Глава VI Олег и Давид Святославичи (1076–1123)

Глава VI

Олег и Давид Святославичи (1076–1123)

Теперь пред нами открывается самый интересный период истории Северской земли. Он наполнен борьбой двух личностей, выдающихся своими способностями, энергией и развитием. Это Олег Святославич и Владимир Всеволодович. Имя Олега соединяется у нас обыкновенно с понятием о тех усобицах и смутах, которыми так богат домонгольский период русской истории. В числе других личностей и Олег Гореславич, как называет его «Слово о полку Игореве», является одним из зачинщиков беспорядков, одним из самых неугомонных князей, наносивших столько зла Русской земле. Его заслоняет почти идеализированная личность Владимира Всеволодовича Мономаха, этого «труженика за землю Русскую», и своим блеском заставляет еще более темнеть пред собой личность Олега, своего упорного врага.

Такое почитание личности Мономаха произошло путем взгляда на историю как на собрание исторических фактов, взятых отдельно один от другого, вследствие чего оценка каждого из событий делалась только на основании самого же события без отношения его к другим событиям, без определения причин и следствий данного факта, на основании которых только и может быть составлен верный приговор каждого из действующих лиц. Походы Мономаха на половцев, взятые как отдельный факт, кажутся большой заслугой пред Русской землей, а поставьте их в ряду с последующими и предыдущими событиями, то окажется, что эта борьба с половцами, затеянная Мономахом, получит другой смысл. Мы еще будем говорить о них в своем месте. Точно так же, когда мы знаем уже историю Северской земли до 1076 г., следующий период покажется нам в другом виде, чем он обыкновенно выставляется, в особенности если припомнить, что предыдущий период, вытекший из изгойства, привел к возобновлению вражды между Черниговом и Киевом.

По смерти Святослава Ярославича в Киеве восторжествовала партия, враждебная Чернигову, и снова был принят Изяслав, явившийся в Киев с польским королем, который теперь без всякого опасения мог исполнить приказ его святейшества и обогатить себя на счет Киевской области. Всеволод без борьбы уступил ему Киев, а взял себе Чернигов. Таким образом опять повторялось применение изгойства к сыновьям умершего князя. Нельзя сомневаться, что главным виновником объявления сыновей Святослава изгоями был киевский князь, который мстил за изгнание свое из Киева, а Всеволод в этом случае видел свои личные выгоды.

В то время, когда Святослав Ярославич сделался киевским князем в 1073 г., Олег, старший его сын после Глеба, был им посажен на Волыни, во Владимире, Роман, как уже мы знаем, сидел в Тмутаракани, Глеб сидел в Новгороде, Ярослав, как можно предполагать, в Муроме, с которым он выдержал упорную борьбу; неизвестно, где был Давид; впоследствии мы находим его в Новгороде²³³. Теперь Олег был выведен из Владимира и должен был жить у своего дяди, Всеволода, в Чернигове²³⁴, который по праву был его отчиной. Черниговцы поплатились за свое временное возвышение над Киевом: у них был чужой князь, с чужой дружиной, состоявшей частью из переяславцев, частью из киевлян, у которых должно было теперь сосредоточиться все управление Черниговской областью. Понятно, что они также относились к подчиненной области, как недавно черниговцы хозяйничали в Киеве. Лишь только умер Святослав, Чернигов начал действовать, отлично зная, что ожидает его с переменой обстоятельств. Он вошел в сношения с изгоем, Борисом Вячеславичем, которого Святослав посадил в Вышгороде и таким образом привлек на свою сторону, и последний явился в Чернигов еще во время похода Всеволода на Волынь, в 1077 г., 4 мая²³⁵. Пробывши здесь восемь дней и, вероятно, убедившись, что собственными силами черниговцы ничего не сделают, он бежал в Тмутаракань, к Роману²³⁶. Олег не долго прожил в Чернигове, несмотря на старание Мономаха подделаться к нему угощениями на красном дворе²³⁷. Недаром Олег раньше жил близко с Владимиром: он прекрасно понимал эту идеальную личность. 10 апреля 1078 г. Олег Святославич бежал в Тмутаракань²³⁸.

Таким образом, Святославичи стали в грозное положение: три энергические личности, Олег, Роман и Борис, были в Тмутаракани; Глеб еще был у новгородцев, которые не отпустили его от себя даже после смерти Святослава, несмотря на то что остальные Святославичи были признаны изгоями.

Глеб располагал к себе своей энергией, своим кротким характером, самою своею наружностью²³⁹. При нем партия Порея и Вышаты, партия независимости Новгорода, должна была пользоваться силою и поэтому дорожила им. Имея в руках Новгород и Тмутаракань, Святославичи были крайне опасными врагами Всеволода и Изяслава: материальные средства, которые могли быть почерпнуты из Новгорода и Тмутаракани, личная энергия, популярность их и поддержка Северской земли и новгородцев, которым предстояло или держаться Святославичей, или снова подчиниться Киеву, – все это давало им огромную силу. Но случай ослабил опасность для Всеволода и Изяслава: Глеб Святославич был убит у еми, финского народца, жившего по берегам Финского залива и Невы. Тело его было привезено в Чернигов и 23 июля похоронено за Спасским собором²⁴⁰.

Бывшая в Новгороде киевская партия тотчас же дала знать об этом в Киев, и противники Чернигова, во главе которых стоял прп. Никита, стали торопить Изяслава послать в Новгород своего сына, Святополка²⁴¹. Новгородцы, не будучи в состоянии получить в данный момент поддержки от Святославичей, принуждены были признать зависимость свою от Киева; партия противников Чернигова торжествовала.

Потерявши Новгород, Святославичи не оставили борьбы. В августе месяце Борис и Олег, нанявши половцев на средства, собранные в Тмутаракани, набравши дружину, явились в Черниговскую область. Роман остался в Тмутаракани. Всеволод выступил против них, и на реке Сожице 25 августа произошла битва. Победа осталась на стороне князей-изгоев. Борис и Олег заняли Чернигов. Всеволод бежал к Изяславу в Киев²⁴².

Черниговцы, принявши своего князя, решились защищаться. Ждать пришлось не долго. Изяслав и Всеволод с Ярополком и Владимиром подступили к Чернигову. Черниговцы заперлись и на предложение сдаться отвечали отказом. Тогда Владимир повел приступ на восточные ворота, со стороны Стрижня. Ворота были взяты; войска Владимира ворвались в передний город и зажгли его. Жители бросились во внутренний город и решились в нем защищаться²⁴³. Если легко было взять посад, то захватить детинец было гораздо труднее. Между тем Олег и Борис действовали: не желая подвергать город разорению, они вышли из него с дружиной в другие ворота, так как обложить город со всех сторон было не по силам осаждавшим. Они отошли к югу, вероятно, подкрепили себя новыми ополчениями и двинулись на освобождение города. Узнав об этом, Изяслав и Всеволод сняли осаду и в боевом порядке пошли на Олега и Бориса. Встреча произошла на Нежатиной Ниве²⁴⁴. Олег стал убеждать Бориса вступить с врагами в переговоры, видя, что ему не справиться с силами четырех князей, но Борис Вячеславич решил дать битву. При самом ее начале он был убит. Несмотря затем на смерть Изяслава, после упорного боя Олег был разбит и с небольшой дружиной бежал к брату в Тмутаракань²⁴⁵. Это поражение Татищев²⁴⁶ объясняет тем, что Олег и Борис не успели соединиться с половцами, но мне кажется, что если бы изгои ожидали половцев, то они не двинулись бы на осаждавших раньше прибытия к ним их союзников. Вернее, что Олег и Борис просто ошиблись в своем стратегическом плане. Они предполагали, что против них двинется только часть осаждавших, а другая будет продолжать осаду Чернигова. Тогда они легко разбили бы поодиночке войска противников. Этим и объясняются слова Олега: «Против четырех князей мы не можем драться». Как бы то ни было, черниговцы со своими князьями на первый раз проиграли дело. Последствия для них были очень тяжелые. Всеволод после смерти Изяслава занял киевский стол, «переемь всю власть Русскую»²⁴⁷. В этих словах летописи заключается выражение смысла всей деятельности Всеволода и его сына Мономаха. «Действия Мономаха, – говорит г. Лашнюков, – очень похожи на политику Ивана III, который также не нарушал старины, уважал обычаи века и между тем являлся грозным самодержавцем на великокняжеском престоле; в правительственной деятельности Мономаха под патриархальными формами нельзя не видеть зародышей самодержавия»²⁴⁸. Теперь Всеволод оставался один князем всей Руси. Из только что приведенного, верно схваченного характера политики этого князя видно, что независимость областей была в большой опасности: они должны были сделаться не больше как провинциями Киевского княжества. В главных городах двух самых сильных областей, в Чернигове и Владимире-Волынском, были посажены сыновья великого князя Киевского. В Новгороде сидел Святополк, один из Изяславичей, которые неспособны были на оппозицию, а потому опасаться его киевскому князю не было причины. Для Чернигова возвратилась теперь эпоха княжения Владимира и Ярослава, когда Северская земля была окончательно подчинена Киеву. Если по отношению к другим областям централизационная политика Всеволода льстила самолюбию полян, то тем более им было приятно торжество над Черниговом. Чем упорней отстаивали черниговцы свою независимость, тем сильнее должны были опасаться его киевляне. Недаром Всеволод посадил в Северскую землю Мономаха, самого хитрого и расторопного из князей своего семейства.

Между тем изгои в Тмутаракани не переставали действовать. Они опять наняли половцев, и в 1079 г. Роман Святославич явился к границам Переяславского княжества и стал у реки Воина. Всеволод вышел к нему и ожидал его у Переяславля²⁴⁹. Но еще раньше киевский князь вошел в сношение с греками, для которых было очень неприятно соседство таких энергичных людей, как Святославичи, и греческий император с русским князем решили действовать на пользу друг друга. «Если, – говорит г. Лашнюков, – русские князья-изгои были опасны для (греческой) империи, то еще более были они опасны для Всеволода, и потому очень вероятно, что Всеволод в этом случае действовал заодно с греками»²⁵⁰. Дело до битвы не дошло: что не могло победить оружие, победили деньги. Всеволод заключил мир с половцами чрез надбавку платы, за которую их нанял Роман, причем, конечно, они обещали ему помочь отделаться от опасного врага. Они отступили вместе с Романом и 1 августа убили его. «И лежат его кости и до сих пор там (т. е. в степи), сына Святослава, внука Ярослава», – говорит летопись²⁵¹.

Олег, оставшийся в Тмутаракани, был в то же время схвачен хазарами и отвезен в Константинополь. Всеволод тотчас же прислал в Тмутаракань своего посадника, Ратибора²⁵². Очевидно, хазары, сославшие Олега, служили в его дружине: греческое золото сделало свое дело. Теперь и Тмутаракани пришлось испытать давно бывшую зависимость Киева. Уже с лишком пятьдесят лет Тмутаракань имела своих князей и стойко боролась за свою независимость – то с Киевом, то с Черниговом, то опять с Киевом за самостоятельность своей родной земли.

Ни одна область не оказала столько услуг Чернигову, как Тмутаракань. Теперь у него не было своих князей, нельзя было организоваться сопротивлению. Целый год тмутараканцы были под управлением посадника киевского князя, но, как видно, это время не прошло даром, потому что в 1081 г. к ним бежали изгои, Давид Игоревич и сын некогда бывшего у них князем отравленного Ростислава, Володарь. Они схватили Ратибора и восстановили независимость Тмутаракани²⁵³. Между тем Олег жил в Греции. Он из Константинополя был отправлен на остров Родос²⁵⁴, где и провел три года. В 1083 г. он снова явился в Тмутаракани²⁵⁵. Неизвестно, каким образом ему удалось освободиться из своего заключения. Ссылка на Родос явно показывает, что его хотели держать покрепче. Не выкупили ли черниговцы и тмутараканцы своего князя? Летопись не говорит, что он бежал из места ссылки, а «пришел», следовательно, явился в Тмутаракань открыто.

Явившись неожиданно в своем княжестве, Олег отпустил Давида и Володаря назад на Русь и постарался обезопасить себя на другой раз от возможности быть преданным, казнивши тех хазаров, которые сделали заговор против него и его брата²⁵⁶. Занявши Тмутаракань, он, однако, не мог быстро предпринять что-нибудь против киевского князя. Можно предполагать, что силы Тмутаракани были очень истощены, и потому бороться теперь со своими врагами Олегу было трудно. Все время от 1083 г. до 1093, т. е. целое десятилетие, пошло на приготовление к новой борьбе. Может быть, силы Олега Святославича поправились гораздо скорее, чем в десять лет, но он не уступал в политике своим опытным противникам и ожидал удобного случая. Между тем другие князья-изгои не прекращали борьбы, отчего Русская земля терпела большие несчастья. Централизационная политика Всеволода и его сына Мономаха не принимала в расчет этих бедствий для достижения своих целей. Пользуясь постоянными смутами, кочевники начинают страшно теснить границы Руси и прорываются даже в глубь Северской земли. В этот промежуток времени они разграбили и разорили весь Стародуб и по Десне до Новгород-Северска²⁵⁷. Напрасно Мономах разбивал отряды кочевников и брал в плен их князей, они являлись то внутри Черниговской области и Переяславского княжества, то на их границах. Для успешного действия против них киевский князь нанимал также половцев, чему помогало дробление их на множество колен²⁵⁸. Но это средство приносило едва ли не более вреда, чем пользы: нанятые кочевники одинаково грабили Русь, как и их братья, нападающие.

К бедствиям от половцев присоединились и другие невзгоды для Северской земли. Воспользовавшись слабостью ее, болгары в 1088 г. взяли Муром, центр северо-восточной торговли северян. Сверх этого началось движение у одного из племен, входивших в состав Черниговского удела: поднялись вятичи. Мы уже говорили об отношениях между северянами и этим племенем²⁵⁹. Но со времени Святослава Ярославина обстоятельства, вероятно, переменяются. Можно предположить, что при нем началось усиленное подчиняющее движение в землю вятичей, выразившееся укреплением верховьев Десны. Нет ничего невероятного, что в это же время начались усиленные попытки распространения христианства у этого племени. Пользуясь слабостью Чернигова, вятичи поднялись. Во главе их стали две, как можно думать, энергические личности – Ходот и его сын – и в продолжение почти двух лет боролись за независимость своей земли против притязаний Чернигова. Только после двух зимних походов Мономаху удалось сломить силу этого племени и снова подчинить его черниговскому князю²⁶⁰.

Пока черниговский удел ослабевал, Олег Святославич в далекой Тмутаракани зорко следил за событиями. В 1093 г. умер киевский князь Всеволод. Мономаху очень хотелось сесть на киевский стол, но он поступил гораздо хитрее. Зная неспособность Изяславичей, он призывает в Киев старшего из них, Святополка, сидевшего в Новгороде, и благодаря этому приобретает полную свободу заправлять всеми делами Руси, сохраняя за собою мнение менее дальновидных своих современников как о бескорыстном деятеле на пользу родной земли. «Но, – говорит Лашнюков, – при общем уважении люди более дальновидные не доверяли ему, Олег Святославич и Ростиславичи (сыновья отравленного), люди далеко не дюжинные, не разделяли общего доверия к Мономаху»²⁶¹.

Между тем нападения половцев не прекращались. В том же году Святополк и Владимир наголову были разбиты под Треполем. Момент был самый удобный, и в 1094 г. Олег Святославич явился из Тмутаракани с наемными половцами под Черниговом²⁶². Восемь дней защищался Владимир, но принужден был уступить Олегу «отца его место», по собственному выражению Мономаха²⁶³. Так он говорит в своем поучении к детям, в котором, может быть, невольно высказал свою неправоту. Во время осады Олег приказал половцам разграбить окрестные монастыри, которые, вероятно, стояли на стороне Мономаха, но запретил трогать удаляющегося князя только со ста человеками дружины, когда бы он мог уничтожить его по своему желанию²⁶⁴. Мономах отправился в Переяславль, уступив усилиям своего энергического противника, но и тут он не упустил случая выставить факт в другом виде. Не будучи в состоянии удерживать города далее, он объясняет свою задачу тем, что ему жалко христианских душ и сел горящих и монастырей. Может быть, и нашлись некоторые из его современников, которые поверили ему, но для нас кажутся не стоящими доверия эти слова в устах того самого Мономаха, который, взявши Минск, по его собственному выражению, не оставил в нем ни челядина, ни скотины²⁶⁵, когда это нужно было для его целей.

Итак, черниговцы восстановили свою независимость, но дорого им пришлось купить ее. Муром был во власти болгар; вся Северская земля была разграблена половцами; вятичи стояли в натянутых отношениях к Чернигову. Олегу Святославичу приходилось загладить и исправить все бедствия, обрушившиеся на черниговский удел. Летописи умалчивают об этой его деятельности, и понятно почему. Мы не имеем черниговской летописи, а принуждены пользоваться теми известиями, которые нам сообщает киевская, враждебная Северской земле и поэтому мало интересовавшаяся внутренними делами черниговского удела. Несмотря на это, можно видеть, что Олег Святославич энергически принялся за устройство своей области. Уже в 1095 г. мы находим его посадников в Муроме²⁶⁶, что указывает на возвращение его от болгар. Мы, может быть, не сделаем ошибки, если деятельности этого князя припишем также установление тех отношений, которые существовали позднее между вятичами и черниговскими князьями. Мы увидим их в следующей главе. Скажем только, что вече в земле вятичей пользовалось большим значением.

Но самое первое и большее зло приходилось терпеть населению от половцев, и с этой стороны Олег Святославич начал действовать с полным пониманием характера врагов, с которыми он имел дело. Его деятельность в этом отношении должна была принести несомненную пользу Северской земле, более чем все знаменитые походы Мономаха, но она дала возможность последнему снова придраться к Олегу.

Чтобы понять ход событий последующей эпохи, мы должны воротиться несколько назад и взглянуть, что происходило в это время на юго-восточных границах Северской земли.

Мы видели, что население Подонья, теснимое кочевниками, сгруппировалось в бассейне Донца, вниз по его течению, до соляных озер, в городках и образовало потом, благодаря известным обстоятельствам, особого рода корпорацию, известную в летописи под названием бродников. Еще раньше этого постоянные сношения с греками, хазарами и другими соседними народами произвели смешанное население Тмутаракани, теперь постоянная борьба с половцами сблизила русское население Подонья с кочевниками. Нет никакого сомнения, что половцы поддавались культурному влиянию Руси. Их постоянные походы внутрь Русской земли, а еще более частая служба у русских князей знакомили их с жизнью и обстановкой Руси и действовали на них в культурном отношении. Сами князья должны были стремиться к тому, чтобы это влияние не пропадало даром. С этой целью они вступают в браки с половецкими княжнами, приближают к себе половецких князей. Мы впоследствии встречаем половцев, которых летопись называет по имени и отчеству и иногда с христианскими именами. Но если таково было влияние с одной стороны, то не менее сильно оно должно было оказываться и с другой; отличие состояло только в том, что последнее действовало главным образом на ту часть славянского населения, которому приходилось постоянно лицом к лицу сталкиваться с половцами, т. е. на население юго-восточных окраин Северской земли. Тут-то и происходил действительный и сильный культурный обмен.

Мы знаем, что половцы не строили своих городов, но, однако же, несомненно, что они владели городками и жили в них. Самый этот факт есть следствие влияния соседнего оседлого населения. Захватывая городки, половцы, однако, не выгоняли его обитателей, а селились вместе. Так мы видим Шарукань, принадлежавший половцам, но с христианским населением. Очевидно, оно было смешанное. Оставшиеся в городах половцы принимали и обычаи, и частью верования коренного населения, но и сами давали ему свое. Половцы в военном отношении превосходили местное оседлое население, которое для успешной борьбы с кочевниками должно было само принять их военную тактику, а вместе с нею и часть их обычаев, привычек, а пожалуй, и верований. В то время как центральное славянское население под влиянием борьбы с соседями все более и более вдавалось в консерватизм, окраинное население теряло его и усваивало более свободные нравы и обычаи. Благодаря этому первое должно было смотреть на последних свысока, а последние должны были стать в оппозицию к первым. Началась рознь. Вот почему мы или совсем не встречаем, или очень мало находим известий о бродниках, да и те проникнуты неприязнью. Для летописца, особенно киевлянина, Русь простиралась только до «шеломяни», а что было дальше, то причислялось уже к врагам, хотя там и было славянское население: ведь оно более индифферентно относилось к тому, что летописец считал для себя священным. Между тем бродники служили лучшим оплотом против кочевников для Северской земли, не только как прекрасно усвоившие себе тактику борьбы с ними, но и влияя на них в культурном отношении.

Когда двигались на кочевников соединенные силы всех князей, то и тогда они не уступали стройным ополчениям на поле битвы. Но такие походы были сопряжены с большими трудностями, да и не всегда увенчивались успехом. Предпринимаясь для того, чтобы обезопасить Русь от дальнейших нападений половцев, они имели, можно сказать, всегда обратные следствия. Чтобы нагляднее убедиться в этом, сделаем краткий обзор столкновений Руси с половцами в период между 1095 и 1113 гг.

В 1095 г. половецкие князья, Итларь и Китан, пришли в Переяславль заключить мир, и Владимир Мономах приказал перебить их²⁶⁷.

Нечего и говорить, что половцы справедливо были раздражены, и в 1096 г. князь Куря напал на Киев и Переяславль²⁶⁸.

В 1101 г. половцы заключили вторично мир с русскими²⁶⁹, но в 1103 г. без всякого повода со стороны первых мир был нарушен последними²⁷⁰.

Благодаря этому в 1105 г. Боняк явился у Заруба²⁷¹. В 1106 г. половцы грабили у Заречска²⁷². В 1107 г. Боняк и Шарукань грабили у Переяславля²⁷³.

Вследствие этого с 1109 по 1111 г. предпринимаются Мономахом знаменитые походы в глубь степей²⁷⁴; но следствием своим они имели то, что в 1113-м половцы грабили у Выря²⁷⁵.

Из этого краткого обзора можно видеть, что так вести борьбу, как это делалось в данное время, было совершенно нецелесообразно. Нельзя предполагать, чтобы Мономах не понимал бесполезности такого рода походов. Вернее и более согласно с последующим ходом событий предположить, что они предпринимались им совершенно с другой целью, хотя и прикрывались необходимостью защищать население от набегов. Только постепенная колонизация в глубь степей могла принести пользу, и Северская земля в этом случае имела большое преимущество пред другими областями, потому что у нее был хороший исходный пункт для колонизации, именно поселения бродников. Не нарушая дружественных отношений с последними, не раздражая половцев, северские князья могли рассчитывать на спокойствие своей области. Начиная с Олега забота об этом становится главной руководящей нитью их политики, за исключением двух-трех случаев. С этой целью они (собственно новгород-северские князья) отказываются от вмешательства в дела других князей и стараются удержать черниговских князей от притязания на Киев. Мы увидим, что между половцами и черниговско-северскими князьями установились особенные отношения. Это произошло, конечно, благодаря известному ходу событий, но также и вследствие политики северских князей по отношению половцев. Начало этой политике положил Олег Святославич. Казалось, теперь, когда права князей северских были восстановлены благодаря энергии Олега, можно было ожидать спокойствия, необходимого для приведения в порядок внутренних дел. Князьям нужно было обратиться совокупными силами на общих врагов – половцев. Самый верный и целесообразный образ действия состоял в постепенной колонизации, в расширении культурного влияния мирным путем, – путем сближения с ними, употребляя оборонительный, а не наступательный способ войны. Так думал Олег Святославич, как показывают дальнейшие события, но не так думал Мономах. Проиграв открытое дело с Олегом, он решился действовать против него другим путем.

Как ни были бесплодны походы против половцев, но дурные последствия их испытывало, главным образом, пограничное или ближайшее к границам население; на долю же внутренних областей оставалась дорого купленная слава, приятно действовавшая на национальное самолюбие. Главный деятель этих предприятий должен был приобретать расположение этой части населения, возраставшее благодаря искусной политике его по отношению других дел. Этого-то Мономах и добивался. Отлично понимая, что Олег Святославич не будет сторонником такой борьбы против половцев, Владимир Всеволодович решился действовать против него с этой стороны.

В 1095 г. половецкие князья, Итларь и Китан, явились для заключения мира в Переяславль, к Владимиру Мономаху. Последний допустил перебить их и таким образом нарушил самое священное из прав, – право международное. Перебивши князей, Святополк Изяславич и Мономах напали на половцев и в то же время отправили посла требовать участия Олега в походе²⁷⁶.

Между тем еще раньше последний взял к себе сына князя Итларя, как можно судить, на воспитание²⁷⁷.

Зная последствия затеянного дела и не желая, однако, навлекать на себя неудовольствия, Олег двинулся, но не соединился с Мономахом, а пошел другим путем, так что не участвовал в разграблении половецких веж. Предлог пристать к Олегу нашелся, но Мономах повел дело дальше. Возвратившись в Киев, Святополк и Мономах послали сказать Олегу, чтобы он или выдал им Итларевича, или сам убил его: «то есть ворогъ нама и Русьской земле»²⁷⁸ – представлялось как аргумент. Олег не исполнил ни того, ни другого. Насколько в этом можно видеть рыцарский поступок, настолько же тут является и хитро рассчитанный план: сохраняя дружбу со своими старыми союзниками, давая этим самым безопасность своей области и усиливая влияние свое на половцев, он ставил их против Мономаха и Святополка. Олег как будто оставался в стороне от всякой политики.

Между тем Давид Святославич, сидевший в Новгороде, неожиданно двинулся оттуда к Смоленску. Воспользовавшись этим, сын Мономаха, Мстислав, явился в Новгороде и, напугав новгородцев властолюбием и силой Олега, заставил принять себя князем²⁷⁹, а Давиду было послано лаконическое: «Не ходи к нам»²⁸⁰.

Потеря Новгорода имела важное значение для черниговских князей; Мономах теперь получал еще большую силу. Отношения все более становились натянутыми. Предлог открыто пристать к Олегу уже был: на основании обвинения в участии с врагами можно было объявить Олега изгоем и снова захватить его область. Но, зная, что Олег уступит только после упорной борьбы, Мономах решился ослабить его внутри его собственной области. Он приказал своему сыну Изяславу, бывшему в Курске, двинуться к Мурому²⁸¹. Тут опять всплыла прежняя политика черниговских князей в отношении Мурома, и муромцы, выдавши посадника Олега, приняли Изяслава²⁸². Это было в конце 1095 г.

В 1096 г. Святополк и Владимир открыто потребовали Олега на суд в Киев «пред епископами и игуменами, пред боярами и горожанами»²⁸³. Призывая черниговского князя в Киев, на суд пред киевлянами, Мономах поднимал значение этого города и льстил самолюбию его населения. «Мог ли, – говорит г. Соловьев, – Олег ехать, когда знал настроение против себя»²⁸⁴. Он отказался. Летописец, полянин, укоряет Олега за то, что он послушал в этом случае «злых советников»²⁸⁵. Эти «злые советники» были черниговские бояре, а за ними стояло население всей Северской земли. Думать, что народ в этих распрях не принимал никакого участия, было бы больше чем поверхностно. Оборона черниговцев против Всеволода, борьба тмутараканцев, последний намек летописи, затем вся последующая история северян убеждают нас в противном.

Несмотря на то что Олег был сильно ослаблен, что все шансы на успех были в руках его врага, Мономаха, он выдержал борьбу и заставил своих неприятелей отказаться от многих притязаний. Этот успех можно объяснить только поддержкой, которую Олег находил в самой Северской земле: за изгойством Олега должно было следовать снова подчинение Чернигова Киеву… Вот почему, когда Мономах и Святополк, вслед за отказом Олега явиться на суд в Киев, двинулись на Чернигов, и Олег принужден был бежать из него, Стародуб принял своего князя и решился защищаться. 3 мая Олег бежал из Чернигова²⁸⁶, и почти с того же дня началась осада Стародуба. Тридцать три дня отбивались стародубцы от врагов и наконец стали ослабевать, но старые союзники Олега Святославича не дремали: Боняк напал на Киев и сжег княжеский дворец на Берестовом; 24 мая Куря напал на Переяславское княжество и сжег Устье; наконец, двинулся и осадил самый Переяславль тесть Святополка, Тугоркан. Это было 31 мая²⁸⁷. Когда известие об этом дошло до Стародуба, осаждавшие сделались податливей на мир, и Олег, воспользовавшись этим, вошел с ними в сношения. Главным условием было поставлено, чтобы Олег с братом своим, Давидом, явился на суд в Киев. Мир был утвержден крестным целованием²⁸⁸. Осаждавшие поспешили на выручку Переяславля. Между тем Олег Святославич решился не выполнять крестного целования и отправился к брату в Смоленск за помощью. Смоляне отказали ему в поддержке. Тогда он явился в Рязани²⁸⁹.

Неизвестно, что побудило затем смолян переменить свое решение, только они дали Олегу земское ополчение. С ним он двинулся к Мурому²⁹⁰, где сидел, как мы видели, Изяслав. Извещенный о приближении Олега, он послал собирать ополчения в Ростов, Суздаль, на Белоозеро. Медленное движение Олега дало ему возможность собрать значительные силы. Между тем Олег Святославич решился испытать здесь мирный путь и послал к Изяславу со словами: «Иди в волость отца своего, в Ростов: я хочу, сидя здесь, решить спор с твоим отцом, потому что он выгнал меня из города отца моего. Или ты и здесь не хочешь отдать мне моего хлеба?» Изяслав отказался исполнить столь мягко выраженное требование. Тогда Олег двинулся к Мурому, и пред городом 6 сентября произошла жаркая битва, в которой Изяслав был убит; оставшаяся часть его войска рассеялась в лес или бежала в город. Горожане приняли Олега²⁹¹, так как в Чернигове был в это время Мономах, но такая политика муромцев продолжалась недолго. Пленных суздальцев, ростовцев и белозерцев Олег заковал и быстро двинулся к Суздалю. План Олега состоял в том, чтобы, захвативши Ростовскую область и ослабивши таким образом своего противника, снова поднять в Новгороде черниговскую партию и возвратить его себе²⁹². Но тут он, под влиянием, может быть, личной мести к своему врагу, испортил дело тем, что, занявши Ростов, ограбил и разослал в ссылку многих из граждан²⁹³ и этим вооружил их против себя. Затем он посадил в Муромской и Ростовской области своих посадников и стал брать дань²⁹⁴.

Мстислав Владимирович, сидевший, как мы видели, в Новгороде, отправил к Олегу посла с требованием очистить Ростовскую область и идти в Муром. Олег отказался и стал ожидать Мстислава у Ростова. Передовым отрядом начальствовал младший брат его, Ярослав, по способностям далеко уступавший Олегу. Он, узнав о приближении новгородцев с Мстиславом, бежал к Олегу, а передовая стража была взята в плен. Олег приказал сжечь Суздаль и отступил к Мурому. Отсюда он послал к Мстиславу просить мира, приготовляясь напасть на него врасплох. Мстислав поддался на обман и распустил свое ополчение²⁹⁵. Тогда Олег неожиданно двинулся и стал на реке Клязьме. Как видно, он не думал вступать в битву, а предполагал, что застигнутый неожиданностью Мстислав отступит без бою. Промедление Олега опять повредило ему: Мстислав собрал в два дня белозерцев, ростовцев, новгородцев и заслонил город. Четыре дня стояли противники друг пред другом, не решаясь начать дело. Это дало возможность Мономаху прислать наемных половцев с младшим своим сыном, Вячеславом. Тогда началась битва. Олег дрался с Мстиславом, Ярослав с Вячеславом. Враги, воспользовавшись своей многочисленностью, зашли в тыл Олегу, и битва была проиграна²⁹⁶. Олег бежал в Муром и оставил там брата. Мстислав преследовал его и явился у Мурома. Муромцы заключили с ним мир, и Ярослав должен был также удалиться, не решившись выдержать осаду. Олег бросился в Рязань, но Мстислав явился и здесь, выгнал Олега, и рязанцы по примеру своего города заключили с ним мир²⁹⁷. Так Муромская земля сделала первую попытку окончательно оторваться от Чернигова.

Дело Олега было проиграно. Все средства для борьбы были на стороне его противника, между тем как Олег действовал один. Энергические братья его, Глеб, Роман, погибли еще раньше; оставшиеся в живых, Давид и Ярослав, не приносили ему никакой помощи. Первый, как мы увидим, был человек вялый, нерешительный, преданный набожности; второй не отличался храбростью и воинскими дарованиями. Еще раньше, нежели Олег был окончательно разбит, Давид в Смоленске заключил отдельный мир с Мономахом²⁹⁸ и затем совершенно подался влиянию последнего. С такими помощниками дальнейшая борьба была невозможна. Мономах видел, что его противник совершенно ослаблен, решился докончить начатую комедию и выставить себя вполне великодушным. Он пишет разбитому Олегу дружественное, по-видимому, письмо, в котором высказывает свое желание примириться с ним, сваливая при этом всю вину на Олега же, что он напал на Суздальскую область, что он не прислал к нему просить о мире²⁹⁹, забывая, что сам первый выгнал его из Чернигова. Это письмо в связи с обвинением Олега в сношении с врагами выставило последнего кругом виноватым для современного ему общества. Но если борьба была проиграна в том смысле, что Олег потерпел несколько раз поражение, что не успел возвратить Новгорода, то с другой стороны своей упорной борьбой он показал Мономаху всю опасность дальнейших притязаний, и прежде всего это выразилось в том, что для решения спора был избран Любеч в Северской земле, т. е. в волости Олега, а не в Киеве.

В 1097 г. князья съехались в Любеч, и было постановлено, чтобы каждый владел волостью своего отца³⁰⁰. Давид, Ярослав и Олег получили земли Северскую, Муромскую и Вятичскую, кроме того, им отдан был Курск со своею областью³⁰¹. Но Мономах все-таки постарался посадить в Чернигове неэнергичного, слабого Давида, а Олег должен был взять себе Новгород-Северск с его областью и Курск с Посемьем. С этих пор Северская земля разбилась на два отдельные княжества: собственно Черниговское, к которому примыкала и область вятичей, и Новгород-Северское с Курском. Ярослав, младший из братьев, получил в удел Муромскую область. Почти с этой поры последняя уже не принимает никакого участия в истории Северской земли и вскоре отделяется совершенно.

Таким образом, Любецкий сейм, по-видимому, положил основание мира, конец всем смутам: изгои были удовлетворены, Курская область возвращена Северской земле; но, с другой стороны, он положил новые зародыши, из которых развились новые неурядицы. Иначе решить дело Любецкий сейм не мог, а между тем несостоятельность его видна с первого взгляда. Она сказалась уже в 1097 г. для правой стороны Днепра; для Северской земли она обнаружилась несколько позже, после смерти Олега и Давида Святославичей. В то время как западная от Днепра половина Руси уже представляла из себя несколько отдельных княжеств, Северская земля была всегда под властью одного князя, что придавало последнему большую силу и делало его опасным для своих противников. Нечего говорить, что душой Любецкого сейма был Мономах, так как его главный противник был настолько ослаблен, что не мог уже восставать против его действий. Все, что вышло из этого сейма, было делом Мономаха. Уступая волость Святославичам, он, однако, постарался, чтобы она раздробилась на три княжества, чтобы она не была сгруппирована в одних руках. Для этого он настоял на том, чтобы Чернигов был отдан Давиду, хотя, по праву старшинства, он принадлежал Олегу. Отсюда уже вытекло само собою, что Олег должен был получить Новгород-Северск, потому что не захотел бы остаться без стола. Из этого нарушения старшинства, из дробления Северской земли на два княжества в соединении со старыми причинами вытекла целая новая эпоха, начавшаяся с 1127 г.

Итак, в Чернигове был посажен Давид. Обиженный Олег избрал своей резиденцией Новгород-Северск, значение которого мы уже видели. Историческая жизнь обоих княжеств сразу же пошла по двум различным путям: Олег стал продолжать начатую им раньше охранительную политику; Давид поддался совершенно влиянию Мономаха и ввел Чернигов в общую жизнь с остальной Русью. Это были намеченные пути еще раньше: их проложили для одной стороны связь Курска с подонским поселением, для другой – борьба Чернигова с Киевом за первенство.

В 1097 г. произошло ослепление Василька. Мономах прежде всего отправил звать Давида и Олега в Городец. Они были поражены и «начаша плакатися». Они быстро собрали ополчения и двинулись к Владимиру. Ставши у Городца, князья отправили послов к Святополку с требованием разъяснить дело³⁰². Интересно здесь оправдание, которое выставил Святополк: «Давид (Игоревич) мне сказал, что Василько убил моего брата, Ярополка, и хочет и меня убить и взять мои волости; что он заключил союз с Владимиром, чтобы он сел в Киеве, а Василько во Владимире³⁰³». Это обвинение против Мономаха было, как видно, не без основания, потому что он постарался замять дело, и Давид, вместо наказания, отделался только потерей одного города, да еще получил от Олега, Давида и Владимира денежное вознаграждение³⁰⁴. Так умел действовать Мономах.

Князья двинулись к Киеву. Святополк хотел бежать, но киевляне его не пустили и отправили послов к Владимиру просить о прекращении междоусобия. Князья согласились и потребовали только, чтобы Святополк лично отправился наказать Давида Игоревича³⁰⁵.

Мы не будем говорить о тех междоусобиях, которые последовали за этим: они прошли без всякого влияния на историческую жизнь Северской земли. Новгород-Северский князь, Олег, совершенно не принимал в них участия, и только Давид Святославич сначала участвовал сам, а потом посылал своего сына, Николая Святошу, с ополчением в помощь Святополку³⁰⁶. Только в конце 1097 г. и в начале 1098 г. Олег принял участие в двух сеймах, где был заключен окончательный мир³⁰⁷, хотя наказание Давида Игоревича совершилось только в 1100 г. на сейме в Уветичах. Наступил, наконец, давно необходимый мир. Половцы, узнавши о согласии князей, явились с просьбою заключить общий мирный договор. Их князья и русские, – Олег, Давид, Владимир, – съехались в 1101 г. у Сакова, и 15 сентября с обеих сторон были взяты заложники для обеспечения заключенного договора³⁰⁸. Явившись на общий мир с половцами, Олег Святославич этим начал свою прежнюю политику. В это время Мономах задумал свои знаменитые походы в глубь степей. Значение их мы уже видели, а потому нам вполне будет ясно, почему Олег не принимал в них участия. Наша летопись, никогда не пропускающая ни одного нападения половцев, в промежуток времени между 1101 и 1103 гг. не говорит о них вовсе, следовательно, нарушать мира с половцами не было никакой необходимости.

Когда Мономах отправил посла к Святославичам с приглашением участвовать в походе, «не здоровлю», – отвечал Олег³⁰⁹ и остался охранять только свою область. Давид не посмел отказать и послал свои ополчения. Мы не будем распространяться ни об этом первом походе, ни о последующих: они общеизвестны, а о последствиях их мы уже знаем. Почти ни в одном из них Олег не участвовал. Только в 1107 г. он с прочими князьями двинулся к Лубнам, и они прогнали половцев до Хорола. Старый хан половецкий, Шарукань, едва успел спастись бегством, хан Сугра был взят в плен.

Припомним, что именем этих двух ханов назывались два городка в области Донца. Может быть, этот поход Олега имеет связь с делами донецкого населения. Мы видим, что Олег не принимает участия в походе 1111 г., потому что он направлялся в область этих городков, и что население их не особенно дружелюбно встречает князей. Явившиеся затем бродники, как мы знаем, в 1147 г. становятся на сторону сына Олега, Святослава. Кроме того, этот поход имел другой результат. Владимир и Олег женили своих сыновей на половецких княжнах. Первый за Юрия взял Осеневу внучку, второй за

Святослава – Григреневу внучку. Впоследствии мы видим у северских князей крепкую связь с половецкими родственниками: Святослав Ольгович признает своих половецких дядей тогда даже, когда сам сделался новгород-северским князем. А так как половцы делились на много племен, то иметь между ними друзей было очень важно. Ни одно нападение половцев не проходило без наказания со стороны северских князей. Так, когда половцы в 1113 г. явились у Выря, Олег тотчас же соединился с Владимиром, и половцы были прогнаны³¹⁰.

Этим заканчивается деятельность Олега. В 1115 г. он еще участвовал в перенесении мощей св. Бориса и Глеба, а в августе этого года он умер и был похоронен в Чернигове, в Спасском соборе, рядом с своим отцом, Святославом³¹¹.

С его смертью не было ни одного князя, который бы мог стать против Мономаха. Сделавшись великим князем киевским, он теперь свободно управляет князьями по своему усмотрению. Идея великого князя как старшего брата-руководителя должна была уже давно исчезнуть; Мономах начал осуществлять новую идею великокняжеской власти в духе московского периода, когда все князья были не более как подручники одного, не идею федерации, а централизации. Действительно, кто были московские князья, как не преемники суздальских; а последние по крови – внуки и правнуки Мономаха.

Только одни чернигово-северские князья могли бы бороться с Мономахом, но Давид, не выказавший себя энергичным при Олеге, тем более не в состоянии был действовать один, лично. Его слабохарактерности обязан был Олег потерей Новгорода. Татищев прямо говорит, что Давид позволил Мономаху вывести себя из Новгорода и посадить в Смоленске и опомнился уже тогда, когда в Новгороде явился Мстислав³¹². В то же время он отдельно от Олега заключил с Владимиром мир. После разделения на два княжества он выказал еще более свою простоту, допустив Мономаха построить на Десне город Остер³¹³ и тем окончательно закрепить за Киевом нижнее течение этой главной в Северской области реки.

Вся его внешняя деятельность проходит в подчинении Мономаху и в исполнении его приказаний. Он то ходит с ним на полоцкого князя, Глеба³¹⁴, то посылает сына на половцев³¹⁵. Если в последнем факте является еще общерусский интерес, то его нет в первом: Глеб был не более как такой же враг личным стремлениям Мономаха, как и Олег.

Сделавшись черниговским князем, Давид обратился к набожности, памятником которой остался нам Борисо-Глебский собор, построенный им незадолго до смерти³¹⁶. Один из проповедников того времени оставил нам характеристику этого князя, которая вполне объясняет всю его историческую деятельность: «Давид Святославич ни с кем не заводил вражды, всякую вражду останавливал, несправедливости по отношению к себе переносил; не изменял слову, никого не обижал, никому не делал зла»³¹⁷.

Он умер в 1123 г. Место его занял муромский князь, Ярослав Святославич³¹⁸.

Смертью Давида закончилась эпоха борьбы Северской земли за свою независимость. Явились новые двигатели, вытекшие из только что рассказанных событий, которые дали характер новой эпохи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.