Славный город Улан-Батор

Славный город Улан-Батор

Становление монгольской столицы связано с первым главой буддистской церкви Монголии Дзанабазаром, известным под именем Ундургэгэн. Родившийся в семье крупного феодала, Дзанабазар по традициям того времени учился у лам и образование получил в домашних условиях. В 1639 году в местности Цагар-нур он был возведен на престол главы буддистской церкви, тогда же здесь были построены дворец и первое храмовое сооружение. Так возник город Урга.

Слово «Урга» русского происхождения, оно переделано из монгольского слова «орго», которое означает «дворец, ставка знатного человека». Сами же монголы называли город Их-Хурэ (или Богдо-хурэ) – большой, или святой курень. Урга в жизни монголов имеет особое значение, здесь живет религиозное чувство народа и сюда влечется душа его. В течение 140 лет Урга перекочевывала с места на место, пока окончательно не остановилась на берегу реки Толы – в огромной долине-чаше, которую окружают старые, с мягкими складками горы. Их вершины покрыты пихтами, соснами и кедровыми деревьями, а подножия и пологие скаты – сочными травами, цвет которых меняется в зависимости от времени года.

Ундур-гэгэн, хоть и не жил в монастыре Их-Хурэ, очень много сделал для его роста и лично руководил возведением первых храмов. Самым красивым из монастырских построек был храм Великого Спокойствия Калбы[55], который считался личной кумирней Богдо-гэгэна: он был выстроен рядом с его дворцом и обнесен общей с ним желтой оградой. Этот храм стоял на главной площади города, сверкая позолотой своей двухъярусной крыши, сплошь увешанной звенящими на ветру металлическими колокольчиками.

Великолепен был и храм Майдари-сум, крыша которого завершалась подчеркнуто монгольским куполом, расцвеченным орнаментом «халзан», как верх у степной юрты. В этом храме находилось громадное изваяние Майдари – монгольское произношение Майтреи, Будды грядущего. Медную статую Майдари, густо покрытую потом позолотой, отливали в Долоноре, так как считалось, что туда перенес Ундур-гэгэн свою мастерскую по художественному литью. Но когда этот бурхан по частям перевезли в Ургу и установили в деревянном храме, здание стало разрушаться. Ламы предположили, что Майдари не желает жить в кумирне китайской архитектуры. Тогда для великой святыни построили храм, стены которого были сложены из деревянных брусьев и имитировали кладку тибетских монастырей. Причем, как рассказывают, план и фасад кумирни начертил будто бы сам Ундур-гэгэн.

Майдари сидел посреди кумирни под балдахином: ноги его были поджаты, а руки благословляли. Перед ним стояли бронзовые курильницы и высокие красные 4-угольные свечи в подсвечниках, а в вазах – искусственные цветы священного лотоса. Из-под балдахина спускалось много длинных шелковых полос разного цвета. В верхней части кумирни были устроены хоры, идущие кругом, а от них шел ход в боковые отделения. Потолка в кумирне не было, и голова Майдари почти упиралась в крышу купола.

Вначале жителями Урги были в основном бедные монахи-ламы, число которых достигало 10 000 человек – более половины всего населения. Каждое лето в городе проводился цам – торжественное праздничное шествие. К Триумфальным воротам, которые стояли напротив храма Великого Спокойствия Калбы, вел очень широкий путь. По нему провозили «живого бога» – Богдо-гэгэна, который один только и мог пройти за эти священные ворота. По дороге к святыням площади Поклонений подползали богомольцы со специальными дощечками в руках: они отмечали 100 000 поклонений, что считалось особым благочестием.

На площадь Поклонений с западной стороны выходили все главные храмы Урги, а далее следовали храмы врачевания, астрологии и другие. Когда шествие лам заканчивалось, улицы города вновь погружались в безжизненную тишину, и тогда можно было встретить только паломников, переходящих из одной кумирни в другую. Все ламы и монахи давали обет безбрачия, поэтому женщин здесь никогда не было видно, кроме старух, которые заведовали хозяйством лам.

Ранние изображения монгольской столицы сделал петербургский художник А. Мартынов. Это было в 1806 году, примерно через 30 лет после того, как город навсегда осел у подножия заповедной горы. В акварелях и офортах А. Мартынова нет и намека на то, что город еще только начинается: нет, он был сложен сразу! Четкая планировка кочевого города нашла свое отражение и в монгольском названии столицы – Их-Хурэ, что означает «большой круг». Еще с древности кольцо юрт живой крепостью защищало юрту предводителя от набегов врага в открытой степи. И до нашего времени сохранилась в монгольской архитектуре традиционная планировка кочевых городов-ставок.

Некоторые исследователи полагали, что Урга была лишь религиозным центром, жила только религией и религиозными праздниками. Однако со временем бывшая кочевая ставка главы буддистской церкви превратилась в главный политический и культурно-религиозный центр страны. Здесь же развивалась и самобытная монгольская культура, здесь действовали церковные школы, в которых мальчики с детства обучались монгольской и тибетской письменности, чтению, религиозным ритуалам и этикету. Дореволюционная Урга была центром книгоиздания Монголии, здесь трудились выдающиеся ученые – Дандар-аграмба, Шишэ-габчжи, Ш. Дамдин и другие.

Издали Урга привлекала блестящими на солнце золотыми конусообразными куполами кумирен и черепичными крышами зданий. Маленькие домики, разбросанные по всему городу, густо прилеплялись друг к другу. Улицы и переулки были образованы сплошными кирпичными или глиняными стенами с калитками в них. Само жилье строилось внутри двора и было закрыто от улиц. Здесь селились мелкий чиновный люд, крестьяне-бедняки, перебравшиеся в Ургу в поисках хлеба насущного, и торговцы. Между духовенством и купцами временами начиналась борьба, так как, согласно ламским законам, торговые поселения не должны располагаться от монастырей ближе слышимости человеческого голоса. Когда в начале XIX века торговые лавки и базары подступили к стенам монастырей, ламы обратились в Пекин с петицией, а резиденция пятого Богдо-гэгэна даже откочевала с главными храмами в монастырь, расположенный на северо-западе долины.

Борьба эта привела к обособлению трех частей города: в одной находился монастырь главы ламаистской церкви, в другой части располагался монастырь Гандан, где находились храмы и жили монахи, третью часть составлял торговый район Маймачэн, который жил по своим особым законам. По вечерам закрывались все его ворота, и не каждый мог попасть в эту часть города.

Тяжба тянулась несколько десятилетий, а потом ламы уступили. Впоследствии в Урге появились торговые слободы китайцев, русских, американцев.

До конца XIX века вид Урги был довольно неприглядным. Русский ученый В.А. Обручев писал: «Улицы не мощеные, покрытые всякими отбросами, как и базарная площадь. Население все помои и отбросы выносило на улицу, и только обилие бродячих собак, игравших роль санитаров, предохраняло улицы от окончательного загрязнения. Множество нищих в грязных лохмотьях, выставлявших напоказ всякие язва и уродства, бродивших по улицам или сидевших у входа во дворы храмов и общежитий, составляло также неприятную особенность монгольского города».

В 1911 году, когда была свергнута власть Цинской династии и образовалось феодально-теократическое государство во главе с Богдо-гэгэном, Урга стала столицей страны. А еще через 10 лет части Красной Армии и монгольские революционные войска изгнали из города барона Унгерна, и в ноябре 1924 года Великий монгольский хурал переименовал город в Улан-Батор – «Красный Богатырь».

Районы прежней Урги поглотило современное строительство, и атмосфера старого города сохранилась только в районе бывшего монастыря Гандэн. Полное его название – Гандэнтэгченлин – Большой Монастырь Полной Радости. В дореволюционной Монголии было несколько монастырей с таким названием, но ургинский, где обучались богословию, был известен далеко за пределами страны. На его факультетах монахи изучали «сущность мудрости», и только здесь присуждались ученые звания философам, врачам, астрологам, заклинателям и т. д.

Сегодня на окраине Гандэна высится телебашня, и это единственный район в монгольской столице, где сохранились не только колорит, но и классическая национальная планировка кочевой столицы «хурэ» – «кругом». Здесь присутствует привлекательная провинциальная уютность старого деревянно-войлочного города: за серым частоколом заборов, в чистых дворах, в 1–2 юртах живут городские монголы. Юрты поставлены постоянно, до постройки здесь многоэтажных домов.

Отдельно в Гандане, за высокой собственной оградой, стоит храм Мижид Ченрези – последнее буддистское сооружение Монголии. Посвященный милосердному богу Авалокитешваре (по-монгольски – Ченрези), он является самым высоким в истории монгольского зодчества храмом, высота его достигает 42 метров.

Прежде в храме стояла огромная фигура Ченрези, которого всегда изображали молодым принцем: цвет его тела был бел и чист, как цветок священного лотоса, голова украшалась диадемой, а руки и ноги – драгоценными браслетами[56]. Внутри храмового здания нет потолков, а во всю его высоту поднимаются колонны из мощных стволов лиственниц, покрытые красным лаком.

Жители Улан-Батора, как и жители других городов мира, с ревнивой нежностью относятся к своей столице. Дома, улицы, камни мостовой, памятники, седые тополя – все дорого сердцу монгола, потому что эти свидетели минувших событий могут многое рассказать. На одной из окраин города, например, неприметно расположился старый бревенчатый домик с большими окнами на солнечной стороне: в нем в 1930-е годы жил поэт Д. Нацагдорж – основоположник современной монгольской литературы.

Особенно трепетное отношение испытывают монголы к священной горе Богдо-ула. С нее начинается Улан-Батор, она дорога сердцу каждого, без нее немыслимо ни прошлое, ни настоящее, ни будущее города. Гору сравнивают с изумительной ювелирной оправой, без которой не засиял бы ни один драгоценный камень. В старой Монголии Богдо-ула, после Богдо-гэгэна, была второй святыней столицы. Обойти ее вокруг или даже объехать верхом, а это более 100 километров, означало для ламаиста искупить тяжкие грехи.

Древняя легенда рассказывает, что гора спасла Темучина, укрыв его от врагов. И став Чингисханом, он повелел почитать ее. Монголы верили, что где-то на вершине горы спрятаны доспехи и оружие великого хана. Во время маньчжурского правления в Монголии они писали императору в Пекин, что возле Богдо-улы Чингисхан и родился.

Император, конечно, не поверил в это, но разрешил дважды в год делать торжественные жертвоприношения и сам присылал богатые дары. Специальная охрана следила, чтобы никто не охотился в горных лесах и не рубил здесь деревья. В прежние времена даже запрещалось казнить преступника в том месте, откуда бы он мог видеть священную гору.

Пожертвований горе было так много, что ламы создали специальное хозяйство святой Богдо-улы, в табунах которого паслись тысячи подаренных лошадей.