3

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3

На площади, где жили буржуи, мы встретили колбасника Сеньку. Заметив нас, он поспешно скрылся во дворе, а потом высунул из калитки голову и запел:

Большевик, большевик,

Четыре винтовки,

К нам казаки придут,

Тебе штаны снимут.

Васька запустил в него камнем, но Сенька успел захлопнуть калитку. Камень ударился о забор, в ответ громко залаяли собаки. Мы пошли дальше, а Сонька вышел из калитки и снова запел:

Васька-Васенок,

Худой поросенок,

Ножки трясутся,

Кишки волокутся.

Почем кишки?

По три денежки.

Мы свернули в переулок, за которым начинался завод.

На терриконе заводской шахты, на самой его вершине, видна была фигура человека с винтовкой.

Мы стали карабкаться вверх по крутому сыпучему склону, сталкивая ногами куски тяжелого глея. Они катились книзу, увлекая за собой целую лавину камней.

Местами террикон дымился. Зная, что здесь горит уголь и в таких местах можно провалиться и обжечь ноги, мы обходили очаги дыма.

С трудом достигли мы вершины.

Здесь свистел ветер. Красное полотнище флага клокотало на древке тревожно и призывно. Оно рвалось с древка, хлестало по нему и раздувалось парусом.

Возле флага стоял молотобоец Федя.

— Ты кого здесь караулишь? — спросил Васька, здороваясь с Федей за руку.

— Врагов революции высматриваю! — Федя зябко поежился, подняв воротник пиджака.

С террикона открывались неоглядные дали. Каждый дом был виден как на ладони. Церковь с потемневшими от заводской копоти куполами величественно возвышалась над хилыми землянками. Вдали то здесь, то там синели рудники. Желтоватая степь с глубокими балками, нити серых дорог окружали задымленный городок.

Любуясь видом родных мест, мы держались друг за друга, чтобы ветер не сдул нас.

— Давайте искать наши хаты, — предложил я.

— А чего их искать? — ответил Васька и указал пальцем вдаль: Во-о-он наши хаты.

— Где?

— Да вон же. Церкву видишь?

— Вижу.

— Рядом хата под железной крышей Витьки Доктора, видишь?

— Ага.

— Ну а теперь гляди чуть вбок. Дом Мурата под тополем видишь?

— Где?

— Да ну тебя!

— Вижу, вижу… — сказал я, хотя ничего, кроме церкви и Витькиного дома, не видел.

— Ну и все, — успокоился Васька. — Вон моя хата, а напротив, с высокой акацией, твоя.

Пока мы разговаривали, Федя тревожно всматривался в даль, приложив ко лбу ладонь козырьком.

— Калединцы… кажись, они… — проговорил он неуверенно.

Далеко в степи показалось облако пыли. Оно медленно двигалось к городу. Возле мостика через Кальмиус, на крутом повороте дороги, из клубов пыли выехали всадники. Позади катилась пушка.

Вглядываясь в степь, Васька воскликнул:

— Они! И фон Графф спереди! Ленька, за мной! — И он прыгнул вниз, съезжая на катившейся под ногами шахтной породе.

Федя, торопясь, загнал патрон в ствол винтовки, и оглушительный выстрел грянул у меня над головой. Я так и присел от испуга и закрыл ладонями уши: первый раз в жизни вблизи меня стреляли из винтовки. А Федя перезарядил и снова выстрелил, потом еще раз. В церкви ударил колокол. В заводе заревел гудок. Стало жутко.

Я бросился вслед за Васькой. Куски глея били меня по ногам, с шумом пролетали мимо.

Я догнал Ваську у проходных ворот. Он поманил меня к известной нам двоим щели в заборе, и мы тайком проникли в завод. Там мы забрались в паровозный котел со сквозной дырой внутри и стали наблюдать за тем, что делали рабочие перед сражением.

Возле проходных ворот рабочие спешно рыли окопы, подгоняли вагонетки и сваливали их набок, нагромождая баррикаду. Туда же охапками сносили винтовки, выгружая их из товарного вагона, стоявшего невдалеке. Подавал винтовки Мося.

— Ох, сейчас начнется! — радостно проговорил Васька.

Неожиданно на баррикаде вырос отец. Сбоку на поясе у него висела моя генеральская шашка. Прав был Васька, пригодилась она!..

Механик Сиротка тянул за собой пулемет на двух колесах.

— Пулемет сюда! — Отец указал на неглубокую канавку на холме. Первой роте оборонять котельно-мостовой цех. Черновол, отойдешь назад, к седьмой наклонной!

Появился знаменосец. В руках у него трепетал мамин красный флаг, я его сразу узнал. Издали трудно было разобрать надпись: «Это будет последний и решительный бой!» — но я знал, что она там была, и я видел ее. Дядя Хусейн установил флаг на вершине баррикады, чтобы он всем был виден. Сам дядя Хусейн улегся рядом с флагом и стал целиться из винтовки в сторону террикона.

Мне подумалось, что идет игра в войну, что отец шутит; казалось, он сейчас рассмеется, постучит по котлу шашкой и крикнет: «Что испугались, зайчата? А ну вылезайте, никакой войны не будет!»

Но отец ходил вдоль баррикады строгий и напряженный. А гудки ревели и ревели, нагоняя страх.

— Смотри! — Васька дернул меня за рукав.

Из-за террикона вымчались казаки. Возле поселка «Шанхай» они спешились, и трое подъехали близко к проходным воротам.

Краснорожий вахмистр с черным чубом, торчащим из-под картуза с красным околышем, достал из-за пазухи лист бумаги, развернул и, стараясь перекричать гудок, стал читать:

— «Братья рабочие, свяжите руки и доставьте законному русскому правительству преступника и смутьяна, председателя вашего Егора Устинова».

У меня похолодела спина: казак назвал моего отца. В ответ отец крикнул:

— Казаки, уйдите без крови! Рабочие не сдадут власть!

Вахмистр продолжал читать:

— «…или уничтожьте его на месте и труп доставьте нам. Не бойтесь наказания. Наша армия не трогает рабочих, которые мирно трудятся. Она лишь безжалостна к врагам и разбойникам-большевикам, попирающим божеские законы…»

— Рабочие будут биться до последнего! — крикнул им Сиротка.

— «…Изымите же из вашей среды смутьяна-христопродавца и передайте его нам». Подписал: есаул фон Графф, — торопливо закончил казак, повернул лошадь, и все трое поскакали к поселку, откуда немного погодя стали выбегать и растягиваться в цепь пешие казаки.

Прогремели первые выстрелы. Над нашим котлом тонко пропела пуля.

Мой отец скомандовал:

— По врагам революции — ого-онь!

Грянул залп. Сиротка взялся рукой за одну ручку пулемета, другую прижал плечом, и пулемет задрожал, изрыгая ливень пуль.

Поднялся такой грохот, как будто с неба на наш котел посыпались камни.

Враги приближались. Васька глубоко надвинул шапку.

— Пошли!

Я попятился назад.

— Пошли воевать, не бойся. Нам винтовки дадут.

Голубые глаза его сверкали.

— Боишься, да? Эх ты…

Он с укором взглянул на меня, выскочил из котла и побежал к баррикаде.

Как раз в это время замолчал пулемет, и Сиротка потребовал:

— Патронов! Живей!

Федя, пригнувшись, побежал к литейному цеху. Васька метнулся за ним.

В страхе я прижался к холодному железу котла, прислушиваясь к треску выстрелов.

Вскоре Федя и Васька вернулись. Они отдали Сиротке четыре плоские коробки с пулеметными лентами и поползли обратно.

Сиротка вытащил из коробки длинную брезентовую ленту, набитую патронами, сунул конец ее в бок пулемета и снова припал к рукоятке. Но вдруг он ткнулся головой в пулемет. Я видел, как струйка крови потекла по его виску. К нему подбежала женщина с винтовкой, оттащила в сторону и стала бинтовать Сиротке голову.

За пулемет лег мой отец.

Васька притащил ему еще две коробки с патронами и на обратном пути заскочил ко мне:

— Ленька, у нас уже двоих убили. Идем, не бойся. Отцу патроны будем носить, — и снова убежал.

Со стороны казаков ударила пушка. Столб земли вскинулся над баррикадой. Часть заводского забора взлетела вместе с камнями и обломками досок. Вдали показались верховые казаки с пиками наперевес и бросились к заводу.

Я выскочил из котла. Над ухом пискнула пуля, другая звякнула по котлу. И тут я увидел, что рукав моей рубашки в крови. Я не чувствовал боли. Кровь текла по руке, капала с кончиков пальцев. Я кинулся в глубь завода, спотыкаясь о железные угольники, поднимался и снова бежал. Сзади хлопали выстрелы.

Баррикада была уже позади, а я не мог остановиться.

Мне чудилось, что за мной летит казак с пикой и вот-вот настигнет и пронзит насквозь.

Протяжно ревели гудки.

Навстречу мне из ворот литейного цеха выбежала толпа рабочих с винтовками. Они спешили к баррикадам.

Я упал в яму, заросшую полынью. Меня подняло и плавно закружило над землей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.