«МЫ ВЕЛИ МАШИНЫ…»

«МЫ ВЕЛИ МАШИНЫ…»

Известная песня о военных шоферах («Эх, путь-дорожка, фронтовая, не страшна нам бомбежка любая») особенно дорога Свободе Павловне Ивановой (Дроздовой) как память о юности, друзьях, память о великих испытаниях и великом единстве, сплочении советских людей во имя одной цели – победить!

Немногим выпадает такое постоянство – в огромном городе, испытавшем великие потрясения, восемь десятилетий прожить в одном доме, в одной квартире, на одной и той же родной улице. 6-я Красноармейская, дом № 27… Здесь росла она в довоенные годы с сестренками Таней и Надей (маленькие ростки дворянского древа Залужских, уходящего корнями в историю Измайловского Лейб-гвардии полка), здесь, в двухлетнем возрасте, перенесла первую невосполнимую утрату, потеряв отца, перешедшего в семнадцатом на сторону трудового народа. Здесь, в родном доме, в то воскресное утро услышала она страшную весть о нападении Германии. На улице возле репродукторов стояли мужчины, женщины, старики, дети.

И отсюда блокадной зимой рано утром, попив кипятку, согретого на «буржуйке», шла она по затемненному городу к Обводному каналу на свой завод Подъемно-транспортного оборудования им. С.М. Кирова – с началом войны, как и все ленинградские предприятия, работавшего на фронт.

Но это было в 1942-м. Справедливо считают, что месяцы блокады можно приравнять к годам – к тем годам, когда человек мужает по дням, получает закалку на всю жизнь.

Осенью 1941 года она – подвижная, расторопная, решительная – работала в Ленинском райисполкоме, помогая старшей сестре; с войной разрушилась налаженная жизнь, требовалось срочно, на ходу решать огромное количество неотложных вопросов. И это в городе, где мужчины – от юношей-студентов до пожилых людей – ушли на фронт, где артобстрелы, налеты авиации стали ежедневными. Окончив курсы при штабе МПВО Ленинграда, Свобода Павловна возглавила группу самозащиты МПВО в микрорайоне (ныне это территория муниципального образования «Измайловское»).

В районе набережной Фонтанки, Измайловского, Московского проспектов, Красноармейских улиц было много госпиталей, расположенных в бывших школах. И, несмотря на маскировочные сети, поднятые дирижабли, огонь зенитных батарей, вражеская авиация прорывалась сюда и ожесточенно бомбила. Бомбы падали на жилые дома – возникали пожары.

Оказание помощи раненым, детям, оставшимся без родителей, дежурство на крышах, чердаках, проверка светомаскировки, чтобы нигде ни один лучик света не пробивался из окна, донорская сдача крови – все это сливалось в напряженную череду блокадных дней и ночей. И даже став работником завода Подъемно-транспортного оборудования (крупнейшего военного предприятия блокадного Ленинграда), она оставалась руководителем группы МПВО своего микрорайона и по воздушной тревоге спешила в свой штаб, размещавшийся в бывшей прачечной. Однажды поздно вечером, направляясь с завода в штаб группы, ей пришлось пережить страшные минуты – на середине моста через Обводный канал вдруг увидела, что навстречу ей движется масса булыжников. Присмотревшись, поняла, что это огромные блокадные крысы. Прижавшись к решетке моста, не шевелясь, стояла она, пока серая масса текла мимо ее ног – к Обводному, на водопой.

С заводом Подъемно-транспортного оборудования связана вся блокадная судьба Свободы Павловны. Соединенный железнодорожной веткой с Варшавским и Балтийским вокзалами, он по своей значимости стоял в одном ряду с такими оборонными гигантами осажденного Ленинграда, как Металлический, Балтийский, машиностроительный им. Ленина… Сюда шли с фронта в ремонт танки, пушки, другая военная техника, чтобы, получив вторую жизнь, снова бить врага. Многие танкисты, сопровождавшие свои израненные машины и участвовавшие в ремонте вместе с рабочими, жили тут же, в цехах, здесь же проходили митинги и вручение героям наград.

Что могла она – щупленькая девчушка, в довоенном детстве учившаяся вместе с сестренками музыке, бальным танцам, пению? Но там, на заводе, рядом с ней слесарили, помогали рабочим двенадцатилетние мальчишки, уже вовсю хлебнувшие блокадного житья. От завода ее и направили на шоферские курсы, в учебный комбинат «Трансэнергокурсы», что на Фонтанке. (От мамы все держалось в секрете – ни за что бы не отпустила «в шофера», а когда появилась на гремящей бортами полуторке возле дома, водительские права уже были на руках.) Учили их, блокадных девчушек и пареньков, замечательные наставники, два друга – Максимов и Тычков, впоследствии долгие годы обучавшие ленинградских ребят по направлению военкоматов популярной в то время профессии.

После обучения нужна была стажировка, а ее, такую «мелкую» – с виду подросток – никто из шоферов в напарники не хотел брать. Дело нешуточное – доверить машину, для которой ты сам и наладчик, и слесарь, и электрик.

Взяла ее неожиданно для всех жена начальника гаража Большого дома Валентина Нечаева – один из лучших водителей завода, умелая, опытная, в своем роде аристократ: никаких ватников, шапок – кожаное пальто, кожаный берет – стиль старых питерских шоферов…

В народе не зря говорят: горе вымучит, горе выучит. Немало пришлось проглотить слез стажеру в недели, месяцы той суровой выучки. Въезд в подворотни «впритирку», узенькие переулки в районе почтамта, где Нечаева «муштровала» ученицу, остались в памяти на всю жизнь. Зато потом сколько раз выручала эта наука! Как-то на заводе им. Ленина, куда Дроздова приехала за грузом, перед воротами цеха выстроилось несколько машин. Грузили с перевалкой, ребята не могли въехать в цех. А она въехала! И с грузом «чисто» вывела машину во двор.

Кто из нынешних водителей «КамАЗов», «КрАЗов», «Татр» знает о «самоварах», дымивших по ленинградским улицам в блокадные дни и ночи, – малосильные, побитые, в чем держится «душа», эти полуторки и трехтонки, как и люди, выбиваясь из сил, поддерживали жизнь в осажденном городе.

Драгоценный бензин, без которого замерла бы техника на фронте, шел туда, где гремели бои, а здесь – два мешка чурок в кузов, и в рейс. Возили топливо, металл, перебрасывали детали с завода на завод и, конечно, доставка оружия, боеприпасов, вывоз подбитой техники с передовой, в основном орудий.

После снятия блокады вблизи города оставался северный фронт, где на Карельском перешейке вела бои 23-я армия. Это были уже иные времена: союзники наконец «раскачались», стала поступать техника. Перепало несколько «студебеккеров» и заводу Подъемно-транспортного оборудования.

Один из них достался Дроздовой. Мощная, высокой проходимости машина, «баранка» игрушечная, послушная девичьим рукам. Но бензин-то наш, разбавленный на складах ГСМ «умными» снабженцами.

Ночью, на зимней пустынной дороге между Всеволожском и Ленинградом (в кузове два разбитых орудия с передовой), двигатель заглох. Мороз под сорок, вокруг ни огонька, ни души. Глухое безлюдье прифронтовой полосы. Она не растерялась – за спиной были самые страшные месяцы первой блокадной зимы… Это была жестокая школа, где всему учила сама жизнь.

Не скоро появился грузовичок с бойцами в кузове. Непослушными от мороза губами едва выговорила: «Дерните…». – «А шофер-то где?» – разматывая трос, крикнул водитель, приняв ее за пассажирку. Завести «с ходу» не получилось, «студебеккер» отбуксировали к какому-то блиндажу, и пока местные шофера мудрили с чужеземным карбюратором, жиклером, ее согревали в блиндаже кипятком, растирали закоченевшие руки, ноги. От спирта отказалась. Вступив во взрослую жизнь, оказавшись в лихой шоферской среде, где шиком считалась папироска в углу губ, а после рейса, для «согрева» – «сотка», она дала клятву: табаком и спиртным себя не губить. И в том, что сейчас, в свои «за восемьдесят», Свобода Павловна полна энергии, сил и ее каждый день насыщен семейными, общественными делами, немалую роль сыграло твердое девичье решение вести здоровый образ жизни.

С американской машиной пришлось повозиться не раз – вся документация была на английском, и даже мама, знавшая три языка (немецкий, французский, латынь), ничем не могла помочь. Зато в рейсе, в уютной, теплой кабине, лучшего места для репетиций было не сыскать! Она распевала романсы, арии из опер и оперетт, фронтовые и «мирные» песни, учила стихи Берггольц, Симонова, Ахматовой, Есенина… После рабочего дня начиналась ее вторая смена – выступления артистов художественной самодеятельности по госпиталям.

Свое призвание артиста Свобода Павловна смогла осуществить в полной мере только после войны: и на профессиональной сцене, и в художественной самодеятельности, и в подростковых, детских клубах, у истоков которых она стояла в начале 60-х в Ленинграде.

Ребята – от подростков до малышни (есть среди них уже дети тех, кто сам когда-то прибегал в кружки к Свободе Павловне) – видят в ней Учителя: танцев, пения, декламации… Им трудно представить, как из ворот завода в морозную утреннюю тьму уходит грузовик с девчушкой-шофером в кабине, уходит к рубежам фронтового Ленинграда, туда, где днем и ночью гремит, сверкает война.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.