своеобразный ритуал отмечен С. И. Берестеневым у племен катакомбной общности, и, по мнению автора, может трактоваться как принесение персонифицированной жертвы конкретному божеству посвященного ему животного (Берестенев С. И. и др., 1996, с. 216). Вполне типичным для катакомбной погребальной обрядности является и превалирование костей МРС в составе жертвенных комплексов, характерное и для погребений конца СБВ в Приуралье.
Не противоречит предлагаемой культурно-хронологической интерпретации рассматриваемой группы захоронений степного Приуралья и вещевой инвентарь, происходящий из погребений. К сожалению, он не многочисленный, и представлен, преимущественно керамикой. Для посуды позднекатакомбной культурной группы в регионе характерна примесь толченой раковины в тесте. С точки зрения морфологических характеристик, коллекция распадается на две неравные в количественном отношении группы: горшки и банки.
Горшечные формы преобладают, при этом отличаются заметным разнообразием, хотя и являющимся лишь следствием модификации исходных типов. Основная часть коллекции представлена короткошейными горшками. Главными дифференцирующими признаками выступают соотношения наибольшего диаметра тулова к высоте сосуда и диаметру устья. По этим показателям выделяются сосуды с раздутым туловом (рис. 10, 1, 5) и горшки стройных пропорций (рис. 12, 3, 5-8). С последними сближаются горшечно-баночные сосуды, имеющие закрытую форму и отогнутую наружу горловину (рис. 11, 1, 2). Своеобразной разновидностью короткошейных горшков с раздутым туловом, обычно имеющих закраину в придонной части, служат кубкообразные сосуды, которые отличаются только наличием поддона (рис. 12, 1, 2). Шейка и тулово на сосудах указанных типов могут иметь плавное или уступчатое сочленение. В коллекции присутствуют острореберный горшок (рис. 10, 8) и фрагменты венчика крупного горшечно-баночного или раструбошейного сосуда с прямой горловиной (рис. 8, 5, 6). Яркой особенностью керамической серии из погребений позднекатакомбной культурной группы в регионе является наличие реповидных горшков со сложно профилированным отогнутым наружу нависающим венчиком (рис. 11, 4, 7). Единственная «классическая» банка имеет закрытую форму и небольшую закраину у дна (рис. 11, 3). В целом, она практически копирует профилировку горшков стройных пропорций, с той лишь разницей, что отсутствует дополнительная лента, образующая шейку.
Весьма показательна орнаментация посуды заключительного этапа СБВ в Приуралье. Достаточно широкое распространение получают елочные и геометрические мотивы. При этом «елка» может быть вертикальной или горизонтальной, в зависимости от направленности образующих ее многократно повторяющихся зигзагов (рис. 10, 5; 71, 3, 4). Зигзаги могут выступать и в качестве самостоятельного мотива. Геометрическая орнаментация не развита. Треугольники, всегда направленные вершинами вниз, преимущественно, образованы размашистыми зигзагами. Геометризм им придает достаточно разнообразная штриховка (рис. 12, 1, 2, 5, 7). В ряде случаев отпечатками штампа созданы мотивы, в основе которых лежат ромбическая сетка, паркетный орнамент или ряды соприкасающихся ромбов (рис. 7, 5; 67, 1, 2). Не менее характерны горизонтальные и наклонные отпечатки штампа, волнистые линии, иногда заполненные горизонтальной штриховкой (рис. 10, 1, 2; 11, 1, 2, 5; 12, 7, 8). Особый колорит керамике позднекатакомбной культурной группы Приуралья придают различные насечки, наколы полой трубочки или уголка штампа, нередко создающие «бахрому» вокруг геометрических фигур, а также налепные валики, покрытые насечками или защипами. Орнамент наносился гребенчатым, веревочным или гладким штампом. Семантически значимой орнаментальной зоной являлась верхняя часть сосудов, но иногда орнаментом покрыта вся поверхность, включая дно (рис. 10, 5; 11, 2; 12, 8).
Безусловно, рассматриваемый керамический комплекс резко контрастирует с позднеямной посудой в регионе, и совершенно исключает возможность генетической связи с гончарными традициями ямной культуры. Зато позднекатакомбные черты проявляются довольно рельефно. Короткошейные горшки с раздутым туловом и стройных пропорций находят аналогии в памятниках позднего этапа донецкой катакомбной культуры (Смирнов А. М., 1996, рис. 43-46). В этой связи обращает на себя внимание удивительное сходство кубкообразных сосудов из погребения 1 кургана 4 Шумаевского II могильника (рис. 12, 1, 2) с позднедонецкими кубками. Однако наиболее близкие соответствия рассматриваемая керамика из Приуралья находит в выделенной А. М. Смирновым (там же, 87-99, рис. 39-41) группе погребений с керамикой с елочной орнаментацией, активно контактирующей с донецкой катакомбной культурой. Большинство таких захоронений совершалось в ямах, иногда со ступенчатыми конструкциями. Данная культурная группа, по мнению А. М. Смирнова, локализуется к востоку и северо-востоку от Подонцовья, складывается на основе ямной, но относится к катакомбной КИО. Ее контакты с донецкой и среднедонской культурами не фиксируются в раннекатакомбное время (Смирнов А. М., 1996, с. 95, 98, 99). Есть аналогичные памятники в Нижнем Подонье (Гей А. Н., 1999а, с. 37). Сосуды данных типов сопоставимы с керамикой отделов II-А и II-Б по классификации С. Н. Братченко (1976, рис. 9).
Известны подобные формы в памятниках предкавказской (манычской) катакомбной культуры (Андреева М. В., 1989, рис. 4, IV; 16, II-2; 23, III). Аналогичная керамика происходит из катакомбных памятников волго-донской культуры, также как и кубкообразные сосуды (Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995, рис. 5; Кияшко А. В., 2002, рис. 9, 69). Показательно, что убедительные соответствия мы находим не только в морфологических характеристиках сосудов, но также в орнаментации и технике ее нанесения.
Важно отметить, что именно эти формы привлекаются Н. К. Качаловой для обоснования культурного своеобразия полтавкинских древностей Волго-Уралья, при этом к числу диагностирующих признаков автором относится наличие уступчика при переходе от тулова к шейке сосудов (Качалова Н. К., 1967, рис. 4; 2001, рис. 1; 2; 4; 5; 6). Но уступчатое сочленение тулова с шейкой сосудов отнюдь не в меньшей степени характерно и для всех культур катакомбного круга от Поднепровья до Волго-Уралья, и даже для северокавказской культуры. Не случайно М. А. Турецкий, проанализировав нижневолжские комплексы СБВ, отметил многочисленные аналогии в катакомбных памятниках Среднего и Нижнего Дона, и предложил закрепить термин «полтавкинская культура» за поздней группой захоронений, входившей, по мнению автора, в более широкий круг катакомбных культур (Турецкий М. А., 1992, с. 72, 73).
Вообще, территория Нижнего Поволжья, особенно ВолгоДонского междуречья представляется весьма перспективной с точки зрения выяснения исходного района миграции позднекатакомбного населения в приуральские степи. Дело в том, что в этом районе в последние годы выявлен значительный массив катакомбных памятников (Лопатин В. А., Якубовский Г. Л., 1993; Тихонов В. В., 1996; Ляхов С. В., 1996; Баринов Д. Г., 1996; Дремов И. И., 1996; Мамонтов В. И., 1997; Тименков Д. М., 1997; Ляхов С. В., Матюхин А. Д., 1992; Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995), которые А. В. Кияшко (2002) объединяет в рамках волго-донской катакомбной культуры. Есть такие памятники и в Заволжье, на левых притоках – реках Большой Иргиз и Малый Иргиз, Чагра (Турецкий М. А., 1999, с. 135-140). Любопытно, что на позднем этапе исследователи отмечают вольсколбищенские, поздние манычские, донецкие и среднедонские катакомбные включения в керамическом комплексе и погребальном обряде, а также констатируют присутствие металлических изделий, типичных для северокавказской культуры (Мельник В. И., 1989, с. 131132; Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995, с. 60, рис. 5; Ляхов С. В., Матюхин А. Д., 1992, с. 122-123, рис. 11, 1; Кияшко А. В., 1996, с. 2223). Это обстоятельство, безусловно, сближает их с памятниками позднекатакомбной культурной группы Приуралья.
Особый интерес в этом плане представляют малочисленные, но очень выразительные находки реповидных сосудов в степном Приуралье. Реповидные сосуды из погребений Кардаилово I, 1/3 и Покровка VIII, 1/12 (рис. 11, 4, 7) в Приуралье, с учетом характера оформления венчика и особенностей декора, включавшего, в том числе расчесы и налепные валики, могут быть отнесены к отделу II-Д по классификации С. Н. Братченко (1976, рис. 9). Такая керамика является доминирующим типом посуды в памятниках манычского типа в Предкавказье и может выступать в качестве своего рода культурного индикатора. Вообще нужно отметить, что позднекатакомбные группы населения, оставившие памятники манычского типа, отличались наибольшим динамизмом и тенденцией к разнонаправленной культурной интеграции. В это время они появляются на Нижнем и Среднем Дону, Северном Кавказе, в Приазовье и Поднепровье, вплоть до Буго-Днестровского междуречья, участвуют в формировании позднекатакомбной батуринской культуры в Прикубанье (Трифонов В. А., 1991б, с. 109). Исследователи отмечают активное воздействие манычских племен на северокавказское население, в частности в Ставрополье и Верхнем Прикубанье (Археология, 1994, с. 272), что, в конечном итоге, привело к вытеснению последнего из предгорий в более труднодоступные высокогорные районы. Примечательно, что в погребениях манычского типа, даже в Поднепровье, наряду с реповидной керамикой, встречаются и короткошейные сосуды с уступчиком, украшенные тесьмой (Марина З. П., Фещенко Е. Л., 1989, с. 52-54, рис. 2, 3), находящие прямые аналогии в Приуралье (Ефимовка IV) (рис. 12, 8) и Нижнем Поволжье (Политотдельское) (Качалова Н. К., 2001, рис. 2, 16). На Нижней Волге и в Северном Прикаспии, то есть в зоне, непосредственно примыкающей к степному Приуралью, известны и собственно реповидные сосуды, например, в Быковских курганах (Смирнов К. Ф., 1960, с. 193, 239), в Досанге и Тау-Тюбе (Васильев И. Б. и др., 1986, рис. 11).
Материалы из погребальных памятников манычского облика в Приуралье могут быть дополнены небольшой коллекцией находок бронзового века с Турганикской энеолитической стоянки в Красногвардейском районе Оренбургской области (рис. 1). По мнению Н. Л. Моргуновой, керамика и металлические изделия эпохи бронзы с этого памятника составляют пласт доабашевского времени в лесостепном Заволжье и Приуралье (Моргунова Н. Л., 1984, с. 60). С. В. Богданов обратил внимание на незначительную в количественном отношении, но чрезвычайно важную с точки зрения культурной идентификации группу керамики и серию находок из металла, камня и кости, вероятно, имеющую прямое отношение к рассматриваемой проблеме. Речь идет о фрагментах сосудов закрытой баночной формы (рис. 13, 13, 15), горшков с цилиндрической шейкой (рис. 13, 12) и реповидного сосуда (рис. 13, 11). Керамика орнаментирована горизонтальными и наклонными оттисками перевитого шнура, за исключением реповидного горшка, лишенного декора. Аналогии данной посуде не выходят за рамки очерченного выше круга позднекатакомбных памятников манычского типа. Уточнить культурно-хронологическую позицию комплекса эпохи бронзы с Турганикской стоянки позволяет ряд других предметов, видимо, связанных с указанной керамикой.
В коллекции присутствуют два кремневых наконечника стрел с глубокой выемкой в основании, образующей шипы (рис. 13, 6, 7). Еще один такой наконечник был найден краеведом В. В. Дудиным на развеваемой дюне около пос. Привольное в Илецком районе Оренбургской области (рис. 13, 5). Шипастые наконечники стрел с выемкой в основании являются неотъемлемым атрибутом катакомбного комплекта вооружения, в том числе и на позднем этапе существования катакомбных культур. Известны они и в памятниках бабинской культуры. С точки зрения синхронизации позднекатакомбной культурной группы с абашевской культурой большое значение имеют находки наконечников с глубокой выемкой в основании в абашевских памятниках Приуралья (Горбунов В. С., 1986, с. 49; Васюткин С. М. и др., 1985, с. 74).
Меньше определенности в вопросе о принадлежности черешковых наконечников стрел с Турганикской стоянки (рис. 13, 8-10) к эпохе бронзы. Заметим лишь, что черешковые наконечники изредка встречаются в позднекатакомбных памятниках (Николова А. В., Бунятян Е. П., 1991, рис. 3, 17, 18). К тому же один из экземпляров имеет вытянутые пропорции (рис. 13, 8), что является поздним хронологическим показателем (Кузьмина О. В., 1992, с. 70-71). По этому параметру данный наконечник сближается с изделиями, типичными для абашевской культуры, но отсутствие шипов делает такое сопоставление достаточно проблематичным.
Костяное колечко с выступами (рис. 13, 4) имеет близкую аналогию в погребении манычского типа у пос. Ливенцовка в Нижнем Подонье (Братченко С. Н., 1976, рис. 13, III-9). Рельефные детали поделки, по сути дела, воспроизводят в кости конструктивные особенности фаянсовых бородавчатых бус, типичных для финальнокатакомбных и бабинских (КМК) памятников. Медные изделия невыразительны. Прямоугольный в сечении миниатюрный стержень и обоюдоострое четырехгранное шило (рис. 13, 1, 3) имеют широкий диапазон бытования, и поэтому малоинформативны. Нож, обломок которого обнаружен на поселении, имел округлое окончание черенка покатые плечики при переходе к лезвию (рис. 13, 2). На относительно позднюю дату медных изделий с Турганикской стоянки указывает то обстоятельство, что предметы изготовлены из металла групп МП и ТК. Если хронологический разброс изделий из группы МП достаточно велик, начиная с раннего этапа древнеямной культуры (РБВ-1), то металл группы ТК распространяется в Приуралье только с абашевского времени (Черных Е. Н., 1970, с. 28).
Вообще, основные черты предкавказской (манычской) культуры выкристаллизовываются достаточно рано, еще в период расцвета катакомбных культур. Но наибольшая активность манычского населения приходится на конец СБВ. Достаточно представительная серия манычских погребений в различных районах катакомбного ареала синхронизируется с перечисленными выше финально-катакомбными и посткатакомбными группами. Основанием для этого служат находки самых ранних круглых костяных пряжек с большим центральным отверстием, бородавчатых фаянсовых бус, брусковидных каменных оселков с желобком для привязывания и некоторых других категорий инвентаря. Число таких комплексов растет с каждым годом (Андреева М. В., 1989, рис. 13, 2; 42, 1; Дервиз П. Г., 1989, рис. 9; 10; Братченко С. Н., 1995, рис. 12; 2; Парусимов И. Н., 1997, рис. 16; 1999, рис. 33; 40; Жеребилов С. Е., 2001, табл. 1, 8, 9; Мимоход Р. А., 2002, рис. 1). Приуральские памятники с реповидной керамикой манычского типа, вероятно, тоже относятся к этому времени. Вспомним, в этой связи, находку фрагментов реповидного сосуда и бронзовых ножа и крюка катакомбного облика в абашевском могильнике у горы Березовой (рис. 8, 1, 5, 6). Показательно также распространение в регионе в конце СБВ рельефной орнаментации керамики налепными валиками и шишечками, что соответствует стандартам этого времени.
Применительно к материалам Приуралья, к сожалению, долгое время приходилось констатировать отсутствие такого рода надежных хронологических реперов в инвентаре. Можно было опереться лишь на описанные выше кремневые шипастые наконечники стрел с глубокой выемкой в основании, костяное колечко с умбонами (Турганикская стоянка), типичные для комплексов позднекатакомбного времени. То же самое можно сказать о находках костяных трубочек и деревянной чашечки из погребения Медведка, 7/1 (рис. 10, 4). Семантика этих предметов в данном захоронении, вероятно, близка той, которая реконструируется для катакомбной и бабинской (КМК) погребальной обрядности, где, например, находки деревянной посуды исследователи связывают с погребениями служителей культа (Ковалева И. Ф., 1989, с. 27-28). А. Н. Усачук в специальной работе, посвященной анализу костяных трубочек (флейт Пана) из памятников энеолита – бронзового века Юго-Восточной Европы, приводит сводку такого рода изделий, широко представленных, в том числе в катакомбных погребениях (Усачук А. Н., 1999, с. 75).
Однако новейшие материалы из могильника Илекшар I в Западном Казахстане позволяют окончательно снять проблему недостаточной репрезентативности источников. Комплекс металлических изделий из кургана 5 этого могильника органично сочетает в себе традиции позднекатакомбной (с северокавказскими репликами) и позднеабашевской металлообработки (рис. 14, 1-7), что однозначно указывает не только на синхронность этих культурных образований, но и свидетельствует о наличии устойчивых контактов между ними в предсинташтинское время.
Все предметы можно уверенно отнести к четвертому костромскому периоду развития кавказской металлургии и связать с позднекатакомбной культурной группой степного Приуралья, составлявшей, вероятно, северо-восточную периферию волго-донской культуры. Листовидные ножи из обсуждаемого комплекса характеризуются наличием относительно архаичных признаков, присущих изделиям этой категории на привольненском этапе развития кавказской металлургии (Кияшко А. В., 2002, с. 27, рис. 7, 13, 14; 67, 10), но расширение нижней части клинка на одном из экземпляров (рис. 14, 2) сближает его с так называемыми «карасями» костромского периода (там же, с. 27-28, рис. 8, 14). Однако в данном случае для нас интересна конструктивная особенность в виде раскованной пятки черенка, имеющей ромбическую форму (рис. 14, 1). Таким же образом оформлены аналогичные детали на описанном экземпляре из могильника у горы Березовой (рис. 8, 1), а также на ноже из кургана 6 могильника Илекшар I (рис. 14, 11). Змеевидная головка или ромбическая пятка черенка выступает в качестве своеобразного этнографического маркера абашевской культуры. Следует отметить, что нож из кургана 6 могильника Илекшар I характеризуется также вытянутой формой клинка (рис. 14, 11), что станет стандартным для ножей с намечающимся перекрестием и ромбической пяткой черенка, являющихся диагностирующей категорией находок абашевских памятников Приуралья. Кстати, в этом же комплексе обнаружены кремневые черешковые наконечники стрел вытянутых пропорций, сопоставимые с абашевскими (рис. 14, 9, 10) (Кузьмина О. В., 1992, с. 64-65, табл. 44, 45).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.